Принимаю горечь дня,

Как лекарственное средство.

На закуску у меня

Карамельный привкус детства.

С горечью знаком сполна —

Внутривенно и наружно.

Растворились в ней война,

И любовь, и страх, и дружба…

 

* * *

Выжить…

Отдать,

Получить,

Накормить.

Сделать…

Успеть,

Дотерпеть,

Не сорваться.

Жизни вибрирует тонкая нить,

Бьётся, как жилка на горле паяца.

 

Выжить,

Найти,

Не забыть,

Не предать…

Не заклинанье, не просьба, не мантра.

Завтра всё снова начнётся опять.

Это – всего лишь заданье на завтра.

 

* * *

Где-то на окраине тревог,

Где живут бегущие по кругу,

Вечность перепутала порог,

И в глаза взглянули мы друг другу.

 

Черствые сухарики мечты

Подарила, обернувшись ветром

В мареве тревожной маеты,

Где окраина так схожа с центром.

1

* * *

В душе — мерцающий, незримый свет,

Он с лёгкостью пронзает стены.

Взгляни вокруг — преград, как будто, нет.

Но как тревожны перемены.

 

Небесной тверди слыша неуют,

Беспечно дышит твердь земная.

И нам с тобой – вдоль перемен маршрут,

Пока горит огонь, мерцая.

 

* * *

Упавшее небо давит на плечи,

И мне оправдаться пред будущим нечем.

Цепляясь за небо, я падаю тоже.

И только земля провалиться не может.

И, превозмогая чужое бессилье,

Я в кровь раздираю не руки, но крылья.

 

* * *

Хрупкое равенство дня и меня,

И времени горький осадок.

А за спиною – всё та же возня,

Где вкус равнодушия – сладок.

 

Дней оголтелость упрячу в карман,

Тёплой ладонью согрею…

Тают обиды, и гаснет обман.

И даже враги – добрее.

 

* * *

Яблоки-дички летят, летят…

Падают на траву.

Жизнь – это тоже фруктовый сад.

В мечтах или наяву

 

Кто-то цветёт и даёт плоды

Даже в засушливый год…

Яблоня-дичка не ждёт воды –

Просто растёт, растёт.

 

2

* * *

Не изабелла, не мускат,

Чья гроздь – селекции отрада.

А просто – дикий виноград,

Изгой ухоженного сада.

 

Растёт, не ведая стыда,

И наливаясь терпким соком,

Ветвями тянется туда,

Где небо чисто и высоко.

 

* * *

На рубеже весны и лета,

Когда прозрачны вечера,

Когда каштаны – как ракеты,

А жизнь внезапна, как игра,

 

Случайный дождь сквозь птичий гомон

Стреляет каплею в висок…

И счастье глохнет, как Бетховен,

И жизнь, как дождь, — наискосок.

 

* * *

«Неделовым» прописаны дела,

А «деловым» — как водится, успех.

«Неделовые» пишут: «Даль светла»,

А «деловые» знают: «Не для всех».

 

Но где-то там, за финишной прямой,

Где нет уже ни зависти, ни зла, —

Там только мгла и память за спиной,

Но память – лишь о том, что «даль светла».

* * *

Было и прошло. Но не бесследно.

Память, словно первая любовь,

Избирательно немилосердна,

Окунаясь в детство вновь и вновь,

 

Падая в случайные мгновенья,

Где добром отсверкивает зло…

Счастьем было просто ощущенье,

Что осталось больше, чем прошло.

 

3

* * *

Провинциальных снов задумчивый простор,

Неспешный, как туман, окраины укрывший,

Как времени с судьбой негромкий разговор,

Который души рвёт и манит выше крыши.

 

Но в небе – облака, а на земле уют,

Порядок простоты и простота порядка.

И только по ночам по-прежнему зовут

Не пойманные сны, летая без оглядки.

* * *

Какою мерою измерить

Всё, что сбылось и не сбылось,

Приобретенья и потери,

Судьбу, пронзённую насквозь

 

Желаньем счастья и свободы,

Любви познаньем и добра?..

О Боже, за спиною – годы,

И от «сегодня» до «вчера»,

 

Как от зарплаты до расплаты –

Мгновений честные гроши.

Мгновений, трепетом объятых,

Впитавших ткань моей души.

 

А в ней – доставшийся в наследство

Набросок моего пути…

Цель не оправдывает средства,

Но помогает их найти.

 

* * *

И, в самом деле, всё могло быть хуже. –

Мы живы, невзирая на эпоху.

И даже голубь, словно ангел, кружит,

Как будто подтверждая: «Всё – не плохо».

 

Хотя судьба ведёт свой счёт потерям,

Где голубь предстаёт воздушным змеем…

В то, что могло быть хуже – твёрдо верю.

А в лучшее мне верится труднее.

 

4

* * *

Незаконченность мира, любви, перемен,

Неизбывность, но не обреченность.

Забываю, прощаю встающих с колен,

Злобу их обратив во влюблённость.

 

Облака из души воспаряют туда,

Где им плыть, небеса укрывая,

Где, рождаясь, надеждою манит звезда,

Обретая законченность рая…

 

* * *

Тёплый ветер, как подарок с юга.

Посреди ненастья – добрый знак.

Как рукопожатье друга,

Как улыбка вдруг и просто так.

 

Жизнь теплей всего лишь на дыханье,

И длинней — всего лишь на него.

Облака – от встречи до прощанья,

И судьба. И больше ничего.

 

* * *

Война не мировая, но мир уже военный,

Хоть падают снаряды пока что вдалеке.

Смертельная отрава пульсирует по венам,

И ненависти пепел – в зажатом кулаке.

 

Ещё полны кофейни, и детвора хохочет,

Но где-то чьи-то руки нажали на курок.

Война не мировая мерцает между строчек,

Но эхо дальних взрывов не слышно между строк.

* * *

Когда прилетают снаряды, то ангелы – улетают.

Эхо их хрупких песен дрожит, отражаясь в кострах.

Снаряды взрываются рядом, и все мы идем по краю

Последней любви, где свету на смену приходит страх.

Снаряды летят за гранью, где нет доброты и злобы,

Где стало начало финалом, где память взметает сквозняк.

Вновь позднее стало ранним, и ангел взмолился, чтобы

Вернулась в наш дом надежда, но, прежде, чтоб сгинул мрак.

 

5

* * *

Облака плывут с востока,

И державен их поток.

Безразлична им морока –

Запад прав или Восток.

 

Им, наполненным дождями,

Важен только свой маршрут

Над полями, над вождями,

Что пришли и вновь уйдут.

 

* * *

Голос эпохи из радиоточки

Слышался в каждом мгновении дня.

В каждом дыхании – плотно и прочно,

Воздух сгущая, храня, хороня

В памяти — времени лики и блики,

Эхо которых очнулось потом

В пении, больше похожем на крики,

В радости с нечеловечьим лицом.

 

* * *

Запах «Красной Москвы» —

середина двадцатого века.

Время – «после войны».

Время движется только вперёд.

На углу возле рынка –

С весёлым баяном калека.

Он танцует без ног,