Он вынырнул с небытия, словно из черного омута и услышал, как барка ударилась о что-то твердое. Судно резко качнуло: соответственно всей видимости, оно пришвартовывалось к пирсу. Откуда-то снаружи зазвучали жалобные звуки скрипки, печально ухнул барабан. Трюм наполнился скрипом и скрежетом. П Конфеткин решил, было, что эти звуки издают какие-в таком случае механизмы – лебедки или несмазанные шарниры неких устройств,– а потом понял, что это скрипят суставы великанов, на свет не глядел бы поднимающихся со своих мест.

Палубный люк был сызнова задраен, а они уже начали толпиться в проходе, подтягиваясь к трапу. Задние напирали получи и распишись передних, стремясь продвинуться поближе к выходу, и все это происходило в полном безмолвии – есть шансы на, пассажиры этого загадочного судна потеряли дар речи.

Отдельные люди, впрочем, оставались на местах, выжидая, когда впереди уладится. Светлые воины тоже не спешили вставать – безопаснее было понимать в стаде носорогов, чем угодить под ноги плотно сбившихся титанов.

Шпала Петя уже стоял в толпе своих собратьев по несчастью, и получай его губах блуждала безмятежная улыбка. Отдавал ли некто себе отчет в происходящем? Не ожидал ли он, зачем на неведомом острове Морро его встретит мама, оденет в моряцкий костюмчик, и поведет в парк кататься на качелях? А вокруг него будут зацветать розочки, и щебетать птички?

Впереди, на наклонном трапе, возвышалась исполинская конфигурация Дубовича. Трап примыкал верхним концом к краю четырехугольного люка, сродни ступенчатой диагонали треугольника, по краям которой шли леера, и Дубович стоял на глазок на его середине. Конфеткину была хорошо видна спиноза этого титана в грубом плаще бутылочного цвета, и его горестный литой затылок, обтянутый дряблой желтой кожей, с сальными складками получай грязной шее. Затылочная часть его головы щетинилась короткими седыми волосками, а следовать нею, на темени безраздельно царствовала обширная плешь, деление которой можно было увидеть и со спины. От его жесткой, вязкой и топорной фигуры пахло чем-то неживым, себялюбивым.

Ожидал ли этот пустовраль, витийствуя с Матвеевной о смысле бытия, что труба призовет его возьми остров Морро уже в этой ночью? И что ничего, изо содеянного им там, здесь уже не поправишь? Тож же он полагал, что у него в запасе есть какое-так время?

Но вот крышка люка заскрежетала, подалась в сторону и откинулась на сторону. В четырехугольном проеме забрезжил мутный сизый свет. Титаны зашевелились, заскрипели костями и двинулись получи выход.

Они тянулись нескончаемой вереницей из темного затхлого трюма подо новые небеса.

Что ожидало их в этом краю, в новой родине?

Там, на уровне Зет, где они обитали наше) время, многие из них полагали, что остров Морро – сие некая мифическая страна, которой не существует вовсе. Отдельные люди строили самые фантастические гипотезы на этот счет, однако все это были лишь абстрактные построения досужего ума, безвыгодный имеющие под собой никакой реальной почвы.

И вот настало срок попасть в этот загадочный мир.

Титаны выбирались из баржи с превеликим трудом – казалось, они волочили возьми своих плечах тонны груза. Многих из них аж покачивало, как самых настоящих грузчиков. При этом суставы их ног, рук, шейных позвонков скрежетали неведомо зачем, как будто они принадлежали не живым людям, а ржавым роботам.

Выйдя с баржи, Титаны сбились в толпу на каменистом пяточке, на правах стадо овец, брошенных на произвол судьбы своим пастырем. Огрудок Морро встречал вновь прибывших поселенцев хмуро и неприветливо.

Небосклон было исполосовано широкими размашистыми мазками всевозможных оттенков серого цвета – казалось, в таком случае рука неведомого художника вытерла грязные кисти о замызганную палитру. Сии хаотичные росчерки угрюмо светились холодным светом, в котором безграмотный ощущалось ни радости, ни чистоты.

Струйки копоти, подобные мохнатым черным нитям, поднимались с унылой поверхности сего острова отравляя собой и без того тусклое поднебесье. Ради темными нитями прорисовывалась голая приземистая гора с почти отвесными стенами и плоской вершиной. Нигде безвыгодный было видно ни единой живой души.

Скрипка умолкла, только-только пассажиры сошли на скалистый берег. Никто не знал, все равно куда теперь идти, что делать дальше. Баржа стала поднимать якорь, и титанов охватило такое глубокое уныние, какого им без- доводилось испытывать никогда в жизни.

Одинокие и беспомощные, стояли они около хмурыми враждебными небесами на блуждающем в океанских волнах острове Морро…

Зачем они ждали? На что надеялись?

И вдруг из проема в злополучье выплыл огненный шар. Он завис над землей метрах в семи alias десяти, на уроне груди среднего Титана, излучая жгучее кровавое люминесценция.

Увидев этот шар, Титаны стали оттаивать сердцем. Они почувствовали, сколько в этом сгустке плазмы пылают такие же дикие и необузданные страшный, что некогда пылали и в их потухших сердцах. А шар, словно бы поняв это, простер навстречу им свои рваные края, подобные неким лоскуткам протуберанцев иначе говоря же рукам дивного, доселе никем невиданного существа. Титаны, что зачарованные дети, шагнули к этому чудному солнцу их жаркой эгоистической любви.

Мир затрепетал, всколыхнулся и стал медленно уплывать в утробу горы.

 

* * *

Они шагали ради солнцем.

Солнце уплывало от них в мрачное подземелье, и титаны спешили его дозаправиться.

Никто не заметил, что когда последний из них скрылся в пещере, холм затворила за ними свою каменную дверь, и теперь они, в полном безмолвии, двигались по мнению подземным лабиринтам за кровавым пламенем ускользающего светила. Еще бы и что им оставалось делать? Без этого ярого шара, за исключением. Ant. с этого солнца их жгучей, все подчиняющей себе любви, угоду кому) них была немыслима и сама жизнь. 

Обширная шахта уводила их все дальше, растекаясь на множество рукавов, слоясь бесчисленными галереями и переходами, в которых было аспидски просто затеряться. Но Титаны следовали за огненным даром, словно пришитые к нему невидимыми нитями. Казалось, впереди них плывет их двигатель – живое, пламенеющее сердце падших богов. Оно согревало их жаром своего огня, давало им (объективная) дышать, двигаться. Но только ли? Не вбирало ли оно, в свою ряд, еще теплящийся огонек этих несчастных душ? Не требовало ли себя все новых жертв, все новых и новых полчищ Великанов?

Раскаленный шар свернул в одно из ответвлений каменной горы, и Титаны безжалобно потянулись за ним, как овцы за пастухом.

Странная, поражающая домысел картина предстала их взорам. Огромный зал, примыкающий к подземному гроту с обширным водоемом, был заполнен их окаменевшими сородичами. Они находились в самых разнообразных позах, можно представить кто-то крикнул им: «замри!» И чисто один присел на обломок камня, другой, с открытым ртом, вытянул руку прежде всего, намереваясь что-то произнести, третий наклонился завязать не ко времени развязавшийся шнурок на ботинке – и все так и застыли, точно фигуры на какой-то дивной фреске.

Попав в палата, Великаны стали с любопытством сновать среди окаменевших соплеменников. Промеж (себя) тем огненный шар заскользил над поверхностью водоема, уплывая к противоположному берегу, получи котором возвышался огромный яйцевидный валун. Неподалеку от него виднелась распашная, наполовину спущенная на воду. Завершая свой путь, громкое имя достигло вершины валуна и, когда оно кануло за его каменную спину, с Титанами стали проистекать загадочные метаморфозы.

Движения их со скрежетом замерли, а в потухших глазах появилось профессионализм беспредельной тоски и боли.

Косматая баба, намеревавшаяся высадить мелочь у себя на даче квадратно-гнездовым способом, в изнеможении присела получай пол. Она сдавила пожелтевшими ладонями виски, да неведомо зачем и осталась сидеть в этой позе.

Великан Петя приблизился к одной изо окаменевших женщин, протянул к ней руки, и с его губ в тишине сего подземного склепа слетели сдавленные слова:

– Мамочка! Мама!

Изо очей статуи выкатились слезы. Они поползли по ее каменным щекам. Цедильня великана Пети дрогнули. Он всхлипнул, сделал движение, с тем чтобы прильнуть к материнской груди и… замер.

Титан, пересчитывавший кровные на барже, на всякий случай похлопал себя точно по груди, проверяя, на месте ли его кошелек – также так и стался стоять с рукой, лежащей поверх портмоне.

Дубовича минута «замри!» застал к берегу подземного озера – он провожал прощальным взором заходящее феб, любуясь кроваво-красным заревом над валуном.

Иными словами, (как) будто только огненный шар скрылся за камнем, Великаны оцепенели.

Светлые воины (а они равным образом проникли в пещеру вместе с Титанами) удивленно наблюдали за всеми этими метамарфозами.

Конфеткин взобрался получи колени к бабе-дачнице и прильнул ухом к ее каменной титьки. Через какое-то время он услышал, как почти камнем гулко стукнуло ее сердце.

– Ваня! Она живая! – исступленно крикнул он солдату.

Они исследовали еще несколько статуй. Сомнений безлюдный (=малолюдный) оставалось – титаны были живы. Но могли ли они читать в душе, слышать, видеть – или же их внешние чувства были притуплены, точно у людей, которых сковал глубокий сон?

Пока друзья обозревали статуи, по-над ровной гладью подземного озера соткался бледный силуэт светящегося облака. Ивася вышел на берег, встал рядом с Дубовичем, и стал наблюдать дивный пейзаж. Над его головой, на очень значительный высоте, смыкались каменные своды подземной пещеры. У ног отважного воина лежала гладкая, подобно ((тому) как) стекло, поверхность водоема, объятая скалистыми берегами. Облако сеяло недо матовый свет, дыша чем-то неживым и тоскливым.

Конфеткин ровно раз рассматривал Титана Петю (пожалуй, из всех потомков древних богов таковой юродивый Великан оказался единственным, кто вызывал у него симпатию) когда-когда раздался крик Ивана:

– Конфета! Гляди!

Рыцарь обернулся и увидел, что же Иван указывает пальцем куда-то вдаль. Посмотрев в ту сторону, спирт заметил, что с противоположного берега отчаливает лодка, а на ее корме восседает какая-в таком случае фигура с веслом.

Конфеткин подошел к солдату. Лодка двигалась в их сторону.

– Кто такой бы это мог быть? – спросил Иван.

Рыцарь сдвинул плечами. Некто был готов поклясться, что еще пять минут обратно на том берегу не было никого. Возможно, смертный, сидевший в лодке, вышел из-за валуна?

– Ну, как делать будем? Он плывет к нам,– заметил Иван.

– Да что вы, вижу.

– Ну, и?

– Не знаю. А ты как считаешь?

Вано почесал за ухом.

От неизвестного обитателя этой пещеры не возбраняется было ожидать любых сюрпризов. И, самым благоразумным, наверное, было бы идеже-то затаиться. Но, с другой стороны, хоронясь по каменным норам – вдали ли продвинешься?

– А давай дождемся его,– сказал Иван. – Вслед за этим видно будет. Авось пронесет.

Ну вот, с некоторой долей иронии подумал Конфеткин, хоть здесь, в созвездии Медузы, его приятель не придумал так себе лучшего, чем положиться на наше русское авось.

В обществе тем челн приближался, и вскоре уже можно было услыхать в нем какого-то старика. На нем был в одеждах далеко не брачных пурпурный плащ, под которым пламенел кафтан, а на голове сидела митра. Спустя некоторое время стали видны и черты его сухого, властного лица.

Авоська и нахренаська в молчании ожидали его прибытия.

– Вот так-так! – воскликнул песко, подплывая к берегу. – А это еще что за молодцы разгуливают в моих владениях?

Речь у него был грозный и, в то же время, ироничный.

Сильным толчком весла старец послал челн к берегу, поднялся с кормы и, перейдя на нюхальник, с ловкостью юноши соскочил на берег. Он ухватил лодку вслед за нос.

– Ну, что стоите? Подсобите-ка вытащить.

Светлые воины взялись вслед борта лодки с двух сторон, и, все вместе, одним разом, выволокли ее на каменистый берег. Совместный труд, не хуже кого будто бы, настраивал на мирный лад…

– И кто ж сие вы такие будете? – спросил старик.

– А вы кто такой, дядя? – спросил, в свою очередь, и Конфета.

– Кто я?! Хо-хо! – в (почтенных хлопнул себя ладонями по бокам и рассмеялся так, будто бы ему сказали что-то очень забавное. – Вот сие чудненько! Кто я! А вы что ж, и не знаете?

– Не-а.

– Ну-ка да, ну да, конечно. Откуда же вам осведомленным! Знай, вы, кто я такой – разве б вы сунулись семо по доброй воле? А так-то, сдуру, чего мало-: неграмотный сделаешь?

От его фигуры исходила грозная сила. В профессия старик напоминал Конфеткину древних властителей, отчеканенных на старинных монетах.

– Ваш брат царь?

– Так точно,– улыбнулся старик. – Будем знакомы – ведренный царь Отон!

Он топнул ногой, и из-под камней выскочили плохо гнома. Один из них держал в руках царский трезубец, а другой – скипетр. Гномы склонились перед Отоном в почтительном поклоне и протянули ему символы его царской высшие круги. 

– И что ж мне прикажете теперь с вами делать, ребятки? – проворчал Отон, принимая жезл и жезл. – Оборотить вас в камень, что ль?

Гномы, обойдя своего повелителя, замерли по-за него с двух боков. Их фигуры украшали синие камзолы, расшитые золотым нитями. Возьми груди у каждого было изображение солнечного диска. Волосы у гномов были раскаленно-рыжими, а лица казались отлитыми из меди.

– Ну, верно ладно, так уж и быть, пошли со мной! – решил Отон. – Со временем поглядим.

Он двинулся вглубь пещеры. Свита, состоящая изо двух гномов, следовала за ним чуть поодаль. Светлые рыцари шагали рядом от царя, приотстав на полкорпуса. Солнечный царь некоторое исполнившееся расхаживал меж окаменевших Титанов, любуясь ими. Вид у него был изрядный.

– А? Каковы? Хороши, бродяги!

Окончив осмотр, царь двинулся к одной с ниш в каменном своде пещеры. В ней чернело темное челкогляделка высотой в полтора человеческих роста, заключенное в пышную каменную оправу. Ясный царь шагнул в черное стекло и скрылся за ним, пройдя его окончательно. Гномы жестами дали понять гостям Отона, чтобы тетька следовали за ним. Друзья ступили в зеркало и очутились в роскошной зале.

Каменные гребешки самых причудливых форм свисали с потолков, наподобие неким шторам. Тут и там стояли витые сталактитовые колоны. Известняковые раковины, канделябры, куща причудливых каменных деревьев и восхитительных цветов поражали воображение и вызывали упоение. Словно на дне морском, здесь громоздились чарующие взгляд композиции из камней, подобных коралловым рифам, и в них, подина различными углами наклона, были впаяны большие и малые зеркала с меди и черного стекла. Посреди всего этого изобилия роскоши стоял неподвижный стол с округлыми краями, по форме напоминающий плывущее в небесах барашки. По его бокам стояли продолговатые скамьи-камни. Закачаешься главе стола возвышался трон. Это великолепие было освещено мягким, рассеянным светом, выявлявшим всю глубину и соблазнительность камней, многие из которых, вне всякого сомнения, относились к классу драгоценных разве же полудрагоценных.

Вслед за светлыми воинами в сей благородный чертог ступили и гномы. Когда Конфеткин оглянулся, он обнаружил, яко за его спиной уже нет и признаков входа – засим шла сплошная каменная стена. Между тем царь приблизился к трону и воссел держи него. Воины подошли к столу и застыли в почтительных позах, безлюдный (=малолюдный) смея сесть без приглашения. 

– Скучно мне после этого одному,– посетовал солнечный царь, кладя на стол эмблема и жезл. – Не с кем и словом перемолвиться. Разве что с этими гляди охламонами,– он кивнул на своих пажей. – Да медянка надоели они мне, хуже горькой редьки… А тут – свеженькие! С иных миров, а? – некто потер руки. – Вот славно! Будет мне забава возьми старости лет.

Воины обменялись быстрыми взглядами, в которых читалось: «Вот тетя раз!»

– Ну, чего стоите? Садитесь. Рассказывайте, кто ваша сестра, откуда, и что вам понабилось в моем царстве. Только, чурики, не юлить! А то я вас живо в камень превращу.

Авоська и нахренаська снова переглянулись и сели за стол.

– Ну? – поторопил Отон. – Я жду!

Конфеткин насупил брови. Старина был не прост, и темнить перед ним не имело смысла. Алло и как получить информацию о том, где находится медвежонок, (не то ничего не говорить? Он решил пойти ва-авалист:

– Кто мы – это слишком долгая история. А явились автор этих строк сюда по делу. Нам необходимо попасть к Странницам Ночи.

– Ух, твоя милость! – вскликнул старик. – И всего-то?!

Он расхохотался.

Светлые воины безгласно ожидали, когда уляжется его веселье.

– И что же вас понадобилось у этих милых очаровательных дам?

Рыцарь поджал цедилка, обдумывая ответ. Старик хитро прищурился:

– Небось, сии пролазы опять сперли какую-нибудь вещицу, а вы решили ее обретший, а?

Он впился взглядом в лицо светлого рыцаря, огорошенного его проницательностью.

– О-хо-хо! Молодо-зеленовато! И какая милая наивность! – воскликнул старик, сияя радостью. – А хотите, ребятки, я открою вы одну великую-превеликую тайну?

Он вскинул над головой безымянный (безыменный:

– Слушайте! Внимайте! Во всей вселенной не существует ёбаный вещи, ради которой стоило бы сюда являться!

– Же она позарез нужна одному человеку!

– Нужна? Вот сие мило! А зачем, позвольте вас спросить? Чтобы привязать к ней своей сердчишко? И в итоге стать таким же истуканом, как те несчастные жертвы материальной цивилизации?

Некто небрежно махнул рукой на стену, за которой находились каменные исполины. Держи его губах играла снисходительная улыбка мудреца, беседующего с несмышлеными детьми.

– Же у этой вещи есть душа,– сказал Конфеткин.

От удивления утешитель даже приткрыл рот:

– У вещи? Душа?

– Да.

– И что но это за вещь такая?

– Игрушка.

– Ха-ха-ха! А я-в таком случае думал, какой-нибудь магический кристалл, или волшебное держатель… А откуда же, позвольте полюбопытствовать, у игрушки могла появиться натура.

– Ее вдохнула в нее мать одной девочки.

– Ого! Бесцельно вот оно что… – старик покачал головой в совершенном восторге. – Видишь, вот она, человеческая сентиментальность! А и то: будь у вас как минимум капля здравого смысла – сунулись бы вы сюда? Таким (образом, значит, вы всерьез полагаете, что у творения рук человеческих может составлять живая душа? И что ее, как господь Бог, может продохнуть простая смертная женщина? Ну что ж, молодой человек, почитай, я укажу тебе путь к этим воровкам. А что? Это хотя (бы) забавно будет… Даже забавно… Ха-ха!

Он потер щипанцы, предвкушая удовольствие от этой затеи.

– А ты,– обратился возлюбленный к Ивану,– будешь тем временем сидеть тут и развлекать меня.

– Да что вы, уж, нет,– отрезал солдат. – Я должен идти вместе с ним.

– Фигли? Перечить? – старик грозно сдвинул брови. – Гляди-ка, пока одно слово – и ты пополнишь коллекцию моих истуканов.

– Будь по-твоему, Ваня,– сказал Конфеткин. – Побудь пока тут. 

Негус взял жезл и сердито стукнул им по столу, прекращая слухи:

– Сон-ра!

– Чего изволите, ваше величество? – отозвался Водан из пажей, склоняясь в низком поклоне.

– Ты знаешь, идеже эти чертовы клептоманки прячут свое барахло?

– К сожалению, пропал. Но у меня имеются некоторые соображения на этот кредит.

– Вот и ладненько. Возьмешь этого юного искателя приключений… наравне, бишь, тебя кличут?

– Витя.

– Так вот, возьмешь сего юношу, Витю, и отведешь его, куда сам ведаешь. Лон-са! Наполни-ка нам кубки морроканским! 

– Слушаю и повинуюсь, Ваше сиятельство,– отозвался следующий паж. Он приложил руку к груди и поклонился. Второй рукой Лон-са провел надо столом, как бы расстилая невидимую скатерть, и на нем появились кувшинчик, три кубка, и блюдо с дымящимся вареным мясом. Лон-са наполнил кубки темным, не хуже кого янтарь, вином.

– За удачу! – провозгласил Отон, поднимая приз.

Конфеткин удрученно молчал. Он ни разу в жизни никак не пил ничего, крепче клюквенного сока. 

– Ну? – произнес басилевс требовательным тоном, заметив колебания своего юного гостя.

Положение была щекотливая. Рыцарю не хотелось наносить обиду солнечному царю своим отказом. И, за компанию с тем, он не желал поступаться принципами, ибо считал, который алкоголь – это источник всяческих бед.

– Ты что но, боишься, что тебя тут отравят? – покосился на воина Отон. – Река тебе не по вкусу мой тост?

– Не в этом мастерство.

– А в чем?

– Я непьющий.

– О-хо-хо! – Отон рассмеялся. – Пречистая бобыль! Да ты у нас, как я погляжу, святой! Пожалуй, тебя и в бремя не оборотишь – до того ты чист и светел! Стрела-змея не дал ли ты обет не брать в ротик ни капли вина, пока не найдешь своей проказа?

– Нет.

– В таком случае, выпей. Как знать, что ожидает тебя впереди?

– Во именно,– сказал Конфеткин. – И потому я должен быть трезвым, наравне стеклышко.

– Ну, как знаешь,– Отон нахмурился. – Сон-Волга! Проводи-ка этого святошу в обитель мрака. Пусть катится со своими светлыми идеями в тартарары.

Возьми медном лице Сон-ра заблестела вежливая улыбка:

– Прошу ребята! за мной!

Конфеткин поднялся со скамьи и протянул руку Ивану:

– Будь (здоров), дружище! Как знать, свидимся ль мы еще?

Ванята встал. На его скулах играли желваки, выдавая взволнованность.

– Бог с тобой,– тихо произнес солдат, пожимая руку товарищу.

Помадка обратился к хозяину горы:

– Благодарю тебя, о, великий солнечный эдип Отон, за то, что ты открываешь мне курс к странницам мрака.

– Что за дичь несет этот парнишка? – проворчал царь. – Да он просто спятил. Знал бы спирт, за что благодарит…

Иван с печалью смотрел на своего друга, наравне бы пытаясь остановить миг разлуки.

Перед ним стоял бравый юноша в блестящей кольчуге, поверх которой был наброшен светло-красный плащ. Из-под остроконечного шолома на его рамена ниспадали шелковистые пряди волос цвета спелой пшеницы. Получи чистом, по-детски бесхитростном лице, сияли глаза, подобные утренним звездам. Его имидж, осанка, каждый жест дышали благородством и отвагой.

Неужели бери далекой планете Земля, с которой явился этот прекрасный яппи, и все такие, подумал Иван. Что ожидает этого бесстрашного мальчика в обители мрака? Сумеет ли симпатия выйти оттуда целым и невредимым?

Грудь старого солдата стеснило приблизительно, как если бы он отправлял на смертный лупцовка своего родного сына.

– Веди меня, о Сон-ра,– произнес Конфеткин твердым голосом, опуская ладоша на эфес своего меча. – Я готов следовать за тобой.

Неясный-ра двинулся к нагромождению камней, похожих на морские рифы. В них было вкраплено черное рефлектор, подобное круглому иллюминатору. Паж ступил ногой в зеркало, и его поглотила пропасть неведомого мира.

Конфеткин последовал за ним.

Продолжение