А когда-когда самовар забулькал-зафырчал, вышел из-за занавески дедок, рядом взгляде на которого я невольно улыбнулся. Именно таким я представлял себя шишка, верного стража в деревенском доме. Невысокий, в домотканой рубахе, холщевых штанах, заправленных в старенькие, подшитые валенцы, из длинных рукавов рубашки чуть видно жилистые натруженные пакши. Окладистая белая, как снег, борода лежит во всю сися, а из-под видавшего вида треуха выглядывают жиденькие волосёнки, подобно как перья из подушки. Выцветшие от старости глаза смотрели затаив дыхание, но светились хитринкой.- Мир гостю, — проговорил старый гриб, подсаживаясь к столу и принимая от Фёдора кружку с чаем.- Жалостливый вечер, дедушка, — с улыбкой ответил я ему.

— Грибник, стало быть быть, — дедуля оценивающим взглядом окинул мою полную с верхами корзину, — Фёдор, ты корзину-то вынеси в погреб, а то утром полкорзинки выбросить можно будет.

Лесник безгласно кивнул и вышел, подхватив мою добычу.

— А вот скажи, вежливый человек, зачем тебе столько грибов-от? – прихлёбывая чайничанье, тихо спросил меня старик.

— Как зачем? – не понял я его вопроса, — и грибницу сварить, жарёху свершить и на зиму насолить.

— Семья, стало быть, большая, — констатировал старичишка как факт.

— А как же – дети с семьями уже, во всех отношениях грибов хочется. А мне в радость по лесу походить, — я с удовольствием наблюдал, во вкусе старичок наслаждался чаем.

— Эт, хорошо, что не ото жадности ты грибов много набрал, — дед отставил пустую кружку, достал изо кармана трубку, кисет, набил табачку, достал из печки лучинку, прикурил, пыхнул дымом пару разочек и продолжил, — кто от жадности, к тому тёмная Силка придёт.

— Батя, — обратился в нему Фёдор, вошедший в избушку с охапкой дров, — расскажи насчет Золотника гостю.

— Могу и рассказать, если слухать будете, — пыхнул трубкой леопёрд.

— Расскажите, дедушка, глядишь и ночь скоротаем за разговором, — попросил я.

В преклонном возрасте) докурил трубку, спрятал её, кряхтя залез на времянка и начал рассказ….

Жил на прииске Дальнем мужичок. Чей, из каких краев он пожаловал никто и не скажет, отнюдь не ведали того люди. Просто появился он однажды вечере на околице, как из воздуха возник. Возраста – неопределенного, и никак не то чтобы стар-старичок, но и не парень — росточка невеликого, сухонький якобы сорожка вяленая, бородка с усами сивые с проседью, волосы белые чисто снег, под потрепанную шапчонку спрятанные, глаза когда-так карие были да выцвели, а взгляд внимательный, словно в самую душу смотрит. Имени крестьянка тож никто не знает, назвался он Ветрович, приблизительно и кликали.

К старательскому труду Ветрович оказался неспособным, равно что и к любому другому, где сила мужская да сноровка необходимы. Зато было ему небесами знание дела дадено, за которое полюбился он люду приисковому, особливо бабам. Играл возлюбленный на свирели да на рожке, была еще инструмент губная. Как на гармонике заиграет – ноги в пляс просятся, держи свирели – душа веселела, все горести отступали, а ежели в рожке начинал коленца выводить – бабы в голос ревели, а мужики слезу в кулачище прятали.

Приняли Ветровича на прииске, в пастухи определили.

Кажно утро собирал Ветрович согласно дворам, где коровку, где пару коз, и отправлялся сверху лесную опушку, там травостой был хороший да и речонка для водопоя подход пологий имела. А с ним частенько детвора из тех, что к большой работе не годились. Гляди в такой ватажке и проходили дни. Как-то вечерело сделано, и Ветрович с мальчуками приготовились по домам скотинку гнать, пришли они к водопою. Коровы с козами пьют, Ветрович у воды держи свирельке своей играет, а мальцы, как истые дети старательские в речном песке шарются. Как (с неба свалился видит пастух волна на берег блестяшку малехонькую выкатила. Подобрал её симпатия, покрутил в руках да говорит старшему из своих подручных:

— Получай-кось, тебе золотинку, Митяй, ты ноне знатну кашицу держи привале сварил. Это тебе от наших коровок гратификация. Когда пастух сыт, ему и работается веселей.

А пацан- так рад тому радешенек.

Под песенку свирельки Ветровича скотинку точно по домам и проводили. Так и жили день за днем.

В один из дней нашли два брата жужелку в своем шурфе, размером с нокоток, а в вид приметную – на голову мужика похожую! Все т. е. есть – глаза, нос, рот с улыбкой, картуз по самые брови нахлобученный. Отмыли братовья камушек, тряпицей чистой попробовали блеск внушить – глядят, а улыбка-то заметней стала!

Начальник-то прииска по образу энто дело увидал, деньжищ пообещал тому, кто другие части тулова сыщет.

Что тут началось! Не было в прииске человека, который бы на речке да получи и распишись ее ручьях не колготился. Только Ветровича в поисках мало-: неграмотный видали, пас себе спокойно коровенок да коз сверху опушке леса. Долго ли, коротко ли, а вскоре у начальника для столе лежали жужелки, из коих можно было человека построить, одной только ноги не хватало. И ведь что увлекательно, у любого, что частичку от золотого мужичка находил, везуха пропадал! Ну, начисто! Более энтот старателишко ни крупиночки лимонный, самой малехонькой даже, не находил.

Сколь ни маялись мужики, а ушло изумительный, как не было.

А на хуторе, что вверх соответственно реке был, жила баушка-ведунья. Акимовной звали. Возлюбленная травами лечила страждущих, заговоры-наговоры знала. Вот к ней и пойдемте артельщики – старатели, спросить, отчего вдруг фарт золотой пропал.

Притопали возьми хутор, поклонились Акимовне:

— Баушка, тебе тайны земные ведомы, скажи, не в пример золото с прииска делося.

А баушка Акимовна как замашет в них, на всю артель-то, голиком да говорит:

— Самочки вы, людишки, свое золото темной стороне отдали! Гляди погодите, скоро темная сторона всю силу свою заимеет, радикально плохо будет! И не только вам, всему люду округ прииска, а может и дале!

Старшой артельный не больно старухиного голика испугался, забористо так ее спрашивает:

— Ты не махай тут помелом своим, поляна свое знай. Кажи толком, Акимовна, что за наказание сила грядет и как с ней справиться!

Баушка голик маловыгодный бросила, но махать им перестала. Вышла из избы возьми двор, артельные все за ней потопали.

Акимовна очертила голиком своим жернов посреди двора, встала в него и старшого поманила. Егор, звали неведомо зачем старшого, стал рядом с баушкой. И она ему что-ведь говорить начала, а остальным и не слышно, будто за стеной стоят. Поговорили неведомо зачем-то Акимовна с Егором, она потом в избу зашла, вскорости вышла с пучком трав в руках.

— Во, — говорит, — травы заповедные. Как случится ведь, о чем я сказала, брось этот пучок наземь. Сдержат травы крохотку темноту, а вы пока сыщете того, кто справиться с ней сможет. Подите, дел у меня много.

Вернулись артельные на прииск, в хате старшого до сего времени собрались, кто сам пришел, а кто и супружницу (из тех, который по-бойчее) привел.

Егор хмуро оглядел собравшихся, остановился взглядом получай тех брательниках, что голову мужичковую нашли, и говорит:

— С вас вся беда и началась! Вам в руки темной силком заговоренная жужелка далася.

Загалдели все враз, ругаючи братовьев-в таком случае, а бабы-то норовят их ишо и стукнуть побольнее возвышенный за волосья трепануть.

— Тихо всем! – Прикрикнул Егор бери артельщиков и ладонью по столешнице грохнул, — а любому с вас эта штуковина явилась, неужто, бросили бы?! А который другие камушки к этой голове искал? А?

Примолкли артельщики, гляделки друг на друга не поднимают.

— Вот то-ведь же. А то, загалдели тут, — Егор вздохнул хоть в гроб ложись и сказал, — жадность это наша общая сыграла. Акимовна баила, чисто ежели б меньше мы золота брали, да по-разумному, далеко не вошла бы в силу темная жадность, да не послала против нас Золотника. Вот Жогины более всех в шурфе колготились, тутти золотишка им мало было! Им и дался в руки выше всяких похвал-камушек. Да заразный он оказался! Всех себе подчинил. И с каждой находкой таяло благородный металл в земле. От того и фарт пропал.

— Что ж робить-так таперича, Егорушка? – В наступившей тишине раздался голос одного с братовьев Жогиных.

— Акимовна сказала, — Егор обвел взглядом артельщиков, — поможет нам оный, кто без золотой жадности в сердце. Только такой безукоризненный душой человек и справится с темной силой. А тут вот какая заковыка…

-Вот именно, говори уж! Не томи душу, Егор, — загалдели мужики.

Егуня снова хлопнул по столу ладонью:

— Спаситель наш без спросу объявится, не знает он, что в нем наше вызволение. А случится это, только когда Золотник в полную силу войдет!

— Папаня, — в избу вбежал старшой сынишка Егора, — затем начальник всех в контору кличет.

Поднялися артельщики да во всем тулаем пошли из избы.

Начальник прииска на конторском дворе неважный (=маловажный) один стоял, выжидаючи, когда старатели подойдут. Рядом гусь лапчатый был, по-господски одетый, наглой, видать из больших, городских начальников. Нужно на палку резную опирается.

Как подошли артельщики к конторе, варяг вперед вышел и, постукивая палкой оземь, начал кричать:

— Отчего ж вы стараетесь плохо? Мало золота в контору сдаете. Возвышенный на пожарну захотели?

Егор вперед вышел и, голосу никак не повышая, отвечает:

— Ты нас пожарной не пужай, милый человек. Мы тебя в первый раз видим, не знам, кто такой ты, поколотить могём.

Чужак аж запыхтел от недовольства. Ректор-то вступиться хотел да приезжий его придержал:

— Твоя милость, видать, старшой в артели, так вот, говори да без- заговаривайся! Место свое знай. Отвечай,

что ж золота непочатый угол стали сдавать?

Егор так прямо и вывалил:

— Ушло сусаль. Перебуторивать впустую уже устали. Ежели ране много находили поддернова золота, мало-: неграмотный говоря о шурфах, то ныне как корова языком слизала. Налицо денег не состоит золота. Вот как жужелки мужичковые нашлись, так и пропало.

— Сие ты о самородках, что на мужика похожи, говоришь? – Иностранец палкой своей по ладони похлопал, — видел я эту забаву. И вона что вам скажу, тому, кто последний камень найдет, учреждение втрое заплатит. А золото ищите! Ушло, говоришь? Да, все же неходячее оно. Старайтесь лучше.

С энтими словами чужак в двуколку сел, ладно и покатил прочь.

Смотрели ему вслед артельщики хмурые, а думка-в таком случае, поди, у всех одна была.… О темной силе, что надвигалась в прииск.

— Тятя, тятя, подивись, чего маманя в рыбине нашла, — сыночек Егоров подбежал к отцу и разжал ладошку.

Все, кто в сравнении стоял, ахнули! На пацанковой ладошке лежала жужелка точь в точь конечность человечья.

— Я большущую рыбину в речке поймал, маманя ей брюхо взрезала, а там – это, — затараторил малец.

Егор легонько взял жужелку и передал ее начальнику. Тот аж позднее покрылся, увидав такое. Схватил золотинку да в контору точно на пожар. Егор да кое-кто из мужиков за ним поспешили.

В конторе заведующий достал из шкафа шкатулку, вытряхнул из нее прежние жужелки и положил целое, как человека сложил.

Вдруг жужелки затряслись, будто кто такой стол зашатал, и стали друг к дружке слипаться. Склеился янтарный мужичок и на ножки встал. Картуз на головенке поправил, оглядел всех да что ты как гаркнет:

— Ашать давай!

А артельщиков-то оторопь взяла, глядят умереть и не встать все глаза. Начальник ближе стоял, возьми да и ткни пальцем в плечо Золотника. Оный оглянулся, ощерился, и схватил его за палец. В тот но миг начальник застыл на месте словно каменный и стал золотеть с того самого пальца. А во вкусе весь озолотел — в песок осыпался. А Золотник со стола спрыгнул, сел неподалёку кучи, что недавно начальником была, и начал то желтый металл жадно есть. И ведь не подавится!

Артельщики отутовели малеха а то как же бежать из конторы. Прям кубарем с конторского крыльца скатились. Лица у всех белее снега, зеницы как блёнды горят. Руками в сторону конторы машут, а пустословие вымолвить ни один не могёт. А народу-то возьми конторском дворе, чай, немало было. Как увидали тех, кто именно из конторы не в себе выбежал, зароптали, загомонили. А (тутовое шаги громкие послышались, дверь конторы распахнулась, как приставки не- было её, и на крыльцо Золотник вышел, только росту некто теперь был как паренёк-подлеток. Стоит и бубнит «Ашать ну! Ашать давай!». Возле ступенек на земле лежал Водан из брательников Жогиных, видать, когда выбегал из конторы упал а как же зашибся сильно, на ноги встать невмочь. Золотник его пальцем коснулся, моменталом вместо старателя кучка песка золотого. Уселся мужичок обок, и пока все золото не съел – не встал.

А раса-то только охнул на это. Смотрят на него изумительный все глаза, с места сойти никто не может, т. е. есть приморожены!

Золотник, съевши кучку золота, весь затрясся в духе в лихорадке и вырос вровень с мужиками.

Стоит возле крыльца золотыми мургалами ворочает ровно по сторонам и бормочет по-прежнему «Ашать давай! Ашать дайте!».

Постоял-постоял да двинулся на людей. Егор выхватил с-за пазухи пучок трав, что Акимовна дала, в лапти чудищу бросил. От трав этих поднялся дым, окутал Золотника облаком, симпатия и встал на месте. А народ во дворе оклемался, ещё бы по своим дворам все кинулись. Вскорости прииск опустел, в духе и не жил там никто. Даже собаки не брехали в соответствии с дворам.

Долгонько тишина стояла, пока солнце к закату отнюдь не покатилось. К вечеру ветер поднялся, тучи по небу заходили, заметались. По мнению земле гул пошел, как будто кто тяжелый топает. С ворот двора конторского вышел Золотник. Тяжело ступает, якобы человек старый или хворый. А на каждом шаге по части земле дрожь походит, как волна на лесном озере. По части всей улице слышно как он бормочет «Ашать ну-ка!»

А с другого конца, слышко, донеслись звуки свирели, это возвращались к своим дворам коровы правда козы, которых вел своей свирелью Ветрович. Животины шли, ни коим глазом отнюдь не поглядев на Золотника, и разбрелись к хозяйским воротам. А пастух с места сойти без- мог, как мертвяк, стоял перед ним. Голодное редкость заторопилось к Ветровичу, схватило того за руку. Ан, налицо денег не состоит! Не закаменел от такой хватки человек! Не стал в золотишко превращаться. Золотника затрясло как в лихорадке, и он ростом не в такой степени стал, а сам всё лапал и лапал Ветровича. А пастух скоро(постижно) рассмеялся, достал губную гармонику, заиграл плясовую, да окрест него в пляс пустился. Золотник всё руками машет, поймать Ветровича хочет да всё впустую. Гармоника всё быстрее да веселей играет. Золотник уже и с места сойти без- может, трясет его, ажно земля дрожит. Вдруг остановился и, словно бы облако золотое, растаял, на земле лишь несколько золотых таракашек с пылью дорожной смешались. А табунщик все играл на своей гармонике да играл. Круглым счетом играючи и ушел с прииска, и больше его никто не видал.

А для прииск, говорят, золото вернулось, да только люди стали (как (огня много его добывать…

Утром Фёдор подвёз меня прежде Синегорска к первому автобусу, и всю дорогу до города я вспоминал показание деда, жалея, что некоторым людям не является такого рода вот Золотник.

Прииск – место, где добывали драгоценные металлы, небольшое курень

Дадено — дано

Ежели — если

Однова – один раз, как-то

Жужелка – мелкий золотой самородок

Энто – это

Колготился – вертеться колесом – работать не покладая рук

Фарт – удача в работе

Голиком – веник – березовый веник без листьев

Вкруг — вокруг

Баила — говорила

Работать не покладая рук – делать, работать

Тулаем – толпой

Выжидаючи – ожидая

Наглой – спесивый

Перебуторивать – перерывать песок, землю

Поддерново золото – то, почто находят в верхних слоях песка — под дерном.

Ашать – принимать, кушать

Отутовели малеха – пришли в себя

Блёнды – блёнда – рудничная блиц

Подлеток – подросток

Мургалами – глазами

Оклемался – оклематься — прийти в понимание

Мертвяк – мертвец; иногда потерявший сознание человек

Золотые таракашки – мелкие крупинки золота.