Симпатия бежал уже 4 круг лесного маршрута, который показал ему папанюшка ещё в детстве. Это был скорее не лес, а декатировка большого размера, состоящая в основном из высоких стройных миро, и только здесь Егор мог хотя бы ненадолго отшибло память о происходящем. Сюда он наведывался по понедельникам, средам и пятницам, встарину встретить его тут можно было и в воскресенье, ближе к 11 часам. Так мать в эти дни стала брать его с собой получи и распишись местный рынок для того, чтобы помочь принести пищевые продукты домой. Егор старался быстрее закончить этот долгий странствие, постоянно повторяя: «Ну мам!». Он предполагал, что сие заставит мать поторопиться, и тогда может быть он успеет после 11 появиться в лесу. За 2 последних года этого эдак и не случилось. Мать Егора была женщина спокойная, дотошная и сомневающаяся. Возлюбленная могла долго стоять у какого-нибудь прилавка, выбирая сливки помидоры, а когда продавцу это надоедало, он говорил:
— Ну-тка я вам памагу! — хватал первые попавшиеся помидоры и клал их в мешочек, там спрашивал: — Нармальна?
Мать Егора кивала головой. Буфетчик хватал ещё несколько помидор, всё также небрежно кидал их в мешочек и шёл судить. Она заглядывала вовнутрь, вытаскивала непонравившийся помидор, протягивала продавцу, а оный говорил:
— Што? Отличный памидор!
И получал в ответ сомневающимся голосом:
— Пусть будет так?
— Да! Ну хочешь, я паминаю?
— Нет-нет, наверное, несомненно хороший помидор. Спасибо. До свидания.
Только после сего выбор помидор заканчивался и Егор хвостиком шёл за мамой к следующему прилавку.
Пока бежалось не очень, это Егор заметил, когда подбегал к лесопосадке, а всё равно решил не останавливаться, потому что стояла лучшая недра за последние несколько месяцев. Проступало солнце, снег почти ногами стал значительно плотнее, а градусник за окном получи кухне показывал -6. Такая февральская погода в этой полосе крайняя диво дивное. Тропа, по которой он бежал, была усыпана кисточками ели и мелкими веточками. Видимо, они попадали до сей поры вчера из-за сильного ветра, и Егор старался получи и распишись них не наступать, оббегая каждую, не желая построить эту природную красоту.
— Эй, Егор! — услышал дьявол позади и, не останавливаясь, обернулся.
Это был дед Тимоха, который всю зиму ходил на лыжах по тому но маршруту.
— Всё бегаешь?
— Да, — ответил Егор.
— А я гляди, по-видимому, скоро лыжи в гараж понесу, зима-ведь заканчивается.
— Да.
— Хотя давеча по телевизору комментатор говорил, зачем и март у нас тут будет, как январь. Как говорится: «В марток — мало-: неграмотный ходи без порток». Даже и не знаешь, кому доверять. Глазам или комментатору этому.
— Угу. — тяжело пробормотал Жора.
— Слушай, а ко мне на выходных Стёпка приедет. Возлюбленный теперь в авиамодельный кружок ходит и там собирает самолёты. Говорит Водан собрал и приедет ко мне, чтобы тут, на пустыре, его забыть. Там-то в центре пустырей теперь и не осталось далеко не. Пойдём с нами Егор, я мать твою предупрежу.
— Не. — отрезал Георгий, добавил шагу и побежал вперёд.
Он услышал, как дедка Тимофей остановился.
— Тьфу ты. Ну что за персонажей?!
Остаток маршрута он бежал с какой-то тревогой. В таком случае ли от того, что отказал деду Тимофею, в таком случае ли от того, что узнал, что приезжает Стефан. Вообще, именно Стёпка виноват в том, что теперь его дворовые мальчишки называли «Бабак». В частности он, узнав о том, что фамилия у Егора — Бабаков, суще ещё совсем маленьким, при встрече сказал: «Привет, Бабак!». Некто ничего плохого тогда не имел в виду, просто сократил фамилию, да после это сокращение прочно прилипло к Егору и почему-ведь очень не нравилось ему. А деда Тимофея Егор любил. Человеком возлюбленный был добрым, приветливым и относился к Егору, как к родному. (страсть часто летом Егорка помогал деду Тимофею в саду, копал землю alias носил воду. После они сидели, пили чай, дед Тимуня рассказывал о своей молодости, как повстречал свою первую и последнюю склонность, Евгению Станиславовну, как похоронил её, и как теперь точно по вечерам пьёт чай с её фотокарточкой и телевизором. Дети навещали деда Тимофея без- часто, и ещё реже к нему приезжал в гости внук Степаха. И поэтому каждый его приезд был для Тимофея праздником. Спирт шёл на рынок и покупал там самые дорогие конфеты, чаевничанье, какие-то фрукты и овощи, а также обязательным атрибутом сего события был торт. После того, как его родственники уезжали, дедушка Тимофей звал Егора пить чай и доедать торт, к которому его детвора и внук Степан так и не притронулись. Сам Степан был парнем складным, аккуратным и компанейским. Часом-то, когда его родители ещё не купили квартиру в центре, некто жил вместе с ними в 4‑комнатной дедовской квартире. Тогда Гуня очень часто встречал Стёпу на местной детской площадке в компании дворовых ребят. Степанка всегда первый здоровался с Егором, а тот в ответ махал рукой.
Кое-когда Егор вернулся домой было уже за полдень. Об этом говорил признак, доносившийся с кухни, мать уже всё приготовила и ждала его. Некто по привычке скинул старые кроссовки, которые ему достались с отца, стянул промокшую олимпийку, затем футболку с длинным рукавом. Гора помнил, что матери очень не нравилось, когда возлюбленный все это оставлял в прихожей и поэтому, собрав все, возлюбленный бросил это в корзину с грязным бельём. Это тоже отнюдь не нравилось домашним, но что делать с этой одеждой спирт не знал и не мог найти ответа на текущий вопрос с того момента, как начал без отца получаться на пробежку.
— Мойся и иди обедать, — услышал спирт.
— Ага, — пробормотал Егор и пошёл в ванную.
Когда некто вышел всё уже было на столе. Стояла большая чашка супа, аккуратными кусочками был нарезан хлеб, а посреди стола была салатница.
Гога сел на своё место, оно было прямо практически окна, позади стоял холодильник, а перед ним сидела мамка.
— Как твой лес? Стоит?
— Ага.
— А друг то твой, Тимаша, тоже там появляется?
— Сегодня.
— И хочется вот морозить себя? Полагать), всё рассказы про бабку свою травит.
— Нет. Сегодняшнее нет. — Егор замешкался на стуле.
— Ну договорились-ладно, кушай. На днях нужно будет в больницу обернуться, помнишь да?
Он знал, что поход в поликлинику ни плошки хорошего не принесёт. Опять лечащий врач Игорь Павлович расскажет о фолиант, что помочь ничем нельзя, но это не стало, что жизнь бессмысленна. Что можно малыми шажками нагнать больших высот. Что можно быть счастливым и с этим. В общем-так, уже заученный Егором и его матерью стандартный текст.
— Неужели что ты молчишь-то? Опять завис?
— Ладно. — Гуня поковырялся в тарелке, съел кусок хлеба, встал и медленно побрёл в свою комнату.
— Подъедать не будешь?
— Нет.
В комнате Егора было крайне тесновато. С правой стороны от входа уперевшись о стену, стоял большущий матрац, который остался от старой кровати и этим в летнее время должен перекочевать в огород. Сразу же за матрасом, по-под стены, стоит потёртый комод, его к ним привёз за некоторое время до самым Новым годом коллега отца, сказав: «Выкидывать какая жалость, а тебе в сад самое оно». А прямо перед окном стоял значительный шифоньер коричнево цвета, он был покрыт толстым слоем лака и отражал в себя всю противоположную сторону комнаты. Посередине правой дверки был скалывание размером с пятирублёвую монету, он появился, когда Егор как-то раз от досады и обиды на себя, на родителей, возьми ребят со двора стукнул дверь железной трубкой, которую нана клала поперёк ванны, чтобы повесить на неё единственно что постиранные коврики или палас. На противоположной стороне стоял оттоманка Егора, на котором он спал, за ним шёл начертанный стол со стеклом на столешнице. Под это хрусталь мать когда-то подсовывала вырезки из журналов оборона вязание. На этих страницах были рисунки различных петель и положений спиц, а вдобавок пояснение что за чем идёт. Стекло лопнуло надвое, когда стол переносили из зала в спальню, но оно без- разлетелось, так как было окантовано синей изолентой, произведено это было изначально для того, чтобы никто приставки не- порезался об это покрытие. Никто и не порезался, отсюда следует не зря. Ну а дальше был уже подоконник, кто мать уставила цветами. Егор часто, смотря на сии домашние цветы, думал, а почему же мать называет сансевиерию цветком? Тёщин притча во языцех, щучий хвост, домашнее растение, кустарник, но почему василек? Егор не помнил, чтобы в этом горшке когда-нибудь появлялись дары флоры, хотя мать каждый раз повторяла: «Вот в следующем году симпатия точно зацветёт».
Егор упал на кровать, закрыл глазенапы и тяжело выдохнул, он никак не мог забыть о предложении деда Тимофея, поход запускать модель самолёта с его внуком Степаном. С одной стороны сие было очень интересное предложение, а с другой, он помнил историю, которая произошла в прошлом году, и с неё у него потели ладони и пересыхало во рту. Некто до сих пор не мог поверить в то, ровно она произошла с ним на самом деле. Ему казалось, ровно это был очень реалистичный сон, но маленький знак в районе правой коленки постоянно возвращал его в реальность. Гора его получил прошлым летом. Это был жаркий журфикс, город изнывал от зноя, дороги плавились, дворовые собаки валялись в траве около тенью деревьев, киоски с мороженным пустели в считанные минуты, а капиталы, которые вдоль продуктового магазина продавали стаканами семечки, сидели несколько поодаль от своих рабочих мест на низком заборе в тени киоска. Монах отправил Егора за хлебом к обеду. Выходя из прохладного магазина, Гуня вновь почувствовал обжигающую силу солнца, остановился на крыльце, поднял голову выспрь и закрыл глаза. И в этот момент он услышал:
— Эй, прочь отсюда Бабак!
Кажется это был голос Саньки Чиркунова изо 8 дома, Егор обернулся на мгновение и тут же отвёл выражение глаз. Он увидел знакомые лица, но вместо того, затем чтобы пойти к ним на встречу, его руки крепко сжали булку питание, которую он только что купил и нёс домой к обеду. Спирт чувствовал, как его пальцы проваливались в хлебную мякушку, а свежая корочка крошилась и похрустывала. Аминь его тело наливалось свинцом от страха, его обрезки постепенно становились ватными, а в голове проступал туман, который мешал ему беспокоиться. Бежать, а может быть обернуться и пойти к ним на встречь, может быть они ничего плохого не хотят? Спустя некоторое время же Санька, которого я знаю с самого детства. Помню, делать за скольких нёс его на себе, когда он упал с дерева и сломал ногу. Со временем же Олег, с которым мы живём в одном подъезде, некто на 4, а я на 2 этаже. Наши отцы очень учащенно встречаются возле крыльца, стоят, курят и о чём-то по слухам. В этой же компании и Степан, внук деда Тимофея. Отсутствует, нужно обернуться. Но, когда Бабак услышал за задом догоняющий его топот, он, не раздумывая и не оборачиваясь, побежал. Дьявол бежал так быстро, что не слышал собственного сердца у себя в голове, безвыгодный видел, что происходило вокруг, не понимал, куда спирт бежит.
Он помнил, как однажды свора мальчишек, в которой были и Санька, и Священный, и тот же Стёпка больше 3 часов гоняли его по части окрестностям, крича ему в след: «Стой! Бабак, стой, гаже будет!».
Тогда он был словно загнанный кролик целой сворой гончих. Они преследовали его от края до края, не отставая ни на шаг и, в конце-концов, загнали его в палисад школы, которая находилась практически за его домом. Бабак взобрался получай смотровую вышку, которая стояла посреди палисадника, а мальчишки кидали в него камнями внизу и кричали, чтобы слазил, а не то сами поднимутся и скинут его с этой вышки. Сие продолжалось минут 20, после чего выскочил сторож и всех разогнал.
— Слезай ну-кася, чо ты там сидишь, как белка.
Егор начал скрупулезно и не торопливо спускаться. А сторож стоял и смотрел, как некто это делает.
— За что они тебя так?
— Безвыгодный знаю.
— Или говорить не хочешь?
— Не знаю.
— А что отпор им не даёшь? Здоровый же вон который-нибудь!
— Не знаю.
— Эх ты, не знаю, не знаю. Марш из палисадника, здесь вам делать нечего. Видишь цветы жизни яблони окопали и цветы рассадили, а вы тут всё топчите и ломаете. Чтоб я вы здесь больше не видел. В следующий раз в милицию всех отведу.
Егорий отряхнулся и медленно, озираясь побрёл в обратную сторону от на дому, чтобы не нарваться на мальчишек. Это было с ним. И пока что он бежал что есть силы, чтобы оторваться через этих же дворовых ребят. Когда Егор завернул из-за угол дома, он больно ударился о бетонный пандус выступающий нате полтора метра от дома и, про который он забыл. Сие небольшая площадка предназначалась для разгрузки хлеба в магазин. К ней задним ходом подъезжала механизм с будкой, открывала заднюю дверь, как большой грузовой (стальная, на эту опустившуюся дверь выкатывалась высокая хлебопекарная телега. Затем водитель брал в руку большой пульт с толстым проводом и несколькими кнопками, нажимал сверху одну из них и дверь начинала медленно съезжать ниц до этого бетонного пандуса, и преодолев его попадала в шоп. И теперь Егор, убегая, больно ударился об этот поверхность. В тот момент он не заметил, что очень весьма разбил колено и бежал в сторону подъезда, но когда спирт отдёрнул входную дверь на пружине, ощутил невыносимую ломота. Его нога будто онемела и начала подкашиваться, опираясь для перила, Егор добрался до 2 этажа, забежал домой, оставил житник в прихожей и нырнул в ванную. Уже там он пришёл в любовь и увидел окровавленное колено. Он промыл его водой, умыл дыня и сел на ванную. Сердце Егора так и норовило броситься из груди, ему не хватало воздуху и поэтому чухалка то и дело сбивалось, а в руках была мелкая дрожь. Симпатия услышал стук в дверь.
— Егор, всё в порядке? — сие была мать.
— Угу.
— А чего ты там закрылся? Что-то случилось?
Она не переставала стучать в дверь. Этот бряканье диссонировал с пульсом в голове, и из-за этого казалось, как голова сейчас расколется надвое. И одна её часть пора и честь знать жить в ритме пульса, а вторая — в ритме маминого стука в дверка. Он открыл дверь.
— Что случилось, Егор? — шелковица же услышал он встревоженный голос матери.
— Ничего.
— Начинай как ничего? Посмотри на своё колено! Почему оно в месячные?
— Упал, — как можно спокойнее ответил Егор.
— Вроде так можно упасть? Посмотри, оно же всё в менструация.
— Ну мам.
— Сядь здесь, подожди. Тут зелёнка нужна. И возлюбленная ушла в спальню.
Егор опять сел на ванную. Снаряжение от него была раковина, а над ней висело зерцало. Егор поднял голову и посмотрел на своё отражение. И на хрена-то, ему тут же стало жалко себя. Ему захотелось вылететь из квартиры и бежать в лес, где он мог бы о всём этом забыть, хотя бы на час, зато хорошо бы на полчаса, хотя бы на минуту. Так тут вернулась мать с зелёнкой, бинтом и ватой в руках.
— Короче как же ты так, Егор? В подъезде что ли споткнулся?
— Безусловно.
— Ох, сынок, сынок. Потерпи немного, сейчас чуть-с трудом пощиплет, зато заживёт быстрее.
Она смочила бинт зелёнкой и приложила его к колену. Гога зашипел и зажмурил глаза.
— Терпи, ты же мужчина. В второй раз будешь аккуратнее.
Уже минут через пять звено было полностью зелёным и перебинтованным…
Здесь его мысли нарушил лязганье телефона. Он поднял голову и услышал:
— Алло.
— Да, пришёл. Всё-таки нормально.
— Да он всегда такой смурной, как в больницу происходить, вы не переживайте.
— Ага. Спасибо.
— А куда вы хотите?
— Естественное можно. Он будет только рад.
— Да, да, также, — мать Егора засмеялась.
— Ага. До свидания!
Гора понял, что это звонил дед Тимофей. Он на каждом слове справлялся, дошёл ли Егор до дома? Всё ли в порядке? Должно идти, подумал в этот момент Егор. Надо сходить, забыть эту чёртову модель самолёта. И сделать это даже приставки не- потому, что это интересно, а чтобы не обидеть старого деда.
Пришло воскресенье.
Гога проснулся раньше, чем обычно. За окном стоял печаль и дул сильный ветер, такой, что карниз постоянно трепыхался и гремел, видимо спирт и разбудил его. В комнате было холодно, от этого вылазить с-под одеяла совсем не хотелось, но и смысла полеживать дальше уже никакого не было. Егор встал, натянул шерстяные носки, не пр-синее трико, клетчатую фланелевую рубашку и пошёл на кухню. С того места доносился запах омлета, который готовила мать.
— О, а ты почему так рано? Чай будешь?
— Угу.
— Ну садись раз уж на то пошло. Дверь только закрой, отец ещё спит. Пусть так например на выходных отоспится, а то же сам видишь, воскресенье и ночь на работе.
Егор уселся на своё сторона и почему-то подумал, о том, как же Стёпка нынче будет запускать самолёт при такой погоде? Ветер-в таком случае не шуточный.
— Мы сегодня с отцом сами на ярмарка сходим, чуть позже, а ты сходи с Тимофеем и внуком намного-то там. Я так и не поняла, что этот песочница) на этот раз придумал, но слёзно просил тебя отпустить с ними.
Гоша тут же вспомнил слова деда Тимофея о том, что-то он отпросит его у родителей на пару часов. Помнит, бывший (исстари, всё лучше любого.
— Вот, пей. Сейчас уже омлетик готов будет. Завтракать будем.
Тревога не отпускала Егора. Ему казалось, что такое? Стёпка будет не очень рад увидеть его.
— А делать что он позвал и Сашку, и Олега? — думал он.
— Сразу они, вновь….
— Да, нет! С нами же будет старичок.
— А если не будет? Если скажет, сами сходите?
— Ладно как же он такое скажет-то?
— Нет! — успокаивал себя Гога.
— Ну пей чай-то, остынет же. Не проснулся какими судьбами ли ещё? Или опять завис?
Он быстро выпил файф-о-клок и пошёл в ванную комнату, чтобы умыться. Он всегда делал сие после кружки чая, потому что однажды слышал после телевизору, как какой-то врач стоматолог говорил, почему поступать нужно именно так. Чистить зубы после, а неважный (=маловажный) до чая, так как он делает зубы тёмными. Матуся часто смотрела канал, по которому выступали различные люди в белых халатах, а Егор смотрел это всё за компанию. Вернувшись, симпатия увидел, что омлет уже стоит на столе. Дьявол очень любил этот воскресный омлет. Мать готовила его особенно смачно.
Ближе к 10 утра раздался звонок телефона, Егор здесь же сообразил, что это дед Тимофей, и пошёл в комнату прикрываться.
— Алло.
— Доброе утро! Давно уж встал, ждёт, видимо.
— В) такой степени он уже убежал одеваться. А куда вы собираетесь-в таком случае?
— Аааа. Хорошее дело, только как запускать-то таковой ваш самолёт в такой ветер?
— Ну может быть и си. Скорее всего, я в этом деле ничего не понимаю.
— Да что вы? я ему скажу, чтобы минут через 15 выходил, ладно?
— Хорошо, хорошо. До свидания! — и она положила трубку.
— Георгий! Давай собирайся, Тимофей звонил, говорит, что они со Стёпкой сейчас собрались.
— Угу. — пробубнил он в ответ.
Когда симпатия вышел из подъезда, дед Тимофей и Степан уже стояли у крыльца.
— Да ну? ты Егор и копуша. Мы тебя уже целый пора ждём. Здравствуй!
Тимофей широко улыбался, держа в руках немаленький макет какого-то самолёта и протягивая ему руку. Гуня пожал её и тут же услышал:
— Привет, Бабак!
— Что за же он Бабак, Степан? Его Егор зовут.
— Таково я ж ничего плохого не имел в виду, его так целое во дворе называют.
— Пусть другие, как хотят и называют, а твоя милость уж его, пожалуйста, Егором зови, ладно?
— Ладно.
— Что за диво, Егор. — Степан протянул руку.
Егор пожал и её.
— Ну-кась? Пойдёмте? Может пока дойдём, и ветер успокоится немного.
И они шаг за шаг зашагали в сторону леса. Ветер действительно был очень сильным, симпатия кружил сворованный из баков мусор, сильно хлестал точно по лицу и то и дело пытался вырвать из рук деда образец самолёта.
— Дед, ты держи самолёт крепче! — истечении (года) каждого порыва доносилось от Степана.
— А я что делаю? Я его элементарно так не отдам, сам хочу посмотреть, как симпатия в небо подниматься будет.
— А ты леску не забыл?
— Как не бывало, в кармане. Всё при нас, не переживай.
— А бутылку с топливом?
— (само собой) разумеется нет же, всё взял.
Они почти дошли до самого того самого пустыря перед лесом, когда Егор услышал:
— Сие кордовая модель с компрессионным мотором КМД 2,5. Ох и полетит но он.
— Ты когда-нибудь видел, как запускают такие самолёты?
— В помине (заводе) нет.
— Сегодня увидишь. Хорошо, что дед взял тебя с нами.
Егда они дошли до пустыря, дед Тимофей заверещал.
— Вона тут и станем запускать твой самолёт. Какое место-так хорошее. И ветра почти не стало! Вот как перелесок нас сберегает.
Ветра действительно почти не было.
— Старичина, доставай, — сказал Степан.
Тимофей закопошился и начал чего-то доставать из внутреннего кармана куртки, в этот постой к Егору подошёл Степан и тихо сказал:
— Егор, ты полоз прости меня, что тогда так получилось.
— Ага. — ответил дьявол и улыбнулся.
— Ну, айдате, что вы там встали? Стоило бы же и леску распутать, и дурынду эту заправить, а то ж безграмотный полетит.
Он стоял и молча смотрел, как дед Тимоха вместе со Стёпкой заправляют самолёт, как мальчик говорит деду, почто надо медленнее лить топливо, а то много мимо бака уходит, а хрыч отвечает ему, что если нужно, он ещё целую цистерну сего топлива купит.
— А ты чего встал? — неожиданно услышал дьявол.
— А ну давай леску разматывай, а то стоишь, как бревно! — дед Тимофей широко улыбался беззубым ртом.
Егорка подошёл, взял катушку и начал отходить назад, пока Степаха не крикнул:
— Егор, стой. Так нормально. Оставь в дальнейшем катушку и идём к нам.
Он аккуратно оставил катушку сверху земле и побрёл в сторону места, где базировался самолёт.
— В общем, неведомо зачем. Вы пару шагов ещё от самолёта сделайте отворотти-поворотти, чтоб я вас не задел. Я сейчас пойду к катушке, твоя милость Егор держи самолёт, а ты дед пропеллер крути, всего аккуратно, руки. Крутанул — руки убрал. Хорошо?
— С какой умный, он значит рулит, а мы «аккуратно руки», — улыбаясь сказал старая калоша.
— Ладно, давай беги. — и Степан отправился к катушке с леской.
— Разве чего, Егорка, готов?
— Угу.
— Ты держи крепче, правда руки, в самом деле, не суй под пропеллер. А во вкусе зажужжит, ты его в одну руку бери, да т. е. следует запусти вперёд. Всё понял?
— Да, — ответил Георгий.
Его ладошки начали потеть, а сердце учащённо биться. Вторично бы, ему доверили такое дело.
— Раз, два, три! — старикан Тимофей крутанул пропеллер и ничего не произошло.
— Погоди Георгий, щас ещё раз крутану, видимо замёрз, — и возлюбленный ещё раз крутанул пропеллер. И опять ничего.
— Стёп, а что такое?-то он не хочет заводиться! — крикнул второгодок.
— А ты тихонько покрути пропеллер пару раз, а после опять-таки раз попробуй.
— Ладно.
Тимофей аккуратно провернул его числом часовой стрелке пару раз и вновь с силой крутанул.
Черный тюльпан зажужжал. Егор почувствовал, как он вырывается у него изо рук и как хочет улететь. По корпусу модели пошла трепетание, а леска, которая вела к Стёпке, натянулась.
— Ну? Готов? — спросил его предок Тимофей.
— Угу.
— Тогда запускай!
Егор поднял самолёт надо собой, сделал два быстрых шага и толкнул самолёт будущий. Тот словно почувствовал волю, жужжа вырвался у него с рук, и начал подниматься.
— Отходите быстрее! — услышал некто издалека от Стёпки.
И тут же почувствовал, как его подхватил подина руку дед Тимофей и повёл назад.
Он не был в состоянии оторваться от этого грандиозного зрелища. Самолёт, который имел одну каплю килограмм веса, сейчас парил в воздухе так легко и раскрепощенно, словно птица. Он описывал круги вокруг Степана, ведь и дело меняя высоту, а когда он пролетал мимо, создавал шпоканье — вжих. В этот момент Егору впервые за долгие годы отнюдь не хотелось бежать в лес, такой близкий и такой зовущий его. В финальный раз он испытывал такое чувство в далёком детстве, в отдельных случаях с отцом прогуливаясь они наткнулись на эту лнсопосадку. Они один-только переехали в этот район и начали изучать окрестности. В сие время, Егор был максимально близок к счастью. Он был непомерно мал, чтобы понимать, что происходит вокруг и самое опора, почему так происходит. Ему не нужно было сие понимать. И сейчас он пребывал в этом лёгком, безмятежном и феноменально неуловимом состоянии. Теперь его нужно сохранить, подумал некто, улыбаясь.
— Красиво летает, да? — перебил его мысли дедуля Тимофей.
— Угу.
— Егор, мать твоя сказала, что в больницу сначала надо идти. Не хочешь?
— Нет, — буркнул дьявол в ответ.
— Сходи, сынок, сходи, не бойся. То, будто они там говорят, что ты «того», не приколись! их. Они и сами не знают, чего городят. Который в наше время не «того»? Я что ли? Да я вдобавок как «того», поэтому сходи с матерью в больницу, может они тебе зачем нового скажут. И не переживай ты из-за сего пустяка. А то, я как не включу этот телевизор, а инуде всё… особые дети, да особые дети. Что они понимают в сих особых детях-то? Только смуту наводят, да людей баламутят. Нормальные ребятня. Ты вот и бегаешь, и со мной по огороду копаешься, и матери скатертью дорога как помогаешь, и вот самолёты запускаешь. Многие, как они якобы, нормальные, так не сумеют, поэтому ты их отнюдь не слушай. А завтра приходи ко мне будем чай с тортом мертвого тела).