Душок «Красной Москвы» —
середина двадцатого века.
Время – «после войны».
Наши дни движется только вперёд.
На углу возле рынка –
С весёлым баяном изуродованный.
Он танцует без ног,
он без голоса песни поёт…
Сие – в памяти всё у меня,
У всего поколенья.
Мы друг друга в толпе
При случае легко узнаём.
По глазам, в коих время
мелькает незваною тенью
И объединение запаху «Красной Москвы»
В подсознанье своём…
* * *
Голос эпохи изо радиоточки
Слышался в каждом мгновении дня.
В каждом дыхании – грудь в грудь и прочно,
Воздух сгущая, храня, хороня
В памяти — времени лики и блики,
Повторение которых очнулось потом
В пении, больше похожем на крики,
В радости с нечеловечьим на лицо.
* * *
Я жил на улице Франко,
И время называлось «Детство»,
С 20-й школой согласно соседству.
Всё остальное – далеко.
Взлетал Гагарин, пел Муслим,
«Заря» с Бразилией играла,
И, ровно ручка из пенала,
Вползал на Ленинскую «ЗИМ».
В «Луганской правде» Бугорков
Писал относительно жатву и про битву.
Конек Пахомовой, как бритва,
Вскрывал резную фокус годов.
Я был товарищ, друг и брат
Всем положительным героям
И лучшего малограмотный ведал строя.
Но был ли в этом виноват?
Хоть бы наивность и весна
Шагали майскою колонной,
Воспоминаньям свет сине-зеленый
Дают другие времена.
Я жил на улице Франко
В Луганске – Ворошиловграде.
Я отразился в чьём-в таком случае взгляде
Пусть не поступком, но строкой.
А эра кружит в вышине,
Перемешав дела и даты,
Как будто предвидя, что когда-то
Навек останется во мне.
* * *
Упавшее высота поднебесная давит на плечи,
И мне оправдаться пред будущим нечем.
Цепляясь вслед небо, я падаю тоже.
И только земля провалиться не может.
И, превозмогая чужое бессилье,
Я в ихор раздираю не руки, но крылья.
* * *
Растекается, плавясь, приставки не- прошлое время, а память.
Не на глине следы – получай слезах, на снегу, на песке,
Их смывают нетрудно злые будни, как будто цунами.
И парит в небесах, налегке может ли быть на волоске,
Отражение эха, улыбки, любви, трибунала…
Ответ правды в сухих, воспалённых глазах.
В этом зеркале времени видеопамять почти что узнала,
Как мутнеет от страха провидение, и как прахом становится страх.
* * *
Как живётся? – В контексте событий.
И, наверно, в контексте тревог,
Наслаждаясь луною в зените,
Точь в точь мерцаньем чарующих строк.
Как живётся? – С мечтой о Карраре,
Несмотря на то, что труха, —
Повсеместно, не только в амбаре.
И чуть только шаг – от любви до греха…
Но, взрывая нелепые проза жизни,
Прорываясь сквозь дни и века,
И сквозь слёзы – любовь неподсудна,
И, т. е. стих, иногда высока.
* * *
Тёплый ветер, что подарок с юга.
Посреди ненастья – добрый знак.
Как рукопожатье друга,
Якобы улыбка вдруг и просто так.
Жизнь теплей (за лишь на дыханье,
И длинней — всего лишь на него.
Облака – с встречи до прощанья,
И судьба. И больше ничего.
* * *
Трендец своё – лишь в себе, в себе,
И хорошее, и плохое.
В этой жизни, подобной борьбе,
Знаю в точности, чего я стою.
Знаю точно, что всё пройдёт.
Кончено пройдёт и начнётся снова.
И в душе моей битый лёд –
Всего только живительной влаги основа.
* * *
Подожди, душа моя,
Слышишь, поп струится,
То ли грусти не тая,
То ли, во вкусе ночная птица,
Превращая ремесло
В Божий дар и вдохновенье,
И мгновенье, ась? пришло,
Поднимая на крыло,
Вслед за прожитым мгновеньем…
* * *
Ожиданье чуда, (языко любви,
Ожиданье счастья, как прозренья.
Кажется, что точию позови –
От спасенья и до воскресенья
Пролетит время, словно миг,
В отраженье звёздами врастая…
Вслед за ней парю в глазах твоих,
Возьмите хоть чудес давно не ожидаю.
* * *
Душа моя, ми хорошо с тобой
И плохо без тебя.
С тобою даже осадки другой –
Ведь он идёт, любя.
Сквозь сии струи дождевой воды
Мне слышится твой смех.
В раю иль держи краю беды —
Мы далеки от всех.
* * *
Гудки локомотивов маневровых,
Ночная аппель поездов
И мыслей, от бессонницы суровых,
Как путешественник и командор Седов…
Же в мыслях, что суровы только внешне,
Вопросов вязь, надежды и мечты.
И филиппика друзей, и лица их, конечно,
И много ещё разного. И твоя милость.
* * *
Не слова, не отсутствие слов…
Может бытийствовать, ощущенье полёта.
Может быть. Но ещё любовь –
Сие будни, болезни, заботы.
И готовность помочь, спасти,
Затеряться в момент, когда худо.
Так бывает не часто, учти.
Же не реже, чем всякое чудо.
* * *
Самолёты летают реже.
Один небо не стало чище.
И по-прежнему взгляды ищут
Земная юдоль любви или свет надежды.
Самолёты летят соответственно кругу.
Возвращаются новые лица.
Но пока ещё фокус стучится,
Мы с тобою нужны друг другу.
* * *
И теория, как поцелуй, короткий,
Но, всё ж, пронзающий насквозь,
И бездельник стремительной походки,
И ощущенье, что «всерьёз»…
И тонкий линия, как стих Марины,
Сквозь одиночества печать…
И жизнь – что клинопись на глине,
Где мне не всё имеется понять.
* * *
Опять всё мелочно и зыбко,
И все возня – об одном.
И лишь случайная улыбка,
Перевернув в душе начинай подъем дном
Всё то, что мыслями зовётся,
Отвлечь способна и вскружить голову,
Чтоб снова Пушкинское солнце
Смогло взрастить прямую панегирик.