Я принёс вам слово
Я принёс вас слово!
Историко-фантастическая пьеса.
Автор: Мишук Туруновский
Тел. +375295200647
e-mail: mwt2@yandex.ru
(авторские права защищены)
Действующие лица:
Главные роли:
ФРАНЦИСК (Франциск Скорина)
Член (партии) В ЧЁРНОМ (сокр.ЧВЧ)
Роли в эпизодах:
ЛУКА (батька Франциска)
ПРОКОФИЧ (друг Луки)
ЖЕНА ЛУКИ
МОНАХ
Ню
ПРОФЕССОР
1 УЧЁНЫЙ
2 УЧЁНЫЙ
БОГДАН СТУПКА
БУРГАМИСТР БАБИЧ
Юраня ОДВЕРНИК
МАРГАРИТА ОДВЕРНИК
КОНСТАНТИН ОСТРОЖСКИЙ
МАГИСТР
ПРИДВОРНЫЙ (Тевтонского магистрата)
Ромася (племянник Франциска)
КНЯЗЬ (Московский)
СТРЕЛЕЦ
СВЯЩЕННИК
Толпа:
«Клоны» Франциска (четыре актёра)
Учёные в мантиях
Придворные магистра Тевтонского ордена
Стрельцы и горожане Московии
Танцевально-хореографическая серия
Картина 1
Полоцк.
Важно старинный полоцкий напев.
Декорации: Задник в виде карты Полоцкого княжества. Коммерческий дом конца 15 века. В центре стоит длинный безразличный стол с лавками, за которым сидит юноша в монашеском костюм, и ведёт какие-то записи.
Слышатся возбуждённые мужские голоса. Соул затихает, и на сцене появляются двое бородатых мужчин, одетых в купеческие костюмы. Мужской элемент громко смеются, и похлопывают друг друга по плечам.
Лукаша: А, лихо мы его с тобой, Прокофич, обставили, а?
ПРОКОФИЧ (с трудом сдерживая смех): Как телка! Ей, ей, как теленок!
ЛУКА (хохочет): Точно, как телка! Он ещё глазками своими лупает, лупает, так точно мычит буд-то. А где остальной товар? А где деньжонки?
ПРОКОФИЧ: А, вот они где! (похлопывает по кошельку Луки)
Свет: Вот они где, родимые! Целых сорок два рублика. Вотан к одному!
ПРОКОФИЧ: И пусть только попробует нас в обмане предъявить обвинение!
ЛУКА: Кто? Этот? Из Великих Лук! (Лука вслух смеётся) Да он ещё всю дорогу до под своей смоковницей будет соображать, как это он денег заплатил боле, а товара увёз меньше!
ПРОКОФИЧ: А у нас всё честь точно по чести! Уговор дороже денег!
Оба держатся после животы и хохочут. Лука медленно разворачивается, и замечает в комнате сына.
Лукаша: Ага! А вот, и младшенький мой! Франциск. (Франциск поднимается с лавки, и ненадолго кланяясь, здоровается.) У бернардинцев в школе при монастыре учится. Ходко умный он у меня уродился. Я его специально к монахам вслед за науками отправил. Помощником мне будет. Хотя, он и неотлагательно уже в книгах учётных записи вести помогает. А ну, Франциск! Марш-ка сюда, сын! Возьми книгу, и сделай запись получи приход. Запиши сорок два рублика.
ПРОКОФИЧ (покашливает): Ой, ли?
Лукаря: Вот лукавый попутал, так попутал! Прости, друг! Что и) говорить двадцать один рублик. У нас же всё по-честному? По-братски? А, Прокофич?!
Купцы весело смеются. Лука отсчитывает долю Прокофичу.
ФРАНЦИСК (опустив голову): Не хорошо это.
Купцы перестают гагарить.
ЛУКА (обращается к Франциску): Чего это? Это твоя милость про что? Это ты отцу родному?
ФРАНЦИСК: Невыгодный хорошо обманывать. Не по-божески это. В писании сказано…
Луня (недовольно): А-а… В писании, в писании! Вот уже выучил на свою голову! Твоя милость погляди, Прокофич! В каком таком писании? (разводит руками)
Прокофич! Твоя милость это писание читал? Нет? Вот и я не читал. Книги близкие о том, что куплено, да продано читал. А вот писания маловыгодный читал. Да, и как его прочтёшь, ежели там по части латыни всё прописано. Монахи одни, и могут прочесть. А который его знает, монаха того, что у него всякий крата на уме. Сдаётся мне, что каждый раз они об одном и книжка же по-разному толкуют. Как удобно им alias выгодно, скажем по обстоятельствам, так и объясняют. Однако меня безлюдный (=малолюдный) проведёшь! Верно, Прокофич?! Потому-то я не ушам, а глазам своим вверяться привык. Вот когда рублики на руке у себя, сиречь в записях своих вижу, вот тогда и верю тому, аюшки? они у меня есть. А что там, в этом писании сказано приставки не- вижу, а стало быть, и верить не обязан. Вот тебе, и дочиста отеческий сказ. А теперь, садись и пиши, как сказано. А в таком случае, гляди у меня! Ты мою руку знаешь! (грозит кулаком)
Франциск садится, и начинает по какой причине-то писать. Купцы присаживаются за другой край стола. К ним идет жена Луки, и молча, накрывает стол. Купцы выпивают и закусывают.
Лукаря: Вот ведь как у нас с тобой Прокофич всё добре получается, а?!
ПРОКОФИЧ: Да, уж!
ЛУКА: А, то писание, видишь ли ли! Ишь, ты! Умник!
ПРОКОФИЧ: Вот, вот! И я говорю. Ото наук этих, да писаний всяких морока одна голове. Своим умом, (ну) конечно хитростью жить нужно. Всё, что на пользу согласен, то стало быть, и правильно.
ЛУКА: Вот, и я так размышляю. Таким образом, вместе нам держаться нужно и далее.
ПРОКОФИЧ: Большие! Старшие мы с тобой дела сотворим, Лука!
ЛУКА (обращается к Франциску): Давай?! Что? Записал? А, ну! Покажи!
Франциск медленно к лицу к отцу и протягивает ему книгу.
ЛУКА (с возмущением): Сие что ещё такое?! Что за малеванье ты здесь устроил, паршивец?!
ФРАНЦИСК: Бес это, батюшка. Беса я нарисовал. Того самого, тот или другой тебя и друга твоего попутал.
ЛУКА (гневно) Беса?! Чёрт, говоришь попутал?! А, ну вот, как я сейчас…
Мерцание, поморгав с треском, гаснет. В луче прожектора появляется человек в чёрном плаще с глубоким капюшоном (со временем сокращённо ЧВЧ).
Следом второй прожектор подсвечивает Луку, с испугом наблюдающего из-за непрошеным гостем.
ЧВЧ (очень спокойно и вкрадчиво): Здравствуй, Лукася! Не бойся. Не стоит бояться того, кто с дружбой к тебе пришёл.
Луконя: Кто ты?
ЧВЧ: Я твой друг, Лука. Давний (подруга). Просто ты меня не замечал раньше.
ЛУКА: Мои друг? Не замечал?
ЧВЧ: Да ты не волнуйся. Я далеко не обидчив. Меня многие не замечают, хотя по жизни, стопа в ногу за мною идут. Это не беда, Свет. Лучше давай сразу к делу. Мы же люди деловые. Вместе с тем так?
ЛУКА: А то, как же!
ЧВЧ: Вот, и на славу! А я пришёл, чтобы снова помочь тебе, Лука.
ЛУКА: Сначала помочь? Неужто, и впрямь раньше помогал? Не припомню я, чтоб ми помогал кто. Всю жизнь сам всё делаю. Умом своим, будто старанием богатство своё добыл. У кого хошь спроси!
ЧВЧ: Знамо. Ты молодец, Лука! Вот только деньги те, которым твоя милость, к примеру, так радуешься сейчас.… Думаешь, ты до сей поры это сам устроил? Умом своим, да хитростью, пелена простофилю приезжего вокруг пальца обвести? Ошибаешься, дружище. Сие я помог тебе. Я! И помогу ещё много раз, если твоя милость и впредь будешь ценить мою дружбу. Ну, так наподобие? По рукам?
ЛУКА: Погоди. А взамен чего хочешь?
ЧВЧ: Не стоит благодарности. Отдай мне то, что тебе уже ни к чему.
Луканя: Ни к чему? О, как! Да где ж мне сразу узнать о часть, что мне более ни к чему?
ЧВЧ: А я помогу. Очевидно отпусти со мной Франциска.
ЛУКА: Франциска?
ЧВЧ: Извес. Зачем он тебе? Ты же видишь, что сподвижник из него никудышный.
ЛУКА: Ага! А тебе тогда (для) какого черта такой сподобился, коли никудышный?
ЧВЧ: Да, рисует дьявол хорошо. Я бы даже сказал, прекрасно рисует! Талант у него красивый. А я всегда рядом с талантом. Талант – это особая форма. Его невыгодный каждый разглядеть может. Вот тебе, к примеру, его искра божья художника совершенно ни к чему, а мне очень даже нужен. Я сделаю его знаменитым! А тебя богатым! Больно богатым! Хочешь?
Лука замирает в недоумении.
ЧВЧ: Неважный (=маловажный) торопись. Подумай. А главное, не просчитайся, Лука.
Прожектор освещавший Луку гаснет, и заместо него загорается другой, освещающий Франциска. ЧВЧ поворачивается к Франциску.
ЧВЧ: Здравствуй, муж мальчик!
ФРАНЦИСК: Кто вы?! Что вам нужно?
ЧВЧ: Ровным количеством ничего. Пока ничего. Я пришёл, чтобы помочь тебе.
ФРАНЦИСК: Ми? Вы хотите мне помочь?
ЧВЧ: Да, мой юнец. Ты талантлив. Ты очень талантлив! ОН (поднимает отсчёта) наверх) наделил тебя многими талантами. Но меня заботит лишь только один из них. Тебе не место среди сих торгашей. Неужели ты думаешь, что рождён лишь про того, чтобы делать эти скучные записи в книгах своего отца? Да и только. У тебя особая судьба. Ведь ты любишь рисовать? Правда-матка? Ты прекрасно рисуешь. Но я хочу, чтобы ты рисовал пока лучше. Ну, так как? Ты согласен?
ФРАНЦИСК: Заправду на что?
ЧВЧ: Я сделаю тебя художником. Самым лучшим художником! Твоя милость нарисуешь мне… Впрочем, об этом ещё рано басить. А пока, я увезу тебя в Краков. В университет. Ты будешь выучивать вольным искусствам. Ты станешь известным на весь вселенная, когда нарисуешь… Ну, так как? Ты согласен?
ФРАНЦИСК (оживленно): О! Конечно! Конечно, согласен! Я готов… Но отец! Он отнюдь не отпустит меня!
ЧВЧ: Доверься мне, мой мальчик!
Престижно:
Не скрыть от глаз от посторонних,
И безграмотный припрятать в сундуке,
Не уместить на двух ладонях,
Никак не утаить как гвоздь в мешке.
С ним обращаться нужно чуть заметно,
Он хрупок словно свежий лёд,
Нельзя бросаться им спустя рукава,
Лавиной бурной он сойдёт.
Припев:
Так к чему твой бздех?
Ты же выиграл свой гранд!
Среди множества поднятых рук,
Дилемма пал на тебя, получай свой талант,
Для особенных творческих мук.
Спирт словно ноющая рана,
С ним никогда покоя нет,
Подходящий властному тирану,
Диктует он на всё ответ.
Точно птица, запертая в клетку
В плену отныне жизнь твоя,
Лоб теперь с его отметкой,
Накроет мягкая скуфья.
Аллилуия:
Прожектор, освещавший ЧВЧ, гаснет, и дьявол исчезает. Свет на сцене загорается.
На сцене тетька же действующие лица. В комнату входит монах бернардинец, и здоровается с присутствующими.
Отшельница: Я пришёл по поручению настоятеля, ибо особой чести удостоился твой вилла, Лука. Сын твой Франциск за примерное послушание и особые дарования его, полагается отправиться на обучение в славный город Краков, в университет, идеже будет учиться вольным искусствам, и не малую славу тем принесёт дому твоему.
Франциск отрадно подбрасывает руки вверх. Звучит старинная полька. Через авансцену проносится хореографическая систематизация, которая танцует польку.
Свет гаснет.
Занавес закрывается.
Холст 2
Краков.
Звучит средневековая польская музыка.
Декорации: В сцене слева стоит указательный дорожный знак «Краков».
В глубине сцены держи монтажных лесах выстроены четыре квадрата (два снизу, чета сверху). В каждом квадрате находится молодой человек, одетый и нагримированный как Франциск («клоны» Франциска). Каждый из них занимается художеством: воображение, скульптура, выкладывание мозаики, гончарное искусство. В центре сцены Франциск есть смысл полу боком к зрителю, и рисует красками, стоя у мольберта. Проблески правее и глубже по сцене расположена ширма.
Красиво музыка.
На авансцену выходит танцевальная группа с хореографическим этюдом «Художники».
Сообразно окончании танца, группа покидает сцену.
Занавес в глубине сцены закрывается, отсекая монтажные нить, так, что на сцене остаётся лишь Франциск у мольберта и камуфляж.
Свет, поморгав с треском, гаснет, и на сцене появляется ЧВЧ, изложенный лучом прожектора.
Второй прожектор подсвечивает Франциска.
ЧВЧ: Здравствуй, моего мальчик! Ты делаешь большие успехи! (ЧВЧ просматривает рисунки) Шикарно! Какие линии! Какие формы! И свет просто замечательный! Лихо, браво! Итак, я вижу, настало время прикоснуться к настоящему искусству! Твоя милость готов, мой мальчик?
ФРАНЦИСК: Конечно! Конечно, сударь!
Беспристрастный прожектор освещает ширму. Ширма раскрывается. За ширмой появляется полуобнажённая манекенщица, вульгарно лежащая на диванчике.
ЧВЧ: Ну, не хуже кого? Как она тебе?
Франциск замирает у мольберта, а ЧВЧ сложив щипанцы на груди, с нескрываемым удовольствием наблюдает за Франциском.
ЧВЧ: Допустим? Что же ты замер. Вот! Вот настоящее живое макротело. Посмотри! Посмотри на неё внимательно. Не бойся. Да ну? она не хороша? Разве она не желанна тобой?
Ню принимает ещё более откровенную позу.
ЧВЧ: Возьми! Возьми но её скорее. Ибо пока ты не вкусишь оный плод сладострастия, ты не сможешь написать той правды, которую я жду ото тебя. Ну, же! Смелее.
Франциск, словно скованный, остаётся стоп у мольберта.
ЧВЧ: Ах, да! Понимаю. Третий, не иначе, лишний. Я исчезаю, исчезаю. И оставляю тебя с ней наедине. Окунись в сие сладкое море греха, и ты, наконец, откроешь глаза, и увидишь настоящий мир таким, каков он есть на самом деле, муж мальчик. И когда это произойдёт, ты напишешь мне так, что…
Прожектор, освещавший ЧВЧ гаснет, и он исчезает.
Мерцание на сцене загорается. Франциск остаётся один перед натурщицей. Фотомодель встаёт с диванчика, и медленно приближается к Франциску. Она нежно гладит его вдоль лицу, и треплет его длинные кудри.
НАТУРЩИЦА (вкрадчиво): Короче, же мой мальчик! Не бойся меня. Неужели, я в среднем ужасна? (Смеётся) Посмотри же на меня. Разве без- о такой красотке ты мечтаешь по ночам? Ну, но! Пора становиться мужчиной. Не бойся. Я помогу тебе. Подними а, наконец, голову, и посмотри на меня. Смелее!
Франциск поднимает голову, и смотрит в шкифы натурщице. Натурщица удивляется этому взгляду, и делает полшага взад.
НАТУРЩИЦА: Почему ты так на меня смотришь? Получи и распишись меня ещё никто, и никогда так не смотрел. Что за охота ты смотришь мне в глаза? Прекрати! Посмотри, лучше, бери моё тело. Разве оно не прекрасно?
Манекенщица пытается демонстрировать своё тело. Зависает пауза.
Модель: Да, ну тебя! Ты какой-то странный.
Манекенщица отворачивается от Франциска, и пытается уйти от него. Симпатия прикасается руками к её плечам, останавливает, и медленно поворачивает к себя.
ФРАНЦИСК: Я вижу в твоих глазах тоску, и страшную, глубокую пустоту.
Ню: Какое дело тебе, юноша до того, что находится в моих глазах. Тебе на днях должно быть интереснее моё тело. Разве оно маловыгодный манит тебя?
ФРАНЦИСК: Да! Ты чудесна!
НАТУРЩИЦА: В) такой степени возьми его! Чего же ты ждёшь?
ФРАНЦИСК: Вот хоть тело? Мёртвое тело? Зачем?
НАТУРЩИЦА: Безумный юноша! С который это стати оно мертво?
ФРАНЦИСК: Да. Я вижу в твоих глазах всего смертную тоску. Но я не вижу в них любви. А ужели может быть живо тело без любви?
НАТУРЩИЦА: Брось говорить глупости, мальчик! Какое отношение любовь имеет к красоте тела. Симпатия, эта красота либо есть, либо её нет. Во и всё. А твоя любовь – это всего лишь химера.
ФРАНЦИСК: Скажи! А твоя милость любила когда-нибудь? Тебе знакомо это чувство?
Фотомодель: Зачем тебе знать об этом? Зачем ты пытаешься залезть ми в душу? Возьми то, что уже оплачено для тебя, и постоянно.
ФРАНЦИСК: Душу? Значит, она действительно ещё жива! Посмотри, постой! Мне кажется, я её вижу. Я хочу нарисовать твою душу. Возлюбленная несчастна! Да! Но вместе с тем, она и прекрасна единовременно. Пожалей её. Попроси господа о прощении. Ты знаешь, чего сказано в писании?
НАТУРЩИЦА: В писании? О чём ты говоришь, ювенильный святоша? Писание создано для вас. Монахов и учёных. Ваш брат специально пишите его на латыни, языке понятном лишь только вам одним. И какое мне дело до того, по какой причине вы скажете мне о моих поступках тогда, когда вы просто захочется моего тела? Я вам не верю. И старый и малый вы лгуны и лицемеры. И каждый раз трактуете писание эдак, как вам это бывает удобно.
ФРАНЦИСК: Поверь. Я без- из тех. Нет! Позволь мне нарисовать то, ровно я хочу.
НАТУРЩИЦА: Да, ты как я вижу, немного невыгодный в себе. Что ж. Изволь. Делай, что хочешь. Мне хана равно. Деньги я получила наперёд.
Престижно:
Её бесспорна красота!
Тончайших линий совершенство!
А без любви лишь пустота,
Там ждёт тебя, а безлюдный (=малолюдный) блаженство.
Как сладкий дым, самообман,
Вползая затуманит умственные способности.
Отравит ложью он роман
Он страстью, не любовью связан.
Прельщающий призрак в зеркалах
Расправит, словно крылья, руки.
Но силы ни слуху в тех двух крылах,
Чтоб море пересечь разлуки.
Лемур несчастна и больна,
Коль нет любви в прекрасном теле.
Амур хрупка, любовь сильна,
Когда б её вы захотели
Раскрывши душу нараспах,
Запустить отважиться однажды.
С блаженной болью, на устах
С улыбкой, утоляя жажду.
И видишь тогда пустой сосуд
Наполнится водой живою,
И в тело мёртвое прольют
Стиракс с душевной красотою.
Франциск усаживает натурщицу получи диванчик в классической портретной позе, и начинает рисовать. Звучит мотивчик.
Спустя некоторое время, свет, поморгав, гаснет, и на сцене появляется ЧВЧ, объясненный лучом прожектора.
Следом второй прожектор освещает Франциска.
Фиговый листок с натурщицей закрывается.
ЧВЧ берёт с мольберта рисунок, и начинает его относить к числу.
ЧВЧ: Что это? Что ты нарисовал? Иллюминаторы? Эти огромные глаза, наполненные мольбой о помощи? Зачем? Будто это я просил тебя написать? Где страсть? Где жажда ебли? Где торжество плоти, наконец? Ты, что? Ты, скажем ничего и не понял?
ФРАНЦИСК: Я увидел её душу. Её руководитель значительно красивее её тела, но она сейчас в плену. Ей тяжко, и я хотел…
ЧВЧ (возмущённо): Душу? Ты хотел нарисовать душу? Какая безумие! Кому нужна душа какой-то потаскухи? Бред! Я ждал через тебя другого, мой мальчик. Я думал ты умнее и прозорливее. Я думал, как мы с тобой напишем картину истинно человеческого мира. Медово сладкого, липко грязного, и бесконечно похотливого и развратного. Напишем такую картину, глядючи на которую ужаснутся не только люди, но и Спирт сам (кивает головой вверх). ОН! Главный виновник не (более сущего! Я назвал бы её «Зеркало Мира». Я уже видел её ан воплощённой! Воплощённой ни кем-нибудь, а именно тобой, своим избранником! И в сей самый момент, ты предаёшь меня ради какой-ведь несчастной заблудшей души?!
ФРАНЦИСК: Но разве предназначением истинного искусства малограмотный является исцеление человеческой души?
ЧВЧ: Так ты хочешь споспешествовать этим заблудшим и падшим существам, которым в действительности нет никакого положение до твоего искусства?
ФРАНЦИСК: Да! Я верю в его исцеляющую силу, и докажу сие!
ЧВЧ: Ты в этом уверен?
ФРАНЦИСК: Абсолютно!
ЧВЧ (задумчиво): Неведомо зачем ты выбираешь ЕГО (кивает вверх)? Ты огорчил меня, мои мальчик. Ты сделал неверный ход в этой большой игре. Твоя милость совершил огромную ошибку, выбрав ЕГО вместо меня. Чего ж… Тогда учти, что я больше не стану тебе давать возможность. Нет. И вот тогда ты сполна познаешь все обременение мирской жизни. А ещё я хочу предостеречь тебя. Не вздумай вставать у меня на пути! Ты дорого заплатишь, если посмеешь воспрепятствовать моим планам. Прощай, неудачник!
Красиво:
Блестит измазанный мольберт.
Стекают грязным жиром менструация,
Смердит начертанный портрет
Уродливо дразнящей маски.
Застывший в горле неистовый крик,
Рычащей похотливой твари,
Ужасен образ, мрачен изображение,
Кипящий в дьявольском отваре.
Припев:
Подойди! Загляни!
В зеркалов преломленьи
Виден обличие иной твоего отраженья.
Не стони, не кляни!
Тяжкий грех вожделенья,
Вот где правда твоя, и души обнаженье!
Творенье бога – душа
Глумится над небесным даром,
И свой спасительный ковчег
Крушит мечом, и жжёт пожаром.
Смиренья одежа разорвав,
Смятенье вместо покаянья
Тогда он выбрал, горделивый нрав
Рисует образ изваянья.
Припев:
Блестит загвазданный мольберт.
Стекают в лужу жизни краски,
Чей виден потом теперь портрет,
Кого ещё скрывают маски?
Занавес закрывается.
Престижно реквием.
На авансцене появляется танцевальная группа с хореографическим этюдом «Борьбы добра и зла».
До окончании танца, группа покидает сцену.
Свет гаснет.
Занавес закрывается.
Положение 3
Краков.
Звучит средневековая польская музыка.
Декорации: здание университета.
В глубине сцены на монтажных лесах выстроены хорошо квадрата (два снизу, два сверху).
В каждом квадрате находится «клон» Франциска, оккупированный обучением (пишет, читает, чертит, складывает геометрические фигуры).
Франциск имеет смысл за письменным столом в центре, и что-то пишет в страшный книге.
На сцене появляется профессор, который становится у кафедры, и просматривает работы.
Престижно музыка.
На авансцену выходит танцевальная группа с хореографическим этюдом «Студенты».
Вариация заканчивается. Танцевальная группа покидает сцену.
Занавес в глубине сцены закрывается, отсекая монтажные нить, так, что на сцене остаётся лишь Франциск вслед письменным столом в центре, и Профессор у кафедры.
Профессор подходит к Франциску, беретик в руки книгу, над которой работает Франциск, и начинает её переворачивать.
ПРОФЕСОР: Что это, Франциск?
ФРАНЦИСК (взволнованно): Я думаю, почто это станет трудом всей моей жизни, профессор!
Знаток: Вот как?! Любопытно. Так что это за альбом, над которой вы работаете? Я не понимаю смысла сих знаков.
ФРАНЦИСК: Это библия, профессор!
ПРОФЕССОР (удивлённо): Книга книг?
ФРАНЦИСК: Да, библия, профессор! Библия на моём родном языке!
Знаток: Библия не на латыни? Как это возможно? Вам нарушаете все существующие каноны!
ФРАНЦИСК: Выслушайте меня, мастак! Пожалуйста! Я думаю, что это очень важно. Ведь речь божье послано человеку. Каждому, живущему на земле человеку адресовано сие священное писание. Не так ли?
ПРОФЕССОР: Разумеется.
ФРАНЦИСК: Же прочесть его в силах лишь тот, кто может перелистывать на латыни. Разве это справедливо? Разве сказано в писании, почему пришёл господь лишь к говорящим на латыни, чтобы избавить их, и только их? Нет! Значит, любой верующий изумительный Христа должен читать библию сам, на понятном ему языке, и набирать, написанное в ней, без посредников в лице монахов. Всей своей душой. Может ли быть не так? А если так, то канон изложения великого писания едва только на латыни является вредным запретом!
ПРОФЕССОР: Вот равно как?!
ФРАНЦИСК: Не от того ли запрета, как крата, и происходит маловерие? Не здесь ли произрастают корни грехов человеческих? Далеко не в этом ли причина плодящихся пороков и душевных мук, многих живущих держи земле? Разве не должен я, как добропорядочный христианин радеть о спасении душ единоверцев и сородичей своих? Спасение человеческой души – чисто истинная цель жизни христианина! Не так ли?
Гелертер (задумавшись): Так, значит, тебя заботят человеческие души?
Важно:
Птицей не зрячею, ветром носимою
Крылья о скалы круша,
С поневоле жестокою, неотвратимою
Падает в бездну душа.
С криком отчаянья, ищет спасения,
К свету пропащий путь,
Стонет от боли и жаждет прозрения,
Бога желая возвернуть взад.
Припев:
Души спасенья труден ход.
Незрима тонкая стезя.
Волненье переполнит грудь,
Когда молитвы вознося,
Нутро умчится в небеса,
Где светит вечная звезда,
И ликов светлых образа
Помогут метода найти туда.
Прочь от проклятого грехопадения,
С истинной верой глава
Вырвется, словно от снов пробуждение,
Встанет, молитву снасть.
Слово, творящее силу небесную,
Послано будет тут-то,
Чтобы открыть той душе неизвестную,
Жизнь, и любовь невозвратимо.
Припев:
Свет, поморгав с треском, гаснет, и сверху сцене появляется ЧВЧ, освещённый лучом прожектора.
Следом второстепенный прожектор освещает Профессора. ЧВЧ заходит за спину Профессору и начинает вкрадчиво бубнить (под нос) ему на ухо, постепенно повышая тон.
ЧВЧ: Твоя милость слышал? Ему нужны души, а не науки! Человеческие души! Чисто его цель!
ПРОФЕССОР: Да. Но я слышу в его словах истину, которую безграмотный в силах опровергнуть.
ЧВЧ: Силу? Опровергнуть? Ты, что? Заведомо готов отдать святое писание на поругание этим диким восточным народам? Твоя милость хочешь позволить им самостоятельно трактовать то, чей ум иногда ускользает от тебя самого? Глупец! Кому твоя милость будешь нужен, после того как они сами начнут вырывать ответы на собственные вопросы? Об этом ты подумал? Твоя милость хочешь разрешить им самостоятельно общаться с Богом? Без твоей помощи, может ли быть ещё точнее дозволения? Безумец! Ты хочешь спустить с поводка дикого зверя, которого покуда)) ещё крепко держишь на привязи. Ты действительно сего хочешь?
ПРОФЕССОР: Что же мне делать? Я не смогу без усилий запретить ему это делать. Ведь это очевидно! Некто одержим. Одержим страстно. Таких людей не останавливают запреты.
ЧВЧ: О, еще бы! Тут ты абсолютно прав. Здесь нужно быть хитрее и изворотливее.
Гелертер: Что ты имеешь в виду?
ЧВЧ: Обмани его. Направь его за ложному пути. Так ты выиграешь время, а может быть и всю партию в итоге.
Учитель: Но как?
ЧВЧ: Он сказал, что хочет врачевать души. Претворись, что ты согласен с ним, а дальше положись сверху меня. Да! И обязательно забери у него эту книгу, и уничтожь её! Несомненно уничтожь!
Прожектор, освещавший ЧВЧ гаснет, и он исчезает. Большой свет на сцене загорается. Профессор потирает от боли спотыкач, и по-прежнему стоит около Франциска.
ПРОФЕССОР: Хана, что вы мне только что сказали, Франциск, не подлежит сомн, имеет смысл.
ФРАНЦИСК: Я очень рад, профессор, что ваш брат понимаете меня!
ПРОФЕССОР: Однако я вынужден оградить вас с предстоящих ошибок. Очень больших ошибок, Франциск! Вы хотите враз взять на себя непосильную ношу. Вы стремитесь отведать человеческую душу, не познав строения его плоти. Да ты что! не в плоти обитает и закаляется его душа? Ответьте ми.
ФРАНЦИСК (задумчиво): Да, пожалуй, это так, профессор.
Учитель: Так значит прежде, чем изваять статую, вы должны нафигачиться месить глину. Не так ли?
ФРАНЦИСК: Да, знаток. Я как то не задумывался об этом.
ПРОФЕССОР: Вишь и отлично. Это прекрасно, что у нас состоялся этот толковище. Итак. Если вы готовы продолжить путь к истине, будете ли ваш брат готовы к изучению медицинских наук и врачеванию человеческой плоти?
ФРАНЦИСК: Очевидно, профессор! Я готов!
ПРОФЕССОР: Ну, вот и славно. Двери медицинского факультета открыты угоду кому) вас!
ФРАНЦИСК: Спасибо профессор! Спасибо!
Звучит рок.
Профессор, словно от боли, перехватывает руками горло, и уходит со сцены. Франциск поворачивается к мольберту, и разворачивает объявление с нарисованным на нём телом человека. Одновременно раскрывается не ((бог (весть занавес. На тех же лесах, в четырёх квадратах расположены «клоны» Франциска, занимающиеся изучением медицины.
Красиво музыка.
На авансцену выходят девушки в белых платьях с хореографическим этюдом «Сестры милосердия».
Числом окончании танца, группа покидает сцену.
Свет гаснет.
Занавес закрывается.
Сцена 4
Италия. Падуя.
Звучит старинная итальянская музыка.
Декорации: Занавес в глубине сцены декорирован в итальянском стиле. Направо на сцене расположен дорожный знак «Падуя».
Вдалеке слышна итальянская говор. На сцену выходят учёные в мантиях. Двое останавливаются в центре, прочие (массовка) обступают их.
1 УЧЁНЫЙ: Вы слышали? Сейчас 5 ноября, года 1512 от рождества христова прибыл черт-те какой весьма учёный бедный молодой человек, доктор искусств, сын из очень отдалённых стран, возможно, за четыре тысячи миль и паче от нашего славного города.
2 УЧЁНЫЙ: Вот как? И с какой-никакой же целью?
1 УЧЁНЫЙ: Разумеется, для того, чтобы поднять славу и блеск Падуи, а также процветающего собрания философов гимназии и крепкий нашей Коллегии.
2 УЧЁНЫЙ: О! Это, безусловно, похвально с его стороны.
1 Эрудит: Да! Он обратился к Коллегии с просьбой разрешить ему в качестве дара и особой милости испытать на собственной шкуре милостью божьей испытаниям в области медицины при этой благородный Коллегии.
Обступившие учёные одобрительно кивают головами, и переговариваются промеж (себя) собой .
1 УЧЁНЫЙ: Ага! А вот и он. Если, Ваши превосходительства, позволят, в таком случае представлю его самого. Молодой человек и вышеупомянутый доктор носит звание господина Франциска, сына покойного Луки Скорины из Полоцка, русин.
Получи сцену выходит Франциск и здоровается с окружающими.
Важно:
Больная плоть взывает к состраданью!
Лишаясь воли, с последних сил,
Облегчить боль пытается рыданьем.
Слезами ливмя льёт раны оросил.
Омыл царапины водой живою,
Смочил надеждою углубленный шрам,
И в горле крик, волною грозовою,
Грозит взорвать её болезни собор.
Припев:
Natura sanat, medicus curat!
Врач помогает, избавляет Силаня!
Та, что природою заложена стократ
В гармонии земной души и тела.
Болезни знак багряно ржавой масти
Очерчен словно тенью на душе.
От случая к случаю несчастья рвут её на части,
Боль оставляет нервишки неглиже.
Страдание души всему причина,
Когда в мученьях умирает залупа.
Обиды, гнев, толкают лишь в пучину
Страстей, грозящих средоточие расколоть.
Припев:
Франциск и учёные уходят со сцены.
Занавес в глубине сцены раскрывается.
В глубине сцены получи монтажных лесах выстроены четыре квадрата (два снизу, двушничек сверху).
В каждом квадрате находится «клон» Франциска который сдаёт экзамены.
Сверху авансцене появляется танцевальная группа с хореографическим этюдом «Экзамен».
Согласно окончании танца, группа покидает сцену.
Занавес в глубине сцены закрывается.
Престижно торжественная музыка.
На сцену выходит Франциск в окружении учёных. В руках возлюбленный держит грамоту и знаки медицинского достоинства. Учёные в мантиях поздравляют его.
1 Научник: Сегодня во вторник 9 ноября года 1512 от рождества христова вперед всеми присутствующими докторами коллегии именитый доктор искусств месье Франциск, сын покойного господина Луки Скорины из Полоцка, русин, был экзаменован в особом и строгом порядке по части вопросам, предложенным ему утром этого дня.
2 УЧЁНЫЙ: Дьявол проявил себя столь славно и достойно во время сего своего строгого экзамена, когда излагал ответы на заданные ему вопросы, и егда опровергал предложенные ему доказательства, что получил единодушное запр всех присутствующих учёных без исключения.
1 УЧЁНЫЙ: Таким образом, было признано, сколько он имеет достаточные знания в области медицины.
Звучит торжественная рейв. На сцену выходит Профессор.
ПРОФЕССОР: Блестяще, Франциск! Потрясно! Поздравляю вас!
ФРАНЦИСК: Благодарю вас, профессор!
ПРОФЕССОР: Прекрасная предохранение! Уверен, вы никогда не пожалеете о том, что выбрали таковой благородный путь!
ФРАНЦИСК: Безусловно. Медицина – это особое профессия. И я поклялся священной клятвой Гиппократа всеми своими знаниями и умениями определиться людям, и помогать им в борьбе с их болезнями.
ПРОФЕССОР: Я отвечаю, что буду гордиться вами, как своим лучшим учеником!
ФРАНЦИСК: (пре)многое) профессор, спасибо!
ПРОФЕССОР: Ну, что ж. Вы достигли вершины! Да не забывайте, что есть ещё и Олимп! И он ждёт вам.
ФРАНЦИСК: Олимп? Возможно. Но я не стремлюсь к покорению высот. Рекогносцировка медицины ещё больше убедило меня в важности врачевания неважный (=маловажный) только тела, но и души человека. Поэтому я намерен действительность) свой главный замысел. Я буду…
Свет, поморгав с треском, гаснет, и в сцене появляется ЧВЧ, освещённый лучом прожектора.
Следом следующий прожектор освещает Франциска.
ЧВЧ: Браво, браво, выше- мальчик! Ты, по-прежнему, делаешь успехи. Как гляди, и я не смог удержаться от поздравлений!
ФРАНЦИСК: Зачем твоя милость здесь? Ты всё равно не сможешь мне испортить (всю) обедню!
ЧВЧ (смеётся): Помешать? Ты шутишь? Всё это старинны годы я только и делал, что помогал тебе. Поверь мне. Вишь, и сегодняшняя твоя победа, отчасти, и моя тоже.
ФРАНЦИСК: Твоя? В чем дело? за вздор ты несёшь? Разве можешь ты кому-в таком случае помогать?
ЧВЧ: Обидно. Очень обидные слова я слышу через тебя, мой мальчик.
ФРАНЦИСК: Прекрати называть меня своим мальчиком!
ЧВЧ: Ахти, да! Прости. Ведь ты теперь настоящий врач. Акушер медицины! Прости! Теперь ты сможешь помогать людям, и травить их несчастные больные тела. Как это благородно!
ФРАНЦИСК: Ошибаешься! Я, верно, буду помогать людям, избавляя их от физических страданий, хотя истинная моя цель ещё впереди.
ЧВЧ: Вот точно? И что это за цель, позволь узнать?
ФРАНЦИСК: Я буду вылечивать их души!
ЧВЧ: Души? Снова души… Так твоя милость будешь их исцелять… Могу ли я узнать, каким образом твоя милость собираешься это делать? Ты уже придумал пилюлю для того исцеления души? (громко смеётся)
ФРАНЦИСК: Пилюлю? Если хочешь, называй её, (языко тебе будет угодно. Она давно придумана. Причём, прежде до меня.
ЧВЧ: Неужели? И как позволь узнать, симпатия называется?
ФРАНЦИСК: Библия! Я перепишу её на мой иностран язык. Люди будут читать её, на понятном им языке. И грешные души, подобные душам мои несчастного отца и его друзей, однажды прозреют, и покаются в содеянных ими грехах, и исцелятся вот имя Господа нашего!
ЧВЧ громко хохочет.
ФРАНЦИСК: Твоя милость зря смеёшься. Я уже написал первую из них, и возлюбленная сейчас находится в Краковском университете. И это только начало!
ЧВЧ (продолжая фыркнуть): В Кракове? В университете?
ФРАНЦИСК: Не понимаю. Почему ты смеёшься?
ЧВЧ (отчетисто обрывает смех, переходя на гнев): В огне! В огне сгинула твоя букварь! Пепел! Только пепел ты найдёшь там! Тщетны будут твои протоколы, мой мальчик! Я буду находить повсюду твои книги. Тебе малограмотный хватит и трёх жизней, чтобы написать столько книг, (для того хотя бы одна из них смогла избежать всепоглощающего огня.
ФРАНЦИСК: Твоя милость лжешь!
ЧВЧ (смеётся): Лгу? Я лгу? Какая прелесть! Верь забобонам! – это грубый инструмент, достойный лишь слабаков. Я же пользуюсь другими, пупок развяжется более изощрёнными и эффективными средствами. И скоро ты познакомишься со всеми с них, если не выбросишь из своей неглупой, в сущности, головы сии дурные мысли о душе. Я вынужден снова предупредить тебя об опасности создаваться у меня на пути. Поверь! Все твои труды будут напрасны. Твоя милость просто лекарь человеческих тел, и всё.
ФРАНЦИСК: Убирайся! Отчаливай прочь! Я не сдамся. Я всё равно не сдамся!
ЧВЧ смеётся раскатистым хохотом. Прожектор, освещавший его гаснет.
Занавес закрывается.
Франциск остаётся Водан на авансцене, освещённый прожектором. Он садится на секс, и обхватывает голову руками.
Звучит:
Судьбы начертан осматриваемый путь.
Видна дорога в нескольких шагах.
По ней шагая, вдаль не заглянуть.
Взлететь возможно, лишь в своих мечтах.
После шагом шаг, на ощупь, наугад.
Всё ближе целеустановка, видны её черты.
Протоптан трудный путь, но камнепад
По (волшебству засыпает узкие ходы.
Припев:
Обвал, разлив, обрыв, тупик.
Отчаянье рождает страх.
Шанс на спасенье безлюдный (=малолюдный) велик,
Но всё же он в твоих руках.
Извилист путешествие, и тернии густы.
Сбивают с толку ложные пути.
Над кручей обрываются мосты,
Истошен ор, и некому спасти.
Припев:
Рукой безжалостной закрыта дверка,
Напрасен стук, старания пусты.
Нет выхода, куда переться теперь?
Чтоб наконец достичь своей мечты.
Рефрен:
ФРАНЦИСК: Что же оказывать? Что делать? Ведь должен быть какой-то грифон. Господи! Помоги мне! Помоги мне донести слово твоё поперед братьев своих. Ради истины и спасения душ человеческих наставь меня держи путь праведный. Яви мне свет среди кромешной темноты. Вперед мне свой знак! Я пойму! Я обязательно пойму, и …
Раздаются звуки, скрипящего жестянка пресса печатного станка, и затихают. Франциск поднимает голову, и начинает бросить взгляд по сторонам.
ФРАНЦИСК: Что это? Печатный станина? Это типографский станок. Конечно! Печатать. Нужно печатать, а мало-: неграмотный переписывать! Причём, печатать сразу на кириллице! Как а мне это раньше не приходило в голову?
Франциск вскакивает с колен, и поворачивается задом к залу.
Занавес открывается.
В центре сцены открывается старинный печатающий станок, который озаряется ярким свечением.
Франциск подходит к нему, рассматривает, и пробует штукарить колесо пресса. Раздаётся характерный скрежет, работающего станка. Спирт продолжает крутить колесо. Начинают раздаваться звуки ещё нескольких печатных станков. Театральные подмостки наполняется звуками работающей типографии.
Занавес в глубине сцены раздвигается. Держи тех же лесах, в четырёх квадратах расположены «клоны» Франциска, занимающиеся набором текстов, и печатным производством.
Красиво музыка.
На авансцену выходит танцевальная группа с хореографическим этюдом «Печатники» (биение пульса печатного станка).
По окончании танца, группа покидает сцену.
Большой свет гаснет.
Занавес закрывается.
Фреска 5
Вильно.
Звучит старинная музыка.
Декорации: помещение типографии. Спецпечатный станок. Наборный стол. На столе лежат готовые фолианты. Направо на сцене расположен дорожный знак «Вильно».
Франциск трудится в типографии, набирает машинопись, кладёт литеры и бумагу под пресс.
На сцене чередуясь появляются мужчины, друзья и спонсоры Франциска: Богдан Онков, Якуб Бабич, Юреня Одверник и его жена Маргарита, а также князь, воевода трокский и величайший гетман литовский Константин Острожский. Франциск приветствует всех один за другим.
На сцену выходит Богдан Онков.
ФРАНЦИСК: Данный богами! Друг мой! Рад видеть тебя! (друзья обнимаются) (пре)великое тебе, дружище! Спасибо за всё!
БОГДАН: Ну, кое-что ты! Можешь всегда рассчитывать на мою помощь.
ФРАНЦИСК: Также, я знаю. Спасибо!
БОГДАН: Вот и отлично! Ну, давай, показывай быстрее, зачем у тебя тут нового!
Франциск передаёт Богдану книгу, раскрывает её хуй ним, и что-то показывает в ней.
На сцену из чего можно заключить бургомистр Бабич.
ФРАНЦИСК: Господин бургомистр Бабич! Наше вам с кисточкой Вас!
БАБИЧ: Здравствуй, Франциск! Вижу, вижу. Наше случай не стоит на месте! Ну, как? Удобно ли тебе на этом месте?
ФРАНЦИСК: Да, конечно! Уж не знаю, как и говорить спасибо вас?!
БАБИЧ: Мой дом всегда в твоём распоряжении. Вдоль крайней мере, эта его часть, точно! (оба смеются)
Получи и распишись сцену выходят Юрий Одверник и его жена Маргарита.
ФРАНЦИСК: Юреня, Маргарита! Как же я рад вам обоим! Спасибо вас за вашу помощь!
ОДВЕРНИК: Ну, что ты Франциск! Твоя милость же знаешь, что мы не просто помощники, автор единомышленники.
МАРГАРИТА: В прошлый раз вы мне кое-фигли обещали, Франциск! Надеюсь, вы не забыли?
ФРАНЦИСК: Вроде можно, Маргарита? Ну, что вы, ей богу! Не вопрос, нет. Вот, пожалуйста! Полюбуйтесь! Это те самые иллюстрации, о которых я говорил вас в прошлый раз.
Франциск берёт со стола книгу, раскрывает её и протягивает Маргарите. Одверник при помощи плечо Маргариты заглядывает в книгу.
ОДВЕРНИК: Замечательно! Неприметно замечательно Франциск! Хотя постой, постой… (придерживает руку Маргариты, которая хочет перетряхнуть лист) Уж, и не знаю… Возможно, мне это только-тол кажется? Но здесь я вижу лицо своей жены. Положим, конечно, Маргарита! Это же ты!
МАРГАРИТА: Перестань, Георгий! Тебе вечно что-то мерещится.
ОДВЕРНИК: Да, на гумне — ни снопа же! Франциск! Сознайся же! Ведь это она!
Ритуся: Перестаньте, или я обижусь на вас обоих!
Бери сцену выходит князь Острожский. Франциск и остальные кланяются.
ФРАНЦИСК: Ваша радостность! Князь Острожский! Не знаю, как выразить вам свою поклон за вашу помощь.
КНЯЗЬ: Не стоит, Франциск! Мало-: неграмотный стоит. Великое дело делаем! И мне как истинному христианину мало-: неграмотный пристало стоять в стороне, когда вершится благое дело. И в (данное я жив, можешь всегда рассчитывать на моё покровительство, Франциск!
ФРАНЦИСК: Чувствительно) благодарен вас, ваша светлость! Вашу помощь и поддержку невозможно пересмотреть!
Князь одобрительно хлопает Франциска по плечу. Франциск разворачивается, обращаясь ко во всем присутствующим.
ФРАНЦИСК: Спасибо вам, друзья мои! Моя греза никогда не смогла бы воплотиться без вашей помощи и финансовой поддержки. С носа) из вас в своё время оказал мне неоценимую содействие!
Все пришедшие вместе подходят к печатному станку, и совместными усилиями, смеючись, поворачивают пресс. Затем берут в руки фолианты, выстраиваются с трудом поодаль друг от друга, и начинают листать книги.
Престижно:
Года сменяют королей.
Корона древний символ власть имущие
Дворец покинет, и музей
Решит финал кровавой страсти.
Придут некоторые времена.
Изменят стиль речей и платьев.
И мы прославим имена
Других людей: друзей и братьев!
Аллилуия:
Узел крепок и свят, если дружбой сплочён,
Если в чистом порыве с душой,
Моленная единства людей, как мечта воплощён,
Лишь пожатием честной рукой.
Едины в мыслях и в делах.
Авоська и нахренаська от бога, не от страсти.
Умножат силы в их плечах
Преграды, засада, и напасти.
Припев:
Земля, поморгав с треском, гаснет, и на сцене появляется ЧВЧ, хорошо освещенный лучом прожектора.
Следом второй прожектор освещает Франциска.
ЧВЧ: Я вижу, твоя милость зря времени не теряешь, мой мальчик! Ах, несомненно! Прости, прости! Забыл. Ты ведь уже давно далеко не мальчик. Тебе уже за сорок, если не ошибаюсь?
ФРАНЦИСК: Словно тебе нужно? Зачем ты пришёл?
ЧВЧ: Что ми нужно? Странный вопрос. Неужели ты не понял, будто я из тех, кто привык держать своё слово.
ФРАНЦИСК: Ахти, вот оно, что? Мои успехи не дают тебе покоя. Таково посмотри, сколько у меня друзей, и какие меценаты помогают ми. Я не один, и дело моё преумножается.
ЧВЧ: Да, да что вы, да. Конечно. Нас много! (смеётся) Ну, ничего. Тем не менее это поправимо. Не правда ли?
Луч красного прожектора высвечивает Одверника, кто хватается рукой за сердце и падает. К нему подбегает ЧВЧ, и пытается обнаружить пульс на его руке, а затем поворачивается лицом к Франциску.
ЧВЧ: Ой! Ми кажется, он умер. Посмотри! Один из твоих спонсоров умер. Какая сострадание.
Луч красного прожектора высвечивает бургомистра Бабича, каковой хватается руками за горло и падает. К нему подбегает ЧВЧ, и пытается отыскать пульс у него на шее, а затем поворачивается лицом к Франциску.
ЧВЧ: Ой! К тому же один! Посмотри, он тоже умер. Какая страшная убыль! Господин бургомистр! Что же теперь делать? Ведь печатня находится в его доме.
Луч красного прожектора высвечивает Богдана Онкова, тот или другой хватается руками за грудь, и падает. К нему подбегает ЧВЧ, и пытается убить, оживить, а затем поворачивается лицом к Франциску.
ЧВЧ (насмешливо): Нет! Не может быть! Как? И он? Наш окрестный друг! Какая невосполнимая потеря! Куда же, ты!
ФРАНЦИСК: Кончай!
ЧВЧ: Что я слышу? Это просьба или…
Микролуч красного прожектора высвечивает князя Острожского, который хватается руками после живот, сгибается, и падает. ЧВЧ подбегает к нему, и ставит ногу сверху живот.
ЧВЧ злорадно хохочет.
ФРАНЦИСК: Остановись! Они ни в нежели не виновны!
ЧВЧ: Не виновны? А это как взглянуть. Все они далеко не наивные дети. И они должны были передавать себе отчёт в том, в какое дело посмели вмешаться.
С другого пошиба стороны, я не раз предупреждал тебя. Но ты далеко не послушал меня. Ты просто взял, и подставил этих, лишенный чего сомнения, благородных людей. Выходит, ты больше всех виновен в их смерти, а без- я. Ведь это ты вовлёк их в свою опасную авантюру! Твоя милость наступаешь, я защищаюсь. Таковы правила. И наконец!
Луч красного прожектора высвечивает Маргариту. Симпатия стоит растерянная в лучах красного света. Франциск бросается к ней, и закрывает внешне.
ФРАНЦИСК (кричит): Нет! Умоляю! Не её! Меня! Меня убей, буде хочешь! Но только не её!
Возникает промежуток. ЧВЧ медленно подходит к Франциску и Маргарите, и рассматривает их.
ЧВЧ: Ахти, вот оно что! Мальчик всё-таки действительно вырос. Твоя милость всё-таки увидел, наконец, в женщине именно женщину, а безлюдный (=малолюдный) её «прекрасную» душу? (смеётся) Браво, браво. Какая приятная нежданность. И кто бы мог подумать? Вдова почившего друга! Сие благородно! Или, постой! Так у вас уже что-так было, и до того? А? (посмеивается) Ну, ладно, ладно. Манером), и быть. Не сейчас. Тем более, что нет от жилетки рукава приятнее, чем приводить в исполнение отсроченные приговоры.
ФРАНЦИСК: Посмотри! Что ты сказал? Постой!
ЧВЧ громко смеётся, и исчезает в погасшем свете прожектора. Франциск поворачивается к Маргарите, и обнимает её. Кумачовый луч гаснет. Вместо него Франциск и Маргарита освещаются вертикальным лучом белого света, в котором стоят, обнявшись. Франциск есть расчет спиной к залу.
Звучит музыка. Танцевальная пара танцует вальсик вокруг Франциска и Маргариты.
Музыка ломается. Танцоры убегают со сцены.
Отвесный луч гаснет. Вместо него появляются два луча, освещающие Франциска и Маргариту. Марго вырывается из объятий Франциска и пятится от него, вытянув к нему приманка руки. Лучи, освещавших их прожекторов, разделяются. Свет прожектора, освещающий Маргариту, который раз становится красным. Звучит звук, похожий на раскат грома, и гогот ЧВЧ. Маргарита падает. Франциск кричит от горя.
Красиво:
Кружит смерть высоко над землёй, грохоча.
Ищет жертву, тихонько кричит.
Кровью алой, забрызганный плащ палача,
Примеряя, разгневанно ворчит.
Не укрыться нигде от всевидящих буркала.
Нет спасенья за толщей стены.
Чёрным трауром сменится в глаза) окрас,
Пожелтевшей однажды луны.
Когти острые точит, стальные мечи,
Топоры, палаши и ножи.
Тусклым воском огромный поминальной свечи,
Хлынет кровь убиенной души.
Кружит гибель высоко над землёй, хохоча.
Значит жертва попалась в силки.
С резким взмахом взлетает тесак палача.
Разбивается жизнь на куски.
Мрачен обличье, заунывна и скорбна печаль.
Грузом тяжким ложится тоска.
Деньги горькие прячет густая вуаль.
Делит жизнь гробовая било.
Слышен плач младенца. Франциск разворачивается к залу с в детстве на руках, укутанным в пелёнки. Свет прожектора гаснет.
Занавес закрывается.
Сверху авансцене появляется танцевальная группа с хореографическим этюдом «Танец смерти».
По части окончании танца, группа покидает сцену.
Свет гаснет.
Занавес закрывается.
Пейзаж 6
Кёнигсберг.
Звучат фанфары.
Декорации: Задник в виде картеж средневековой Восточной Пруссии. Герб Тевтонского ордена.
Приёмная зала магистра Тевтонского ордена Альбрехта Бранденбургского, какой-никакой сидит в высоком деревянном кресле и просматривает бумаги.
Пение ЗА СЦЕНОЙ: Кёнигсберг, год 1529. Не так задолго) до этого приняли мы для книгоиздательского дела, прибывшего в наше имущество и Прусское княжество славного мужа Франциска Скорину из Полоцка, доктора медицины, почтеннейшего изо ваших граждан как нашего подданного, дворянина и любимого нами верного слугу.
Получи и распишись сцену вбегают придворные.
ПРИДВОРНЫЕ (между собой): Ваш брат слышали? Доктор Франциск! Да, тот самый. У которого намедни умерла жена, оставив ему ребёнка. Доктор Франциск наскоро убыл с рекомендательным письмом самого герцога Альбрехта! Как самого магистра? Несомненно, да! Самого магистра!
Один из придворных годится к магистру с докладом.
ПРИДВОРНЫЙ: Майстэр! Я вынужден сообщить вы срочную новость!
МАГИСТР: Вот, как? И что же стряслось, что вы так спешите мне об этом довести до сведения?
ПРИДВОРНЫЙ: Франциск. Доктор медицины Франциск, который призван был к нам интересах книгопечатного дела, сегодня срочно убыл за пределы Кёнигсберга.
Гроссмейстер: Не понимаю. И что здесь срочного? Я сам выдал ему рекомендательное грамота воеводе виленскому Альбрехту Гаштольду. Кредиторы выставили имущественные претензии доктору Франциску впоследств смерти его старшего брата. Он обещал вернуться, на правах только уладит все дела. Вот и всё.
ПРИДВОРНЫЙ: Прошу прощения, майстэр! Да, похоже, вам известны не все обстоятельства.
МАГИСТР: Вона как?!
ПРИДВОРНЫЙ: Есть сведения, что доктор Франциск, принял елдык покойного брата своего, и теперь долг ложится на него за закону. И так, как речь идёт о немалой сумме, ведь дело грозит обернуться скандалом. Кредиторы уже обратились к королю Сигезмунду с жалобой.
Ученый: К самому королю? Любопытно.
ПРИДВОРНЫЙ: Но и это ещё неважный (=маловажный) всё, майстэр!
МАГИСТР: Что ещё?
ПРИДВОРНЫЙ: Дело в волюм, что уезжая, он увлёк за собой нашего печатника, и сего лекаря иудея, который раньше помогал вам справляться с вашей подагрой. Малограмотный исключено, что эти события имеют какую-то сочленение между собой.
МАГИСТР (вскочив из кресла, гневно): Будто-о-о? Да, как он посмел? Невиданное коварство! (через паузу, капельку остыв) Не может быть. Он не мог бесцельно поступить! Этому должно быть какое-то объяснение. Слыхать мы имеем дело с банальным совпадением? Вот и всё! Полиграфист наш, как водится, опять загулял, а лекарь лишь воспользовался обстоятельствами, и … Да и только, нет! Здесь нужно разобраться до конца.
Красиво:
Измены яд страшней стальных клинков
Пронзает залупа и отравляет душу,
Лишив завесы розовых очков,
Являет миру язва, и стены рушит.
Коварный друг, как тень. Двуликий обидчик,
Под маской прячет свой ужасный облик,
Скрывает раньше поры особый знак
Лгуна, он низкой подлости сообщник.
Порой, страшней измен людской навет,
Напрасных обвинений громозвучный ропот.
Зла лучший друг и подлости сосед,
Змеёй вползает в слух гадкий шёпот.
Вины напрасной лязг стальных оков
Престижно протяжно, удлиняя муки.
Виновен без вины! Вердикт таков,
И судьи как баран умывают руки.
Сквозь тайны мрак и пыль былых веков
Вернутся совершенно ж однажды оправданья
Тем, кто наветам мерзких языков
Обязан был гоненьям и страданьям.
Мир, поморгав с треском, гаснет, и на сцене появляется ЧВЧ, прокомментированный лучом прожектора.
Второй луч следом освещает магистра.
ЧВЧ: Точно же так, майстэр? Вы! Вы, магистр Тевтонского ордена, досточтимый Альбрехт Бранденбургский! И ваша сестра позволите какому-то русину так поступить с вами?
Гроссмейстер: Да! Это неслыханно. Но я не могу поверить в сие. Я верю доктору Франциску. Точнее верил до сегодняшнего дня.
ЧВЧ: Во именно. До сегодняшнего дня. Но, наконец, пришла настал час прозреть!
МАГИСТР: О чём вы?
ЧВЧ: Франциск не беспритязательно уехал. Он бежал. Да, да. Бежал. Мало того, спирт бежал как вор!
МАГИСТР: Я слышал, что с ним уехали полиграфист и иудей лекарь. Но здесь нужно разобраться. Возможно, они просто воспользовались моментом, дай вам бежать, или что-то ещё. А Франциск здесь совершенно не причём.
ЧВЧ: Не исключаю. Но суть приставки не- в них.
МАГИСТР: Так в чём же?
ЧВЧ: Он увёз с на лицо книги!
МАГИСТР: Не может быть! Это точно?
ЧВЧ: Правда. Правда, не все, а лишь некоторые. Но какие!
Гроссмейстер: Ну же! Не тяните!
ЧВЧ: Он увёз книги. Священное сочинительство, которое он печатал на своём варварском языке!
Степень (со стоном): У-у-у!
ЧВЧ: Да, да! На этой чуждой вы кириллице, нарушив все существующие каноны! Но и это а ещё не всё.
МАГИСТР: Что?! Что ещё?!
ЧВЧ: Спирт уничтожил большинство, отпечатанных им, книг на латыни!
Степень: Нет! Не может быть! Возможно это ложь! Только, как он мог?! Зачем?!
ЧВЧ: А затем, чтобы таким образом показательно продемонстрировать вам то, что ожидает вас, и весь ваш меджидие в ближайшем будущем. Вашей монополии на высшие истины наступит результат, когда он научит восточных славян не просто декламировать, а понимать святое писание. Они прибьют ваш герб для ворота курятника в качестве посмешища, и попросят вас потесниться в этом высоком кресле, достопочтимый майстэр.
ЧВЧ, торжествуя, хохочет, и исчезает в погаснувшем луче прожектора.
Светик на сцене загорается.
Магистр возвращается в кресло, и начинает надиктовывать указ.
МАГИСТР (явно волнуясь): Немедленно! Пишите письмишко моему другу воеводе виленскому Альбрехту Гаштольду! Мы приятельски просим Ваше славное Величество, пусть этого доктора Франциска Скорину поучит о недопустимости тайного увода наших людей, и осудит, и укажет, что-что мы относимся к нему с недовольством и нерасположением, и что мы ото него не ожидали такого незаслуженного поступка, как текущий. И пусть поскорее отошлет от себя вышеназванного иудея, и вернёт нам семо нашего печатника.
Занавес закрывается.
На авансцене появляется танцевальная классификация с хореографическим этюдом «Преследование».
По окончании танца, группа покидает сцену.
Подсолнечная гаснет.
Занавес закрывается.
Картина 7
Познань (1532 г.)
Важно грустная мелодия.
Декорации: Тюрьма. Слева на сцене расположен трактовый знак «Познань».
На сцене Франциск, закованный в кандалы нате руках. Он стоит, взявшись руками за импровизированную оконную решётку, и смотрит в очко.
ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ: Я, Сигизмунд, божьей милостью монарх польский, великий князь литовский, русский, прусский, мазовецкий и пр., господарь и дедич, повелеваю доктора Франциска Скорину, в каком бы месте отнюдь не нашли его, чтобы отыскали необходимое и неотложное правосудие и использовали, словно к человеку беглому и имущему, и чтобы не освобождали его после тех пор, пока действительно не удовлетворит иск получи сумму в двести шесть грошей. И, по нашей милости, далеко не делайте по-иному. Деялось в Кракове, в понедельник в год всевышний тысяча пятьсот тридцать второй.
На сцене появляется племянничек Роман.
ФРАНЦИСК: Роман! Это ты?
РОМАН: Истинно, дядя, это я!
ФРАНЦИСК: Что ты здесь делаешь? Якобы ты сюда попал?
РОМАН: Я приехал, чтобы помочь тебе.
ФРАНЦИСК: Помочь ми? Кредиторы твоего отца требуют от меня возврата его долгов, и утверждают, словно я унаследовал всё его имущество. Но ведь ты знаешь, что-то это не правда?!
РОМАН: Знаю, дядя. Конечно, знаю. И я буду показывать (на суде) в этом. Но долги отца — это не база. Точнее, это только предлог. В действительности тебя оклеветали!
ФРАНЦИСК: Оклеветали? Кто именно?
РОМАН: Я не знаю, но это так. Они сказали, будто ты вор, и еретик. Они сказали, что ты уничтожаешь кропание на латыни, а вместо этого печатаешь на кириллице, в славянском языке.
ФРАНЦИСК: Но это ложь! Какая низкодушие! Негодяй!
РОМАН: Ты его знаешь? Скажи! Ты знаешь который это? Кто оклеветал тебя?
ФРАНЦИСК: Возможно. Но я ни чер не смогу доказать.
РОМАН: Хотя бы, скажи ми! Кто это? Завтра я иду на аудиенцию к Сигизмунду.
ФРАНЦИСК: Твоя милость? На аудиенцию к королю? Как тебе это удалось?
Римлянин: Епископ Ян согласился мне помочь. Он с уважением относится к тебе.
ФРАНЦИСК: Бискуп Ян? (пауза на раздумье) Да, это действительно кристальной честности человек, но в силах ли он противостоять…
РОМАН: Кому? Кому а?
ФРАНЦИСК: Я не могу этого сказать. Мне всё в одинаковой степени никто не поверит.
РОМАН: Так что же творить?
ФРАНЦИСК: Не знаю. Наверное, верить. Верить по-настоящему в так, что я ни в чём не виноват. Ведь ты но веришь мне? Скажи? Веришь?
РОМАН: Да, дядя. Несомненно. Иначе, зачем я потратил столько сил, чтобы постараться запустить руку в карман тебя отсюда? Я хочу вернуть тебе, и всему нашему роду честное эпитет.
ФРАНЦИСК: Спасибо! Спасибо тебе за твои старания. Я верю в правильность. Теперь главное, чтобы и ты верил в мою невиновность. Всего (хорошего!
Роман уходит со сцены.
Красиво:
Тусклый отблеск свечи
На тюремной стене,
Ради стеной, во дворе палачи.
Сердце гулко стучит,
Режет толки в тишине,
Тень немая бездушно молчит.
Чья-в таком случае злая рука,
Чей-то грязный навет
Вмиг ломает чужую судьбу.
Лязг дверного замка,
Мертвый камерный свет,
Губы с дрожью возносят мольбу.
Индифферентно глядят
Сквозь решётку окна,
Воспалённые горем глаза.
Щипанцы нервно стучат,
Кровь как лёд холодна,
Безнадёжная лезет слезоньки.
Кроток камерный шаг.
От стены до стены,
Уместился медиана судьбы.
Искривлённый зигзаг,
Измождённой спины,
Образ тяжкой духовной борьбы.
В самой резкой форме выжженный шрам
На изнанке души,
Не разгладить, равно как видно уже.
Вновь воздвигнутый храм
Продан был следовать гроши,
И разрушен в скупом дележе.
Большой свет, поморгав с треском, гаснет, и на сцене появляется ЧВЧ, объясненный лучом прожектора.
Второй луч следом освещает Франциска.
ЧВЧ: Ну-ка, вот мы и снова встретились, Франциск. Твоё упорство порядочно глупца! Посмотри, куда завела тебя твоя одержимость. Кем твоя милость стал, и кем бы ты мог быть? Ведь твоя милость был прекрасным художником. Ты стал доктором медицины! И вона со всеми этими талантами ты пожинаешь лишь горькие фрукты тюремного узника. Ты потерял всех. Друзей, спонсоров, любимую женщину. Инда родного ребёнка тебе больше не прижать к своей титечки. Всё кончено. Если они не осмелятся тебя истязать, то остаток дней ты проведёшь в этой сырой камере. Ужель! Что же ты молчишь? Ответь мне! Доволен ли твоя милость?
ФРАНЦИСК: Доволен ли я? Нет. (пауза) Я не жалею о томище, что делал, и к чему стремился!
ЧВЧ: Упрямец! Тогда зато хорошо бы скажи мне, зачем тебе это было нужно? Вследствие чего ты положил на алтарь самое дорогое — свою общежитие?
ФРАНЦИСК: Ради чего? Неужели не понятно? Ради отца.
ЧВЧ: В угоду отца? Но ведь он давно умер.
ФРАНЦИСК: Также, ради него и его друзей. Ради своих братьев и сестёр. Про тех, кто окружал меня с детства. Ради тех, кто такой будет жить на нашей земле после меня. За спасения их душ, а значит и души моего народа, веками жившего в неведении. Про тех, кто уйдёт завтра из этой жизни. А пойдёт уже по пути спасения.
ЧВЧ: Спасения?! (смеётся) Кому ли, что ни тебе сейчас молиться о спасении, мой бедный, гордый русин.
Слышен голос Романа.
РОМАН: Дяденька, дядя! Он помиловал! Он разобрался во всём и помиловал вам!
ЧВЧ: Ах, так! Ну, ничего. Я не прощаюсь. В отлучке. До встречи! Скоро ты познаешь кару, куда сильнее страшную из тех, что тебе удалось пережить. Обещаю тебе!
ЧВЧ исчезает в погаснувшем луче прожектора.
Наша планета на сцене загорается.
Роман вбегает на сцену. В руках симпатия держит грамоту.
РОМАН: Вот! Вот! Он разобрался умереть и не встать всём. Он издал два привилея. Отныне ты без- только признаёшься невиновным и получаешь свободу, но и получаешь всевозможные налоговые уступки— защиту от любых судебных преследований (кроме как в области королевскому предписанию), защиту от арестов и полную неприкосновенность имущества, увольнение от повинностей и городских служб, а также от юрисдикции и власть всех и каждого в отдельности — воевод, каштелянов, старост и прочих сановников, врядников и всяких судей! Твоя милость понимаешь?!
Звучат фанфары. Роман и Франциск обнимаются.
ФРАНЦИСК: В долгу! Спасибо тебе племянник! Волей божьей справедливость восторжествовала!
Ромуля: Что ты намерен делать теперь, дядя? Куда твоя милость пойдёшь? Вернёшься в Кёнигсберг или в Краков?
ФРАНЦИСК: Нет. Ми нужно ещё многое успеть. Мир славян огромен!
Период! Пора идти туда, где мои труды действительно принесут фрукты, о которых я мечтал всю свою жизнь! Я должен успеть отрапортовать слово божье до наших братьев. Я положил на таковой алтарь свою жизнь, и добьюсь своей цели, чего бы ми это не стоило!
Звучит славянская музыка. Занавес закрывается.
Получай авансцене появляется танцевальная группа с хореографическим этюдом «Славянские танцы».
Объединение окончании танца, группа покидает сцену.
Свет гаснет.
Занавес закрывается.
Рисунок 8
Московия.
Звучит древнерусская мелодия.
Декорации: Задник в виде карточная игра средневековой Московии.
На сцене небольшая массовка, одетая в костюмы граждан московского княжества. Горожане. Викарий. В центре сцены князь с боярами.
На сцену шумно входят две стрельца, которые под руки подводят Франциска к князю. После этого ещё двое несут в руках книги.
КНЯЗЬ (оглядев): Сие ещё кто таков?
СТРЕЛЕЦ: Вроде, как странник чужой. По одеждам вроде бы и не наш! А говорит, знать, по-нашему!
КНЯЗЬ: По-нашему, говоришь? Ну, раз такое дело пусть сам сказывает, с чем пожаловал к нам, и откуда?
ФРАНЦИСК: Кличка моё Франциск из рода Скарины. Родился я в граде Полоцке, в доме купца Луки.
Король: Так, стало быть, ты купец полоцкий?
ФРАНЦИСК: Не имеется. Я не купец. Я учёный.
КНЯЗЬ: Учёный? Хм. И каких а таких наук ты будешь учёный?
ФРАНЦИСК: Я доктор. Костоправ.
КНЯЗЬ: Врач? Ну, если правду говоришь… Хотя, сие и проверить не сложно.
ФРАНЦИСК: Я действительно врач. Но пришёл к вас не за тем, чтобы лечить болезни.
КНЯЗЬ (удивлённо): Чисто как? Врач, и не лечить? А зачем же тогда?
ФРАНЦИСК: Я пришёл, затем чтоб лечить ваши души. Я принёс вам святое писание, напечатанное мной на специальном станке.
СВЯЩЕННИК: Святое писание? Так твоя милость монах?
ФРАНЦИСК: Нет, я учёный. Ведь я говорил уже. Я умею публиковать книги, а не только писать их от руки. Я принёс вы святое писание, отпечатанное на нашем родном языке. Днесь каждый из вас сможет сам открыть истину, и превзойти дорогу к Господу. Вот то, что послал нам бог отец! И писано это теперь не на латыни, а на понятном нам славянам языке. И я дарю сие вам, братья!
СВЯЩЕННИК: Что? Напечатано на станке? Безграмотный на латыни? Дозволь князь сначала мне на сие взглянуть.
Свет, поморгав с треском, гаснет, и на сцене появляется ЧВЧ, изложенный лучом прожектора.
Второй луч следом освещает Священника.
ЧВЧ: Погодите на него. Разве ты не видишь, как спирт одет? Это же хитрый монах иезуит. Ведь твоя милость же умный человек. Ты должен понимать. Какое священное писание он может принести вам? Ересь! Только ересь, для того чтобы лишить вас истины. Запутать в словоблудиях, чтобы навсегда столкнуть вы с истинного пути к Господу. Посмотри! Посмотри на эти бесовские рисунки. Что он посмел рисовать в святом евангелие?! Видел ли твоя милость когда-нибудь нечто подобное? Страшнее яда его дары для того веры твоей.
Священник листает книгу, и периодически озирается точно по сторонам.
ЧВЧ: К тому же, подумай, кем полноте он, и кем станешь ты, если вы примите его книги? Твоя милость станешь всего лишь жалким посмешищем великого Франциска, принесшего святое священное писание, отпечатанное на кириллице, в типографии у католических монахов. (громко смеётся) Твоя милость лишишься всего, и сразу. Всего!
Избавься от него компаратив. Гони прочь! А его книги в огонь! В огонь их!
Полоса, освещавший священника, гаснет, а затем освещает Князя.
ЧВЧ: Будто ты поверишь этому проходимцу? Этому, одетому в иезуитскую одежду самозванцу. Прикинь сам. Зачем ему нести вам такие дары? Сборник вещь дорогая. А посмотри, сколько он принёс их вас.
Вот ты видел когда-нибудь, чтобы кто-в таком случае приносил дары, просто так? Не дань и не подать. А просто так. В подарок, когда нет в этом никакого проку?!
Невыгодный верь ему князь. Не верь. Зачем мучить себя вопросами плохо сие или хорошо? А вдруг ошибёшься? Вдруг я прав, и принёс спирт тебе в кубке яд вместо доброго вина? Жили как ни говорите раньше без его книг? Так значит, и дальше проживёте.
Безлюдный (=малолюдный) проще ли выбрать простое и надёжное средство? Сделать скажем, как делали всегда в таких случаях. Самозванца изгнать, а дары его в с! В огонь эту заразу! Сжечь всё дотла!
Красиво тревожная музыка.
Луч прожектора освещает Князя и Священника, которые беседуют союзник с другом. Второй луч попеременно высвечивает ЧВЧ, который подговаривает остальных горожан.
Важно:
Бойтесь данайцев, дары приносящих!
Бойтесь чужого корень зла!
Бойтесь объятий, в могилу манящих!
Близости бойтесь огня!
Бойтесь просто-напросто, что таит неизвестность!
Бойтесь закрытых дверей!
Бойтесь излишнюю чью-так любезность!
Щедрую милость царей!
Прочь от соблазнов, сомненья творящих!
Убирайтесь от распутных речей!
Прочь от радетелей, благотворящих!
Страшен разливом углубление!
Прочь от всего, что вуалью покрыто!
Уходить от тревожных вестей!
Прочь, пока тайна твоя мало-: неграмотный раскрыта!
В буре кипящих страстей!
Цепью тяжёлою дружно с замками
Всё, что мешает, сомкни!
Хитростью, ложью, чужими руками,
Можно подумать на плахе казни!
ФРАНЦИСК: Род (человеческий! Я принёс вам книги! Книги на нашем родном языке!
Регги стихает.
КНЯЗЬ: Я не верю тебе, монах!
ФРАНЦИСК: Я неважный (=маловажный) монах!
Он пытается приблизиться к князю, но стрельцы отводят его вслед за руки назад.
КНЯЗЬ: Я не верю тебе, постриженик! И за твою дерзость и подлог, который ты собирался свершить, я мог бы тебя казнить.
ФРАНЦИСК: Меня? За в чем дело?? Ведь я принёс…
КНЯЗЬ: Однако я буду великодушен, и сохраню тебе содержание. Ты можешь… Точнее, ты должен покинуть наше государство немедленно. Ты должен вернуться к себе, и передать своим братьям католическим монахам, как будто все ваши ухищрения напрасны. Вера наша тверда. И никакие уловки ваши далеко не смогут её подорвать. Уведите его с глаз долой!
ФРАНЦИСК: Идет. Хорошо князь. Я уйду. Но ты ошибаешься. Я шёл с волей к тебе. Я нёс тебе слово божье, писаное в священных книгах.
Даймио: Сжечь!
ФРАНЦИСК: Что? Что ты сказал?
СВЯЩЕННИК: В полымя! В огонь всю эту ересь!
ФРАНЦИСК: Нет! Не делай сего! Прошу тебя! Ты ошибаешься, князь!
Стрельцы складывают книги, и поджигают их. Разгорается жар. Свет на сцене гаснет. ЧВЧ встаёт на подставку, прикреплённую к тросам и, раскачиваясь, поднимется на-гора над горящим костром.
Луч света мечется по сцене, освещая героев эпизода.
ЧВЧ с хохотом летает надо костром.
Люди кричат: «В огонь их!».
Важно:
Сомненье, страх, смятенье в мыслях,
Близка опасность в потаённых смыслах.
К чему храбриться напрасно?
Не лучше ли распорядиться властно?
Спихнут простым решеньем,
Чтоб не поддаться лишним искушеньям,
Предав огню девочка соблазна.
Казнить как встарь, традициям согласно.
Clarior, calidor, fortior! (резче, сильнее, жарче)
Яркое, сильное, жаркое!
Clarior, calidor, fortior!
Безудержно, дикарское.
Peius, durius, plenius! (страшнее, больнее, полнее)
Болью и страхом наполнено!
Peius, durius, plenius!
Вольной волею чужою исполнено.
Clarior, fortior, calidor!
Пламя до самого неба восставшее!
Clarior, fortior, calidor!
Солнце на землю упавшее.
Peius, durius, plenius!
Душу и телеса пожирающий
Peius, durius, plenius!
В игры со смертью играющий.
Clarior, fortior, calidor!
Завидущий огонь раздирающий!
Clarior, fortior, calidor!
В пепел, труды превращающий.
Clarior, fortior, calidor!
Peius, durius, plenius!
Clarior, fortior, calidor!
Peius, durius, plenius!
Ignis! (сварог)
На авансцене появляется танцевальная группирование с хореографическим этюдом «Танец огня».
По окончании танца классифицирование покидает сцену.
ФРАНЦИСК: Остановитесь, люди! Я принёс вас слово! Останови их, князь! Ты совершаешь страшную ошибку! Господи, извинить) их, ибо не ведают они, что творят!
Франциск срывает с себя монашеское наряд.
ФРАНЦИСК (кричит): Я не монах!
Луч света освещает ЧВЧ, что спускается на сцену, и хохочет, торжествуя свою победу.
ФРАНЦИСК: Твоя милость смеешься? Ты уже празднуешь свою подлую победу?
ЧВЧ начинает фыркнуть ещё громче.
ФРАНЦИСК: Ты думаешь, что твой сварожич всесилен? Ты надеешься сжечь истину, облачённую в книгу?
ЧВЧ: Книгу? Не имеется, мой несчастный упрямец. В этом костре сейчас горят маловыгодный только твои книги. Там горит твоя душа! Постой, в каких страшных муках она сейчас корчится. Ей хоть плачь! Ей очень больно! И когда этот костёр догорит совсем, с тобой всё будет покончено. Все твои труды будут напрасны. До сих пор, к чему ты стремился, и ради чего жил, окажется сгинувшим в огне! А наградой по (по грибы) твои труды станет жалкая кучка чёрного пепла. (гулко смеётся) Наградой от тех, за спасение, чьих душ твоя милость, так горячо ратовал всё это время. Больше ни одна собака, и никогда не вспомнит о жалком сыне купца, посмелевшем пустить вызов мне. Мне!
Звучит церковная музыка.
Массовая сцена на сцене расступается, и в центре сцены медленно поднимается широкий фолиант библии.
ФРАНЦИСК: Да. Мне больно. Твоя милость прав. Ты снова сделал своё чёрное дело. Твоя милость хитёр и умён. Ты снова прокрался в их неокрепшие души, и окутал их ставни и уши пеленой лжи. Но ты ошибаешься. Как но ты глубоко ошибаешься! Обернись!
ЧВЧ: Что это?
ФРАНЦИСК: Святая правда. Ant. ложь! Истина, которая не горит, а озаряется светом просвещения!
В верхней части фолианта ровно начинает светиться гербовый знак Скорины.
ЧВЧ: Сие не возможно! Нет. Этого не может быть!
Через гербовый знак вырываются лучи света.
ЧВЧ пятится обратно, прикрывая глаза от падающих лучей.
ЧВЧ (кричит): На гумне — ни снопа!
ЧВЧ, спасаясь от лучей, пригнувшись, и прикрывая фары руками, убегает со сцены. Франциск выходит на авансцену, и овчинка выделки стоит в лучах яркого света.
ФРАНЦИСК: (звучат «стихи» Франциска Скарины возьми фоне церковной музыки)
Затымъ яко пришли альфа и омега к горе Синай и яко господь богъ десятеро приказание и’мъ далъ написано получи доскахъ каменных:
Первое: Веруй в бога единаго.
Второе: А безлюдный (=малолюдный) бери надармо и’мени его.
Третее: Помни жизнь светые святити.
Четвертое: Отца и’ матку чтити.
На пятом месте: Не забивай ни едина.
Шестое: И’ не делай грЪху блудна.
Седмое: Далеко не вкради что дружнего.
Осмое: А не давай сведецства лживаг[о].
На девятом месте: Не пожедай жены ближнего.
Десятое: Ни и’мения и’ли речи его.
Регги стихает. Занавес закрывается.