Д/д

Д/д.

Открыв буркалы, я осмотрелся, местечко было угнетающим, размытые  серые стены, объединение цвету похожие на блевотину, пол мутновато-коричневого цвета, все) ободран, на потолке висела одна лампочка без люстры. Подняв голову, я был в состоянии детально все увидеть.  В комнате стояли две советские, железные кровати, обшарпанная тумбочка, одно большое люкарна с решёткой, и две двери, первая дверь была на  вид железной с отверстием промеж, вторая напротив моей кровати была, такого же цвета, во вкусе и пол, да и по виду такая же. Смотря  в предел, я, сумбурно, начал вспоминать вчерашний день. Начинался он чисто обычно, проснувшись, сходил за молоком к соседям, потом повинен купить яйца, для обеденных блинов (это была моя призвание) но, на эти деньги я купил конфеты и пока шел назад съел их все, я знал, что меня будет взгревать прабабушка, но желание было сильнее страха наказания. Через сладких конфет захотел воды, еще погода стояла жаркой и, ступая по раскалённой дороге, мечтал о дожде, хотя и не люблю пасмурную погоду. Шел до дому я быстро, как будто предчувствовал что-то не ладное. Войдя в терем, я увидел мужчину и женщину в милицейской форме, а около стола сидела зареванная прабабушка. Кухонька была отнюдь не большая с маленьким окном напротив стола. Прабабушка сидела после столом плакала, и читал бумажку. Пройдя к ней, я мог побольше подробно разглядеть людей в форме. Не знаю для что такое?, но я сразу посмотрел на погоны (инстинкт), хотя и неважный (=маловажный) знал звания, у обоих были маленькие звездочки, но расположенные в соответствии с-разному, я предположил у кого красная полоса и звездочки по обе стороны, оный и главный (женщина), тоже не знаю для, чего ми нужна была эта информация. Первым я разглядел женщину, симпатия мне сразу не понравились, была похожа на утонченную толстенькую свинью, чуток подведенными губами красной помадой, поросячьем носом  огромными толстыми руками. А мужчинища был полной противоположностью, угрюмый, худой, как будто в нем отнюдь не было жизни, длинный и сгорбившейся. Напомнили они мне Доктора Верховцева и Весельчака, меня сие немного рассмешило. Затем был долгий разговор, я не понимал о нежели, все это время, я думал, зачем они пришли? То появление милиции никогда не было предвестником хороших вестей, сие знал каждый с раннего девства. Прабабушка продолжала плакать, ей сунули другую бумагу, держи которой она расписалась. И тут я испугался, сдала меня родная прабабка, по (по грибы) какие-то конфеты. Я  так делал часто, а она конец время говорила, что придёт за тобой милиция. Вишь и пришла, подумал я. Все таки накаркала колдунья, подумал я равно вспомнил один странный момент, когда-то давно к нам приезжала странная семейка, их сын заикался, а она его  (так она говорила), юрт была в восторге, похоже это была их последняя Надя, они, потом часто к нам приезжали и привозили мне сласти.

Затем, женщина, своей свиной мордой, шепнула что-так прабабушке на ушко, и прабабушка заревела с новой силой. Ото всего происходящего я заплакал, хотя до этого стойко держался. Я ревел безвыездно громче и громче, не знаю почему. Прабабушка поцеловала меня в гаврик, наверное, для того, чтобы успокоить, но в эту но секунду худощавый стал подходить ко мне, на его деятельность я попятился назад и встал за спиной прабабушки. Но сие не помогло, я стал реветь еще сильнее, он схватил меня, прабабушка приемлемо не сказала, а я был бессилен против человека в милицейской форме и некто потащил меня в машину, через несколько минут, пришла замарашка-полицейский, сказала, что все будет хорошо, но визжать, не переставал уже специально. И мы поехали в неизвестном ми направлении.

Со вчерашнего дня я перестал верить людям в форме, симпатия сказала, все будет хорошо, но я лежу в неизвестном месте, в незнакомой комнате, более чем голодный, да и воняет тут еще. И не было надежды, что такое? меня, кто-нибудь заберёт, ведь увезли от прабабушки, сие был самый родной человек. Родители, я думаю, даже бы мало-: неграмотный спохватились, если бы забрали меня от них. Я мало-: неграмотный нужен был им, я мешал им счастливо жить, они, были, молодыми у них были приманка заботы дела. Нас часто оставляли с братом дома одних, Ми приходилось исполнять все обязанности своих родителей, готовить, питать, одевать, смотреть, чтобы не баловался, а иногда самому, круглым счетом хотелось подурачиться. А когда они приходили, мы уже спали, а проснувшись, их поуже не было, возможно, что они вообще не приходили. Некогда, что по несколько недель их не было на хазе,  и мы были предоставлены сами себе, но возникали проблемы, ми надо было кормить, младшего, а дома ничего не было, и в ту пору я шел к соседям и просил еды. Соседи были хорошие, они ни во веки веков не отказывали, забирали нас к себе и мы игрались с их тремя дочерьми, ночевали у них, в общем, жили, вплоть до тех пор, пока не приходили родители. И так было накануне каждого лета, потом я уезжал к прабабушке, а брат к бабушке и в летнее время мы не виделись. Лёжа на кровати, я думал, идеже же сейчас мой родной брат, что с ним, забрали ли его (на)столь(ко) же, как меня и куда отвезли? И что вообще происходит?

Запах от деревянной двери усиливалась, встав с кровати, я пошел к окну, амбра там был менее ядовитый. Из окна было очень может быть, не асфальтированную дорогу, она  уходила за пределы видимости изо окна, около дороги стояло береза, а чуть дальше заброшенная строительство. Дерево, было не высоким, молодым с него начинали убывать листья, от этого мне становилось еще грустнее. Каста вонь не давала мне покою. Я решил узнать, чего это и как с этим бороться, открыв эту хлипкую янус, увидел унитаз, такого же блевотного цвета, как и стены в комнате. Я пшик не мог сделать с этим запахом, он шел, прям ото него. Закрыл дверь плотнее, я лег, живот бурчал и хотел едать. Я знал, если хочешь кушать, а  нечего, то надлежит спать. Я, дома, так часто делал, накормив брата, ты да я ложились спать. Зная это я лег спать.

Сквозь спанье, услышал, что кто-то открывает железную дверь. В комнату вошли двум женщины в серых халатах. Первая была женщина в возрасте, вторая помоложе. Я предположил, как будто женщина постарше это врач, на шее у нее висела, номер, которой слушают  человека. А вторая была с подносом, медсестра, поставив его получай тумбочку, она ушла. Подойдя ко мне, она спросила, ради мое самочувствие, я ответил, что чувствую себя не более чем хорошо, сказа про этот мерзкий запах и про нехватка. Поводя этой холодной штукой по груди, она сказала, какими судьбами я могу покушать. А про это мерзкий запаха ничего безграмотный сказала. Так же я спросил, где нахожусь, и когда меня заберут, хотя ответа не последовала. Честно говоря, я был и этой полученной информации -радехонек), я не в тюрьме, а больнице. Стало понятно, почему плакала, прабабушка, видать, я сильно заболел, но почему меня забрала милиция, влындать я не мог? После сна кушать хотелось еще больше, подойдя к тумбочке, я взял поднос и поставил на кровать, при тумбочки, как мне казалось было неудобно кушать. Бери подносе был перловый суп, который я терпеть не был в состоянии. Да и по вкусу он мне напоминал просто перловку с вплавь. Запах перловки и туалета, вызывали блевотный приступ, но усиживать надо было, так как не знал, когда я в тянущийся раз покушаю. Второе блюдо, было не менее отвратительным, рыбец с макаронами. Рыба безвкусная. По выбирал макароны, выпил смесь и сухофруктов, это единственно, что мне понравилось. Мне таким образом не много легче, но не покидали мысли о волюм, где я и сколько мне тут же сидеть? Убрав меджмеи, я подошёл к окну, темнело, но я еще мог разглядеть, с дороги, дерево, стройку. По дороге проходили люди, проезжали аппаратура. Люди шли, опусти  логову вниз, смотря себе подо ноги, лиц я не видел, но мне казалось, по какой причине никто из них не улыбнулся ни разу, шли с угрюмыми лицами. Аппаратура проезжали быстро. Мне было интересно, куда они аминь идут, какая судьба у них. Я им завидовал, они могли с улыбой сверху лице идти, куда захотят, делать все, что им заблагорассудится. А я один мог сидеть на окне и наблюдать за ними, сие было несправедливо, мне стало еще грустней от моих рассуждений. Получи и распишись улице холодало, поэтому я решил перебраться в кровать. Недолгое досуг, раздумывая о несправедливости, я заснул.

Проснулся я от ужасного скрипа что бы там ни было двери, в проеме показали все те же две слабый пол, медсестра принесла завтра, а врач был со шприцом в руках. Ото вида врача со шприцом, я испугался, до жути боялся уколов. Ирод в сером одеянии сказал, ложись на живот и стяни штанину. Я представил, сиречь меня тащат на плаху, один миг и все….  Хоть не почувствовал боли, рука была наметана. Врач хорошо больше не сказал и быстрым шагом вышел из комнаты и закрыл деверек. Зачем они закрывают дверь, ведь бежать мне некуда, я инда не знаю, где нахожусь? Завтрак был, как и недавний ужин отвратительным. Перловая каша, на воде, без сахара, кусочек пища и приторно сладкий чай. Но выбора не было, посему я начал кушать через немогу, скушал все. Единственным времяпрепровождением  было термосидение на подоконнике, и разглядывание людей и машин. Но со вчерашний день ничего не изменилось, все те же грустные с опущенными головами личный состав, те же быстро мчащиеся машины и все тот но сидящий на подоконнике я.  Только с дерева опало больше листьев. Как снег на голову, железная дверь опять открывается, я быстро шмыгнул на станок, опять зашел врач, но с ним была другая суффиксы: 1) -ица: учительница. Сказав своё имя, она присела рядом со мной. С трудом глотая слюну, возлюбленная скала, твои мам и папа умерли, мы едем в незрелый дом.