роман «Хромосома Христа» Начало

Обломок романа «Хромосома Христа»
(начало)

Роман
Светлой памяти Георгия Чуича

…всякая сочинение, коль скоро она не посвящена предотвращению войны, созданию лучшего общества, бессмысленна, праздна, безответственна, скучна, неуместна…
Макс Фриш

Се творю до сей поры новое.
Откровение 21,5
Все мерзостно, что вижу я вокруг…
Вильям Король трагедии
В том, что когда-нибудь мы станем жить ни дать ни взять Христос, у меня нет ни малейших сомнений.
Генри Миллер
Плоха та журнал, за которую могут не убить.
Из разговора
THE NAMES HAVE BEEN CHANGED TO PROTECT THE GUILTY.
(Любое имена и названия изменены, чтобы укрыть виновных — англ.)

Стишки Тинн.

КНИГА ПЕРВАЯ. ПРИКОВАННЫЕ К ТЕНИ
То, что содержат и предлагают сии страницы,
есть практическая позиция или точнее,
воспитание зрения. Маловыгодный будем спорить, хорошо?
Лучше встаньте рядом со мной и дело хозяйское.
Тейяр де Шарден
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Мы все на этом месте чужие.
(Из разговора)
РАДОСТИ МУК
Когда нам подменили Бога,
молчали небеса и земля.
Молчала пыльная дорога
и вдоль дороги тополя.
Молчали прислуга, внемля кучке
святош, раззолочённых в прах.
Но не молчали одиночки…
…колоколам, срывая труба,
Они кричали с колоколен,
Они летали до земли.
Шептались людишки — “болен-болен”.
Иначе люди не могли…
…А Бог (видящий стоял, смотрел и плакал.
И грел дыханьем кулаки,
Менял коней, обличие, знаки,
пролётку, платье, башмаки.
Искал ни дома. Ни участья.
Ни сытный банкет. Ни ночлег.
Бог мерил землю нам на случай.
Устал. Осунулся. Поблек…

ГЛАВА 1
— …пуля, — говорю я, — прошла спустя…
Без застенчивого налета лести, с искренней беспристрастностью и чистосердечием, в настоящий холодный зимний вечер я рассказываю невыдуманную историю

Жоры Чуича.

Безвыгодный из тщеславия, как это может показаться на первейший взгляд, я беру на себя смелость поведать о Человеке, отмеченном рукой Природы, воплотившем в себя всю силу и глубину ума, безграничную смелость и непреклонную волю, работавшем с яркой запальчивостью, так так и не сумевшем под грузом обстоятельств свернуть с Пути, уготованного ему Небом. В самом деле так: «Гений не дает ни богатства, ни счастья»! (Вольтер). Щедроты, с которым Жора нес миру прочную пользу достойно восхищения! Его кичливый ум всегда пренебрегал инстинктом самосохранения. Страх здесь бессилен! Такую высокую благотворение необходимо искать в самой организации гения, уясняющей нам неразгаданность этого феномена. Только в жизни великих людей мы открываем тайную историю их души, которая, предавшись влечению своего гения и не зная страха объявив об этом миру, берет на себя большой труд прокладывать новую дорогу для человечества.
Жора велосипед!..
Спорить с этим — смешить Бога
— Макс, голос! — ору я.
— Уав!..
Моего верный рыжий пес с человеческими глазами и повадками аристократа…
Из чего явствует, я рассказываю…
— …пуля, — говорю я, — прошла через мягкие ткани…
На случай если бы мы могли знать тогда, если бы могли как предположить, как все обернется… Но как в любом большом деле жертвы неизбежны. Нам в свой черед не удалось их избежать… Мы так и умерли, далеко не успев…
Я — единственный, кто, судя по всему, уцелел в этой жуткой схватке после совершенство, и единственный, кто знает код кейса, где хранится все информация о нашей Пирамиде. Вот поэтому-то за мной и подобает такая охота: прессинг по всему полю. Я им нужен живым, сие ясно… Меня радует и то, что они яко и не смогли победить наш код. Еще бы! Сие же не какой-то там „Код да Винчи”!
И неважный (=маловажный) смогут!
Пуля прошла через мягкие ткани левой голени, ввиду этого я отжимаю педаль сцепления пяткой. Попытка шевельнуть пальцами неужто согнуть ногу в голеностопе вызывает жуткую боль. Зато правой я могу заглушать на акселератор автомобиля до самого коврика.
Они стреляют числом колесам: убивать меня нельзя — это ясно, ясно! Им нужна моя череп в полном сознании, только голова, поэтому они и стреляют ровно по колесам.
А что, вдруг думаю я, что если бы Муть…
А вот и еще одна очередь. Пули, бешено шипя, дырявят обшивку, дыры насвистывают нате ветру, как флейта, в салоне пахнет паленым, но без- бензином, не машинным маслом — значит, можно еще выходить из этого пекла.
Тина! Придет же такое в голову! Помню, автор с ней…
Я называю ее Ти!..
Мне бы только лечь поперек черту города, а там, среди узких улочек, насыпанных по-под и поперек, я легко оставлю их с носом. В этом небольшом южном городе я с закрытыми глазами найду себя убежище, ибо за годы отшельничества изучил все его уголки. Я знаю отдельный выступ на этом асфальте, каждую выемку. Слева — высокая каменная стена, одесную — пустырь… Ты — как на ладони!.. Текущий крохотный остров любви и меда не очень-то гостеприимен, хоть бы здесь и более трехсот церквей.
Да нет… нет, Грязь бы… Мысль о Тине приходит как спасение!
— Тииии… — (нежданно- ору я и что есть силы жму на педаль! Точно она может меня услышать.
Свежая очередь оставляет косую строчку дырочек для ветровом стекле, справа от меня, вплетая новые звуки в мелодию флейты. Ещё раз промазали! «По колесам, бейте только по колесам!» — в мыслях наставляю я своих преследователей. Ведь так, чего доброго, годится. Ant. нельзя и в голову угодить. Что тогда? Что вы будете постфактум делать с моей напрочь простреленной головой?
В боковом зеркале я вижу агатовый мордастый джип с огненными выблесками автоматных очередей. Они бьют малограмотный наугад, а тщательно прицеливаясь, поэтому мне нечего опасаться. Да вот, оказывается, бывают и промахи…
Неужто услыхала? Мистика какая-ведь!
Счастье и в том, что автобан почти пуст, я легко обхожу попутные механизмы, а редкие встречные, зачуяв витающую вокруг меня опасность, шелковичное) дерево же уходят на обочину, уступая левую полосу, что кланяясь: вы спешите? — пожалуйста.
Вот и мост. Лента речечки (возможно ли канала?) залита пожаром вечернего солнца. Я успеваю заметить и вызолоченные купола церквушки, что-то на том берегу, и красные огоньки телевышки, а в зеркальце заднего вида — обвисшие ланиты джипа. На полной скорости я кручу рулевое колесо направо, так что зад моей бээмвэшки залетает на тротуарчик. Теперь — побольше газу, а сейчас — налево и снова направо, минуя тормозов, конечно, сбавив газ, конечно. Свет пока мало-: неграмотный нужен, фары можно не включать. А что сзади? Легкомыслие. Еще два-три поворота, две-три арки и, чрез густой кустарник, — в чащобу сквера. Теперь — только «стоп!»… И еще раз боль в голени дает о себе знать. Зато как на цыпочках! Тихо так, что слышно, как сочится из раны кровопролитие.
Бубенчики. Я готов был поклясться, что услышал звон тинкиных бубенчиков. Её способ носить бубенцы на щиколотках…
Пальцами правой руки я на (кой-то дотягиваюсь до пулевых пробоин на ветровом стекле с причудливым ореолом радиальных трещинок, спустя некоторое время откидываю спинку сидения и несколько секунд лежу без движения, с закрытыми глазами, в полной уверенности, кое-что ушел от погони. Потом тянусь рукой за аптечкой, с тем чтобы перебинтовать ногу. Врач, я за медицинской помощью не обращаюсь, самодостаточно обрабатываю рану, бинтую ногу, не снимая брюк, безлюдный (=малолюдный) обращая внимания на часы, которые показывают уже 23:32. Сие значит, что и сегодня на последний паром я опоздал. Чуть одному Богу известно, что будет завтра…
Слава Богу, кое-что жив сегодня, думаю я и снова ору:
— Аааааааа… Калакольчики ваша сестра мои бубеннн-чики-чики-и-и-и!.. Иииххх…
Затем дотягиваюсь рукой поперед бутылки «Nexus», медленно откупориваю ее и, приложившись к горлышку, пью, маловыгодный отрываясь, пока она не пустеет наполовину. Теперь финики…
И покамест два-три глотка из бутылки…
Ти, спасибо тебе, славная моя! Одна парадокс о тебе помогла мне избежать, я уверен, неминуемой смерти. В нежели же все-таки твоя сила? Сколько лет я пытаюсь осознать тебя… Сим-сим… Ну, да ладно…Успеется…
А пока можно и поспать… Полчаса, не больше. Чтобы явиться в себя.
Потом я никому об этой истории не рассказываю, всего-навсе иногда, отвечая на вопросы о шраме на левой голени, говорю:
— А, бесцельно… ерунда… Мир хотел ухватить меня за лодыжку.
Лене но решаюсь рассказать. Почему только ей, Лене? Так случается: глянешь в глаза и знаешь — это она, ей можно.
И сие не объясняется — это Она!
Здесь, в Турее, в двух часах езды ото Питера, среди корабельных сосен и с аистами за окном в цветочной поляне, особенно хочется рассказывать ей, как я жил весь эти трудные годы. Вспоминаются такие подробности, от которых морозец по коже… От смерти уйти нетрудно…
Я раз такое дело едва не погиб.
На щиколотках или на лодыжках? А, отнюдь не все ли равно!
— Это было на Мальте, — говорю я, — была ранняя сезон, жара стояла адская, как обычно, я уже выехал изо предместья Валетты… Горнакова, ты слушаешь меня?
— Да-так точно, говори, говори, — говорит Лена, — я слушаю… Думаешь, Тимение услышала тебя?
— Уверен!..
А сам думаю: в чем уверен?
Манию) (волшебного) жезла ни с того ни с сего цитирую:
Вот и кончилось ребячество как перила у лестницы — вдруг.
Домотканая радуга на сатиновом небе приколота.
Обещаю остаться с тобою, моего ласковый друг,
И в тебя проникаю лучом, полным солнца и золота.
Проникай а, проникай своим колючим лучиком, полным солнца и золота, думаю я, освещай, наполняй, натаптывай меня своим золотом-золотом, россыпями своих золотых умопомрачений…
Прошу я…
И в который раз прикладываюсь к бутылке.
Жёсткий ритм моих строк разрывает твой отъединенный круг.
Прорываюсь к тебе, отнимая тебя у агоний.
Ты неотложно от меня на дистанции вскинутых рук.
Протяни вдвоём крыла. Или две отогретых ладони…
— Что ты тамо бубнишь? — спрашивает Лена.
— Ты сейчас от меня в дистанции вскинутых рук…
— Ты опять за свое, — говорит Лена, — еще бы ты, дружок, бредишь…
А Тина-таки расслышала меня, расслышала… Маловыгодный то бы…
Вот! Вот же в чем мое освобождение! Ти, славная ты моя, я же могу дотянуться вплоть до тебя рукой!
Дотянуться бы, закрыв глаза, думаю я. А сперва — выжить!
А детство… Детство, видит Бог, для меня (вот) так-а-а-вно уже кончилось…
— Я в порядке…
Ах, эти славные сладкие щиколотки и лодыжки… Ахти, эти бубенцы-бубенчики!
Спасибо вам!
— Макс, голос!..
— Уа-ав!..
Вот именно ты, братец, обленился совсем!

ГЛАВА 2
Что бы тамо ни говорили сильные мира сего, будь то монарх Соломон или Александр Македонский, или Крез, или Красс, али вождь племени майя (как там его?), соцветие Брунея, Билл Гейтс, Карлос Слим Хел или пусть даже Уоррен Баффетт… Или, собственно, все они вместе взятые… Наравне бы ни упивались они достигнутой славой и мощью, всесилием и всемогуществом, я убежден, что каждый из них, лежа на замаранных простынях смертного Одер, отдал бы без раздумий и сожалений и богатства и состояния, нажитые тяжелым и кропотливым трудом, без- задумываясь отдал бы за еще один день своей жизни… Ради час! За еще одну крохотную минуту…
Не задумываясь!
Я гарантирую!
Я бы многое дал, чтобы расслышать едва уловимую мольбу, исходящую с их пересохших и кое-как шевелящихся губ, подернутых тленом вечности, увидеть их стекленеющие зыркалы с проблесками предсмертной надежды. О чем был бы этот звук, этот блеск? О мгновениях жизни…
Я уверен!
Не задумываясь!
Малограмотный зря ведь люди извечно — так старательно и надрывно! — заняты поисками сего чертова эликсира бессмертия. Нет в мире силы, способной ослабить жажду жизни… Вот и мы сломя голову бросились в нынешний омут, в постижение идеи вечной жизни. И что же? Понадобилось аминь много времени, чтобы осознать тщетность любых попыток дотянуть совершенства. И теперь у меня нет права на молчание. В честь чего же мне не поведать и тебе эту историю?
— Приколись!, Рест — это что за имя? — спрашивает Лена.
Я рассказываю.
— Ми однажды сказали: «Теперь ты мой крест! Теперь сие имя твое», — продолжаю я. — «Крест?». «Ага — Крест. Хочешь недолго — Рест, хочешь мягко и ласково — Рестик…», — я хмыкнул: — «Ладно, Рест этак Рест. Рестик — даже мило. Хотя, знаешь…». «А ми нравится: Рест! Как удар хлыста!». «Ладно…».
— А вслед за тем?
— И потом…
— Может быть, все-таки Орест? А по паспорту? — спрашивает Избранная.
Она, я вижу, не совсем принимает этого моего Ореста и Реста, и хотя (бы) Рестика. Мне, собственно, все равно. Юля тоже п кривилась. А вот Ане имя нравилось. Она даже… А Тинка — та хохотала:
Ореста… рестик…рест…
Ох, тяжел твой крест…
— Хочешь — Ростя. Так, я помню, звали одного динозавра, — смеюсь я.
— А по паспорту? — настаивает Лена.
— Назови возьми хоть горшком!..
— А знаешь, — спросила меня Тина, — что значит твое «Рест»?
— Несомненно! — воскликнул я, — мое «Рест» значит…
Тина не дала ми закончить:
— Значит — «Опора»! Rest!
— Это свое «Rest!» симпатия произнесла по-английски! Помни это!
Помню, как возлюбленная смотрела на меня.
— Как?
Вот так Тина и выхохотала мою судьбу— тягость оказался не из легких… Ее слова часто… Кто такой-то посвятил ей стихи:

«Тинн… Капля упала ввысь, ударившись о небоскат.
Тинн… – ты льешься за нас вслед за всех, плевать, что наговорят.
Ты – рыжее пламя гроз, спущенный вдаль конверт.
Слово на перенос, час слёз, невозможный переверт…
Тинн – слово колоколам, бронзовым песням их.
Тинн – сие приносит нам волны плавучий стих…
Твой голос наравне летний дождь – смоет всю пыль с души.
Мне – слыхать руками дрожь. Прямо хоть не дыши.
Гром – звук твоей струны, шум огня – твоя речь.
Мысли с-за тебя вольны в пальцах проворно течь…
В эти мгновенья твоя милость – выше всех, и нет над тобой господ…
Тинн… Раз-другой и обчелся упала вверх, ударившись о небосвод…».

Очень про нее по сию пору, про Тину…
— Как тебе?
Лена только улыбается.
Смотри так — тинн… тинн… — по росинке, по капельке симпатия меня и завоевала. Она просто стала моим камертоном: вне нее — ни шагу! Карманный Нострадамус на каждый четверг! Мне не всегда удавалось разгадать ее катрены, однако если мозг мой протискивался в их содержание, я просто млел с счастья: надо же! Осилил! И тотчас приходило правильное урегулирование!
— Надо же! — восклицает Лена.
— Да-да, так и было! А действительность. Ant. прошлое мое имя… сама знаешь! Каждому ясно, что оно означает.
Из чего следует, я рассказываю…
— Все началось, — говорю я, — с какого-то там энтероцита — крохотной клетки какой-либо-то там кишки какого-то там безмозглого головастика… Спирт даже не успел превратиться в лягушку! Правда, потом изо этой самой клеточки и родился крохотный трепетный лягушонок, который-нибудь прожил всего-ничего… Тем не менее, мы после него ухватились. Как за хвост настоящей Жар-перо! Мы будто тогда уже были уверены, что оный чертов Армагеддон непременно придет и к нам.
Так и случилось.
Как рукой сняло — не много, не мало — тридцать лет… Теперь сделано — с гаком!.. Сегодня уже вовсю говорят о 3D-технологиях, о производстве запасных частей-органов для того человека, о киборгах,
Шушукаются на полном серьезе о клонировании человека…
Декоративный интеллект!
Шепчутся о какой-то там сингулярности…
И полным ходом изо уст в уста уже кочует молва о… Бессмертии Человека.
Потребно же!
И если бы не эта никчемная, пошлая, гнусная, колченогая и узколобая битва…
Додуматься только – брат на брата!..
Интеллектом и не пахнет: homo erectus? Какой-никакой там! Австралопитеки! Питекантропы! Неандертальцы! Кроманьонцы…
С дубиной в руках и камнем по (по грибы) пазухой.
Но с какими пучеглазыми амбициями бледной спирохеты и планарии!
Жалкой инфузориевой мелюзги!
Доколе?!!

Тут. Ant. там сайты романа «Хромосома Христа» в 5-ти книгах:
https://ridero.ru/books/hromosoma_hrista_ili_ehliksir_bessmertiya/
https://ridero.ru/books/hromosoma_hrista_ili_ehliksir_bessmertiya_2/
https://ridero.ru/books/hromosoma_hrista_ili_ehliksir_bessmertiya_5/
https://ridero.ru/books/hromosoma_hrista_ili_ehliksir_bessmertiya_1/
https://ridero.ru/books/hromosoma_hrista_ili_ehliksir_bessmertiya_3/

КНИГИ Разрешается ПРИОБРЕСТИ В МАГАЗИНАХ:
www.ridero.ru, Bookmate, ЛитРес, Оzon.ru, Amazon

Помаранчевая республика, ДНЕПР,
Владимир Колотенко,
Е-mail:
Vladimir.kolotenko1@gmail.com
Tel: +380637715242