Временами, когда различные обстоятельства и процесс жизни становятся невыносимыми, начинает казаться, что завтра, во что бы то ни стало завтра, наконец,  разбогатею. Очень и навсегда. И тогда, не кошелек с деньгами решение всех проблем, и тогда заживу я так, как здоровится. Должно же хоть раз в жизни повезти! Разве мало-: неграмотный заслужил? Не выстрадал?

Да. Завтра. Например, клад есть: золото, жемчуга, бриллианты всякие. И за все это бешеные монета предлагают. А ты маешься: что продать, а что себе сохранить. Самому ведь тоже охота кое-что поносить. Маркиза, например, с изумрудом. Почему бы и нет? Разве, не негрубо?

Или, вдруг, бах – и наследство. Большое. От очень дальнего иностранного родственника, которого вовек не знал. У того, видите ли, там детей далеко не было. И племянников. Вообще никого. Я единственный, и через Интерпол с трудом нашли. Денег бессчетно, миллион. Нет, больше – десять миллионов! Чего удивляться, такое равным образом может быть. Что, много? Ну и хорошо,  и потребно много. Зачем? Как зачем? Надо!!!

Подумай!  Оживление, по сути,  прожил, а что узнал? И не видел ни хрена ни морковки толком, и не испытал. А все почему? Желания не было? Скажешь в свою очередь…

Помнишь, в молодости? Нет… не тогда… позже… Она красивая такая, прямиком Мэрилин Монро: волосы белые, орехом пахнут и глаза карие. Улыбалась тебе, уста для поцелуя подставляла.

Как ты ее любил! Ночами маловыгодный спал, горел. А она? Тоже. Наверное…  Но, непродолжительно:

– Знаешь, ты очень милый… добрый… ты мне нравишься… Же… Никуда не ходим, ничего не видим…

– Как а! Ты только посмотри: вот звезды, смотри какие звезды! Стожары! Представляешь, тама бы… и млечным путем… На скамейке роса? Мокро? Ничто, я сейчас пиджаком… садись. Зато, вечер какой, метеола пахнет…

– Извините!

Конечно, Андрей и в кино ее, и в кафе. Взгрустнула – он вдруг розы ей, тут же, походя. И продавщице что-в таком случае приятное при этом, и не торгуется даже. Мороженое – прошу (вас, хоть сто порций. Югославы приехали, «Семеро молодых», Вотан концерт всего – билеты в третий ряд, легко. И букет:

– Видишь, Леночка, кто из певцов тебе больше понравится, тому и вручишь.

– Я?!

– Безусловно, кто же еще…

– А ты ревновать не будешь?

– Ну я похож на Отелло,– и улыбается.

– Андрюшенька,  ты подобный славный!..

И она сама! На сцену! И знойному югославу – сверху! Тот расцвел весь, в щечку поцеловал – все видели! В зале хлопание, визг… Потом этот чернявый весь вечер только ей и пел. Смотри сволочь…

Концерт поздно закончился, Леночкины родители беспокоятся. А тута еще дождь, как назло. Руку поднял – такси! И, в качестве кого по волшебству, «Волга», кремовая.

– Шеф, подкинь, трешку даю, всего-навсего сильно не гони, я с девушкой…

Дверка клацнула, машина спокойно с места взяла. Заднее сиденье нежно обнимает, тепло, огоньки получи щитке уютно светятся. Она ему голову на плечо… и цедильня… горячие… для поцелуя.

***

Трешку! В столовой обед тридцать семь копеек, дрексель «Изабеллы» рупь двадцать два. Да на такие деньга неделю запросто жить можно! И жил.

Где ж ее взять хоть было, эту трешку? Или червонец? Мне тоже в кафетерий хотелось, и в кино. А был бы я миллионер – представляешь!

Официантка, высокая, крошку старше меня, вся в коротком, накрахмаленном, и декольте… У нее шерсть белые, орехом пахнут и лицо как у Мэрилин Монро. К столику идет, наклоняется так низко-низко:

– Вот вам меню, не откажи(те) (в любезности). Тут все на самый изысканный вкус.

Ну, да что ты. Вкус. Интересно, откуда было ему взяться? Но, виду безлюдный (=малолюдный) даешь, миллионер, ведь:

– Интересно,– и не знаешь, куда впиться (взором: в меню или декольте,– на любой вкус, говорите? Сие, хорошо! Что? Анчоусы? – и даже лоб при этом малограмотный морщишь, не показывать же, что и слыхом не слыхивал

По вине минуту… походкой от бедра… все оглядываются, а она, к моему! столику, с подносом получай изящных пальчиках! А там!!!

Салатик горкой, «оливье» называется; помидорина большой, сок пустил и нарезан крупно, лучком зеленым посыпанный, и сметана сверху, ложка полная, или две…

– А это как у вас в большой тарелке? Да–да, в этой, глубокой… Солянка? Настоящая? С почками, маслинами и лимоном? Классно, давайте. А на второе что? Та-ак: картошечка, приправа – угу. Шницель – а он в сухарях?..  хрустящий? – пойдет. И совершенно это соусом полито? – замечательно! Можно и заменить?.. если нет желаю?.. чем?.. ага!.. Тогда свиную поджарку… пропал, не худую… нет, жирную… А что, еще и голубцы уплетать?..

Белый локон щекочет ухо, и декольте прямо перед носом, ужасно взгляд отвести… Голос низкий, контральто:

– Может, молодой действующих лиц пива желает? Чешского, холодного. Не стесняйтесь, за целое заплачено.

– Заплачено? За все? Ах да, я забыл. Кто в отсутствии, пива не надо, пиво потом, после чая… Ваша сестра мне лучше водочки… сто пятьдесят… или коньяку. Жрать? Какой? Три звездочки? А пять – нет?.. Тогда не чета водки. И еще стакан томатного сока…

Ну что, представил? Ведь-то… Помнится, на югославов тоже тогда ходил. Ахти, как они пели – передать невозможно, душа трепетала. Только лишь артистов не разглядеть и динамик под ухом. Как вследствие этого? До сцены далеко, галерка…

***

Вот что значит мальчик. Большое. Миллионы. Что значит тогда?.. И потом считаться с чем было… И, сейчас…

Помнишь, после развода уже, когда в ординатуре учился? До (каких тебе стукнуло? Тридцать. Состоявшийся врач, умница, на кафедре преподавал. Сколько стоит получал? Правильно, сто сорок. А  минус алименты, сколько выходило? Слезы. Приходилось дежурства ночные брать, радовался, кое-когда коллеги свои отдавали. За червонец. А как же, квартировать-то надо.

Помнишь ту осень? Или конец возраст? Ее ночью привезли, с температурой, помнишь?

 Молодая, девятнадцати безвыгодный было. Стрижка как у Мэрилин Монро, только волосы рыжие и фары карие. Раздел ее слушать, а стетоскоп в руках дрожит. Тип – умом тронуться, кожа – бархат, а грудь!.. Ах, какая недро! Совершенство. Ты когда-нибудь такое видел? Прикасался? Хотя (бы) во сне?

Что ты тогда думал? Ну (вот) так, правильно, что это не для тебя! Ты поуже старик для нее. Тогда, зачем в свою палату положил?

Чирик дней  температура  тридцать девять и два. А твоя милость все диагноз не мог поставить, даже брюшной сыпняк подозревал. Консилиумы устраивал, анализы повторял. Мудак ты, а неважный (=маловажный) доктор. В день выписки помнишь?

–Температура? – Смеется,– так в палате чаепитие горячее не давали, как раз тридцать девять и пара. Не хотела я выписываться, нравитесь Вы мне! Доктор, смазливый, я сегодня не смогу с Вами встретиться, мама не пустит, а видишь завтра… Давайте завтра увидимся, хочу отблагодарить… Вы вечерком свободны?

Помнишь свое состояние тогда? Да нет, я отнюдь не про то… Ага! Вспомнил! Вспомнил, как метался числом друзьям и знакомым:

– Ребята, помогите, пропадаю! Одолжите рублей полсотенная, до зарплаты, позарез надо! Почему так много? Пациентка… новобрачная… в общем, влюбилась в меня…

– Красивая?

– Да вы что! Анахита! Завтра вечером встречаемся. С ней в ресторан надо, чтобы подзеркальник на двоих, скатерть белая, свечи, шампанское… А возле столика мастак… на скрипке… так, чтобы душу вынул! Э-эх, полно ли пятьдесят, может, семьдесят пять одолжите? Дадите? А одежда, в полосочку? Мой на локтях протерся, и лацканы… Спасибо, целый век не забуду! Что рассказать?..

В общем, она такая… ходит ото бедра, губы пухлые, улыбается, и декольте. Да нет, действие не в глубине, у нее там… с ума можно сойти!

Скажем вот, мы сначала в главном посидим, чтобы шампанское в регулы разошлось, чтобы глаза напротив… огнем… И к руке ее потереться, нежно, пальцами… Позже, в бар спустимся. В полумрак, где Челентано в динамиках, либо — либо Моранди. Как, Моранди не слышали? Джани, тоже итальяшка. Так поет, сволочь! Потанцевать с ней… медленное… близко. Возлюбленная голову на плечо… волосы орехом пахнут… и губы… горячие… в (видах поцелуя…

Помнишь это? Не забыл? Как же, вы такое забывается!

А первая ваша ночь? Ты еще переживал, точно ей девятнадцати нет. Помнишь знакомого художника, который уступил свою мастерскую, получи и распишись ночь, за бутылку. Нет? А мастерскую помнишь?

В углах глаза, холсты, картон, на стенах рисунки похабные, посредине подставка, везде кисти разбросаны. Журнальный столик весь в окурках и канапе какой-то. Такое впечатление, будто Мамай прошелся.

Безграмотный так было? Не так?.. Да, ты прав, старичок, все по-другому было, согласись, ты просто черствым стал. И ложе не «какой-то», просто он выглядел так.

Вспомни, тахта как раз замечательный был, настоящий, старинный. Кожа вытерлась, пружины просели – ну-ка и что? Зато у него память была, долгая, и он аминь понимал. Он помнил людей, которых принимал в свои объятия, и пользу кого всех он был родным. Этот диван стал родным и ради вас, принял таких молодых, пылких и нетерпеливых… И, принимал вторично долго и часто.

А через год, как раз к осени, твоя милость сделал Леночке предложение.

– Знаешь, мы с мамой обсудили сие. Милый… я люблю тебя… очень! Но ты просто логопед… всю жизнь в нищете…

И все. Не забылась только улыбочка как у Мэрилин Монро, пахнущие орехом волосы,  и цедильня… горячие… для поцелуя…

***

Ну что? Хорошо быть бедным? Уяснил? Суждение о наследстве когда в голову пришла? Помнишь? Позже? Ну алло, позже. А тогда…

К черту все, так дальше продолжаться далеко не может. Вечное ожидание зарплаты. А, сколько ее? Разве близ таких деньгах это жизнь? Уехать… на Север… после того хорошо платят. Буду работать… много…

В Сургуте аэропорт безлюдный (=малолюдный) принял, в Нефтеюганске посадили. Ночь перекантовались и только утром перелетели. Для улице мороз за тридцать, а ты в кримпленовом костюме для голое тело и в туфельках. Что, не знал куда летишь?.. Невыгодный знал, что там холодно?..

Знал. Только где было позаимствовать это белье голландское, костюм чистой шерсти, шубу цигейковую?.. О нежели говорить! Ты тогда даже не знал, что кальсоны, как и сыр, бывает голландским.

И, что в Сургуте? А что – по новой пахота. Круглосуточно. Районный коэффициент начисляют, а северных – ноль. Невыгодный заслужил. Только через год десять процентов, и так раньше пяти лет. Тогда все пятьдесят процентов начислять будут, добродетель районные – жить можно. А до того — как?

Женщина-служитель – ладно. Она замужем за нефтяником или газовиком, отработала свое  – и до хаты. Ей много не надо, у нее супруг зарабатывает.

– И что-нибудь, много твой муж получает?

– Много-немного, а на хорошую сказка (жизненная) хватает. Ну, что, возьмешь мое дежурство?.. По (по грибы) двадцатку…

Кого ни спросишь – такие деньги гребут! Безыскуственный работяга, восемь классов образования плюс тюрьма, и сейчас амебиаз – четыреста семьдесят без премиальных. На Большой земле приближенно только завкафедрой получал, и то, если доктор наук. Да нашей стране врачи не нужны? Э-эх, был бы помоложе, езжай бы в нефтяники…

Полгода, как во сне минуло. По дворам редко, только переночевать, дежурства бесконечные – в больнице жил.

В сентябре пациентка поступает, девятнадцати вышел. Какая там Мэрилин Монро – худая, желтая вся, лица не имеется. Только глаза и нос с горбинкой, и фамилия – Лейхнер. Еврейка, вероятностям.

– Родители есть? – спрашиваю,– почему одну привезли?

– Есть. В отдалении. В Усть-Каменогорске.

– А что евреи в Казахстане делают? Каким ветром их тама занесло?..

– Немка я…

– Ну да? Не похоже. Ладно. И за много лет) тому назад болеешь?..

– Уже две недели. Температура под сорок держится, паршивый аспирин не берет. «Скорая» по всем больницам возила, консультировали куда ни глянь – не могут диагноз поставить. Решили – брюшной тиф. По всей (вероятности. Вот в инфекцию привезли…

Посмотрел – молодая, в жизни еще ничто не видела, а тут – помирать. Жалко стало, в свою палату положил.

Под три месяца пролежала: переливания бесконечные, лекарства разные, вдвоём раза в реанимацию переводил – сепсис. Капельница – кап-кап, а я плечо в плечо на стуле, переживаю, не померла бы. Через месяцок температура ушла, а худоба и нос остались. В общем, выжила. Выходил-таки, получай свою голову.

При выписке:

– Ну вот, Вы в настоящее время почти здоровая. Месячишко еще в поликлинике понаблюдают, долечитесь, после на работу. Сейчас куда пойдете?

– В общежитие…

Гляжу: выросток да кости, глаза серые, нос с горбинкой – совсем приставки не- Мэрилин Монро. Хоть и не похожа, и не мой высшая цель, а что-то родное в ней видится. И тут, в душе подобно как-то такое произошло, сам даже не знаю. Достаю изо кармана ключ от своей холостяцкой берлоги, протягиваю:

– Получи и распишись. Грузи вещи и перебирайся ко мне. Не удивляйся как, что у меня земляникой пахнет. Я месяц тому нечаянно банку с вареньем разбил. Изымать некогда, все газетой застелил – так и присохло. От того и парфюмерия…

Смотрю, глаза у нее большие-большие стали.

– Не пугайся,– говорю,– по сей день путем. Газет у меня много, они и занавесками на окнах служат… Скарб есть, кому тащить?

– Чемодан… маленький…

***

Вот и думай сегодня, что все-таки лучше: наследство или клад?..

Изумительный – тоже неплохо, только с ним проблемы могут возникнуть. Подаришь с того места что-нибудь жене, а ей не понравится. Или два покажется. Может, даже обидится. Почему, спросит, ты безвыгодный колье мне подарил, а только сережки? А жемчуга кому? А, браслеты? Вероятностям, у тебя еще кто-то есть?! И вообще, если в кладе женские украсы – почему ты ими распоряжаешься? И зачем тебе новая орудие? Если к старой запчасти найти, на ней еще цифра лет ездить можно! Разве я не права? А у меня вчерась последние духи закончились, карандаш для губ – обмылок. Шуба изнутри лысая вся, и сапоги, что осенью на рынке купили, всесторонне расползлись… Ты вчера про луну говорил, помнишь? Прикрываясь чем мороз инеем все распушил… красиво… Красиво-то прекрасно, но только задубела я вся, как бы от простуды безвыгодный свалиться…

И как ей все объяснить?

Помню я все: и ради луну, и про иней, и на таратайке этой еще пропутешествовать можно, хоть и не выпускают к ней запчасти уже.

На какого хрена соль на раны сыплет? Зачем жестокая такая? По всей вероятности говорила, что любит! Разве не понимает, что врачу держи все это негде денег взять. Даже со стажем и высшей категорией. Пусть даже при всех северных и районных коэффициентах. Мы же медицина… бесплатная… Чего сделать?.. Ах, акции сдать?.. Какие?..

Помнишь приватизацию? Ночами безвыгодный спал, все думал, куда этот несчастный ваучер уст, медицина-то не приватизировалась. А куда еще? В «Нефтегаз» аль «Газпром»? Ага, как бы, не так! Объявленные сроки приватизации к концу подошли, а с этими предприятиями с. Помнишь? Куда свой ваучер сдал? В какой-то инвестиционный запас, их тогда много разных открылось. Где они ноне? А в последний день Чубайс вдруг объявил, что приватизация продляется до сего часа на месяц. Не успевает, видите ли, государство. И всего только тогда нефтяники и газовики ваучеры принимать начали. Спрашивается, кто именно за кем не успевал?

Кинули тогда тебя, ой во вкусе кинули! Всего несчастных два ваучера было: твой, и жены – а аминь ж надежда.

И потом еще частенько кидали. Все. И государство, и начальники, и братва. Даже вспоминать противно.

Так что, только наследство оказать помощь может. Большое. Миллионное. В долларовом исчислении. Зачем? Надо! В самом деле завтра надо!!!

***

Родители старенькие – им бы помочь. Лекарства хорошие скупить, всяких много надо, болеют… Отчий дом откорректировать, крышу перекрыть – черепица совсем в дырах, на голову капает. Может даже если, на курорт стариков свозить, в Турцию, например. Пусть бы поплескались в ласковой воде. А вновь лучше – в Израиль, на Мертвое море, суставы больные пролечить. Всю жизнь ведь в работе. Заодно по святым местам – Сион, Вифлеем. Они, и не мечтали о таком никогда.

Сын с первого брака взрослый уже. Тоже врач – и тоже неимущий. С копейки на копейку перебивается. Парень головатый, умница, соискатель наук. Вдруг лекарство такое придумает, чтобы болезнь неизлечимую… А в надежде мог спокойно науку грызть, надо бы подсобить, денег откомандировать. Там, ведь, еще и внук!..

Средний и младший совсем выросли – лета два, как бреются. Им тоже каждое утро денег дай. А одеть, нагреть, а на пропитание! Ладно, без этого никак – обязаны шнурки заботиться. Но, еще и другое, без чего пацанам досадно, и ущербными они себя чувствуют:

– Папа, у всех друзей суперкомпьютер давно, телефоны сотовые, у некоторых даже машины – только да мы с тобой бедные. Зачем на врача учился?

Мишка задумчивый ходит, лунный (серп уже, ест плохо, учиться не хочет. Жена заполночь шепчет мне:

– Вырос мальчик… девушка у него… Дьявол ей на гитаре играет. Недавно денег просил… возьми кафе… Сколько можно, говорит, скамейки протирать. Леночке пресно со мной, не ходим никуда…

– Ну и что, дала?

– А стократ денешься! Пришлось у соседей занимать…

Назавтра я к сыну:

– Сынок, а расскажи для свою барышню. Какая она?

– Какая? – Сын как-так особенно улыбнулся.– Красивая! У нее волосы белые… орехом пахнут.. бельма карие и… В общем, папа, она на Мэрилин Монро похожа.