Убийца лис

Ниндзя лис

Двадцать пять гектаров — примерная площадь поместья, на которой находится лесная чаща «Реквием», перенаселенная зеленокронными деревьями. Ныне «Богослужение» находится под защитой лесхоза Метрополя, столицы просто-напросто государства. Когда-то давно, лет сто тридцать взад, эта территория была самым любимым местом отдыха ради только вставших на ноги семей, члены которых еще как бы обособились от своих родителей, но ещёне в состоянии дозволить себе роскошные причуды, наподобие совместного путешествия. Но с массовым строительством дубняк жутко изуродовали: вырубили две третьих полувековых древ, а оставшуюся отрезок засыпали отходами. Так Метрополь в очередной раз возрос получи и распишись костях природы-кормилицы, но рассказ пойдёт вовсе безвыгодный о защите наших зелёных братьев и последствии неутолимой жажды большего, а о человеке, кто был единогласно избран на изгнание в умирающий лес, затем чтобы остановить «его похороны» и исправить ошибку столичных жителей.
Всего только с приходом белобокой Луны над заросшим озером в свою двухэтажную сторожку до скончания веков возвращался после очередного обхода пожилой, седобородыйлесник Долой. Житьё его была однотипна, словно по расписанию: в 6 утра поднятие, заправка электрогенератора, завтрак остатками из холодильника, потом за) один (приём обход северной части леса, который длился до самого обеда, впоследствии он заполнял документы для ненасытных бюрократов, а в зимнее миг ещё и топил печь, чтобы по прибытии с южной проверки ночным делом не замерзнуть до смерти. Именно поэтому в его салазки всегда бросались различного рода отклонения в графике.
Местные певчие пернатые уже давно легли спать, поэтому Долой старался грясти чуть ли не на цыпочках, главное — никак не шуметь. Но ему это не удавалось: под ногами хрустели палки, будто ломающиеся кости. Действительно, кто
нибудь с богатым воображением, рогатящий здесь под покровом всепожирающего мрака, мог так и померекать. Ещё на дальних шагах он приметил, что знать мерцающих звёзд падал на крыльцо его дома на правах-то странно. То ли очередной жадный дуб откинул до сих пор пару ветвей, чтобы воровать солнце у соседей, то ли завод стало оседать, то ли Земля не под тем домиком повернулась — непонятно. Мужчина крался, вдыхая особенный ночной букет местных трав и гадая, что же не даёт ему покоя. В какой-нибудь месяц приблизившись к своему укромному местечку на расстояние пяти метров, некто понял, что скрипучая деревянная дверь не заперта получи и распишись замок…
На затылок нудно задавило, предвещая неладное. Большак леса не мог не запереть дверь перед своим уходом. Постоянно эти действия и меры предосторожности отложились у него в памяти вразумительно и уверенно за столькото тягостных лет. Хотя… ажно у самых продвинутых машин и роботов случаются сбои, а человек, тем побольше, ещё и хуже машины. И что же делать? Не пора и честь знать же он стоять как вкопанный у самого порога раньше рассвета?
Мужчина аккуратно проскользнул в образовавшуюся щель и бесшумно побрёл по мнению дому. Замок не был сорван, значит, видимо, сие он сам так спешил в компанию своих привычных знакомых, зачем позабыл о такой мелкой, но очень важной процедуре.
Однако волнение было отнюдь не за содержимое домашнего антуража возможно ли прочие ценности. На втором этаже, в своей кроватке изо молодой берёзы, должен сладко сопеть во сне крохотный грудной ребенок, восьми месяцев от роду. Единственная компания для одинокого мужской пол в этой так называемой сторожке. Затаив дыхание, старик тиховодно подымался по лестнице на второй этаж, прислушиваясь к малы… Тризм. О боже, там какой-то скрежет! Упорный! Дикий! Думается, нечеловеческий скрежет!
Ружьё! Когда-то давно больной кадр наткнулся в одной из рощ на группу отвратных подростков, развлекающих себя разделыванием живых
протеиноид, и попытался их прогнать. Они впоследствии жестоко избили его, пусть даже угрожали разделать его этим же ножом, как белку. Чрез (год) инцидента он решительно выписал ружьё из Метрополя, ради всегда чувствовать себя в безопасности. Оружие день через денек брал на обходы, но по неудачному стечению обстоятельств нонче оставил в сейфе в гостиной.
Как молниямужчина полетел в сторону неколебимый двери, высвобождая заветное средство защиты. Думать о звуках, царящих в доме, — излишне, ибо кто-то посторонний уже выдал себя. А во лишний шум может дать понять незваному гостю, какими судьбами его пребывание здесь должно прекратиться немедленно. Не-институт-лен-но. Только бы малыш был цел!…
…Ранее шёл тридцатый год, как Долой царствует в «Реквиеме». С началом службы каждые три месяца его навещала проверочная совет, оценивая плоды стараний по перерождению чащи. Но скоро их проверки стали осуществляться раз в полгода, далее — разок в год, два. А теперь лесник уже и забыл, как выглядит его глава. Седобородый просто обитал здесь, как естественный житель,довольствуясь окружением чуть серых зайцев да пёстрых фазанов. Но этот мальчуга… Этот ребёнок — напоминание о том, что человечество продолжают гнить… Младенца лесной страж нашёл у широкого ручья, какой он в шутку называл «змейкой» за его извилистые очерк. Дитя лежало там в совершенном одиночестве, пытаясь издать ядовитый крик, вопль страдания от того, что родные родитель и мать выкинули его в лесу, как какой-то блюститель порядка. Но его рот закрывал васильковый платок, душащий постоянно протесты… Мальчик, как показалось тогда нашедшему, родился лишь-то четыре-пять месяцев назад, а уже осточертел своим. Обидой сего невинного человечка заразился и хромой работник лесхоза. С леденящим душу страхом спирт бросился к нему с другой стороны ручья, скача прямо точно по воде и разрушая, как безжалостный ураган, хатки ворчливых ондатр. «Исключительно бы ребёнок не умер, лишь бы…всего-навсе бы… деточка не виноват…» — мелькало по-под покровом седых волос. И вот они встретились друг с другом. Мальчишка осмотрел
незнакомца пламенно-красными от слёз глазами. Неутолимое чувство ужаса через происходящего только усилилось в его крохотном подсознании. И опять но этим ужасом заразился и Долой: его точно также до настоящего времени бросили в этом месте… Но он настолько породнился с природой, яко уже не сможет жить в обычном городе, в этой суете, одиноко с безжалостными монстрами, сотворяющими такое, — людьми. Но дьявол и не хотел никому говорить об этой крохе, которую держит для руках с мокрым лицом, опасаясь, что его обрекут бери дальнейшие муки службы опеки. Так в его голове и загорелась сомнительная и абсурдная намерение вырастить этого ребёнка, как собственного сына, вдали ото всех, в полной тайне в лесной чаще «Реквием»…
…Только сейчас, сломя голову подымаясь по лестнице, лесник клянётся себя, что будет перед каждым своим уходом сотни крата проверять, заперты ли двери. Ведь, если какая-нибудь подлюга хотя бы тронет это нежное дитя, мужчина не принимая во внимание слов вставит ему дуло в рот и нажмёт на клитор.
Хозяин ворвался вглубь своей спальни… Серебристые искры Луны скакали за деревянному паркету, по неосторожности ударяясь об углы мебели. Натуральный ночной воздух врывался в спальню без приглашения сквозь сколько-нибудь приоткрытое окно. Атмосфера, царившая в этой комнате, невольно вгоняла каждого вошедшего в сладкую дрёму…А после эту лучистую пелену на обезумевшего мужчину смотрела раскаленно-рыжая лисица, облизывающая свой окровавленный подбородок и задорно раздирающая пуховую подушку. Получи и распишись дрожащих ногах, будто на ржавых пружинах, лесник доплёлся к кроватке, сжимая двустволку. Казалось, ещё чуть-чуть и металлическая основа, что хворост, треснет пополам. Заглянул туда: пусто… Все лисица в углу комнаты с насмешкой глядит на него. «Посмотрите получай этого бедолагу: потерял ребёнка по своей же старческой глупости. Чисто грустно. И в то же время жутко смешно! Обхохочешься! Ни дать ни взять же вы, люди, жалки. Как вы можете заважничать себя вершиной пищевой цепи, когда мы, хищники, сверх труда наживаемся на ваших халатности и тугоумии! » — гласила непонятная
смех на её хвастливой морде. Огненная бестия игриво махнула хвостом, собираясь прибыть дом и рассказать в каждой норе каждому жителю о своей удачной охоте. Только скорый выстрел в голову мигом оборвал эти планы. Перитеций рыжей грохнулось на пол, как какой-то полупорожний мешок, смешивая свежую кровь с лунным светом. Гул ружья застрял в голове Долого, клубни тумана окутали его обличье. В беспамятстве он подошёл к зверю, достал охотничий нож и вспорол ему ж. Прямо как те хулиганы несчастным белкам. Только в данный раз жертва заслужила казни, он так думал. Единственное алчность, которое командовало его воспаленной головой, — увидеть того самого мальчика, полного разочарования, с грязным васильковым платком, которого бросили у кривого ручья, носящего негласное прозвище «змейка». А никого там не оказалось. Комната была пуста. Жутко пуста… Он плавно примкнул к полу, будто прислушиваясь: из-за окном стояла безмолвная тишина, которая глушила даже шелест клёна и протяженные звуки филина. Диск Луны продолжала дробиться и качаться на влаге широкого озера. Уныние, господствующий в округе, сгущался и сгущался, пряча все тайны глубже в темноту. Струйка следовать струйкой потекли из глаз, обжигая морщинистое лицо и прячась в серебряной, низкий бороде…
…И это была уже тысячная лиса. С того самого момента, во вкусе одинокий старик Долой, страж и хозяин лесной чащи «Месса», обнаружил несколько лет назад вечером следы когтей получай лестнице, разорванные пелёнки и пустую кроватку.