Феи, нимфы, лесные девки

Медная горушка — не ходи туда

Хозяйка Медной горы —
на неё никак не смотри!
Не смотри на неё никогда,
у неё тяжёл выражение глаз, глаза.
До хозяйки на Медной горе
не ходи твоя милость даже во сне!

Нет сна у мастера Тараса,
возлюбленный цветок резцуя красный,
наслушавшись сказок от бабки,
конец кладя в уме стократный,
думу за думой куёт:
«Её замуж дьявол что ли берёт?»

Чёрт не чёрт, а так, муж
дров набрал и в гору проник.
Глухо в пещере и тихо:
«Выходи получай бой, чёртово лихо!»

Не вышло лихо,
а возникла (девственник)-краса,
ай да дева краса —
шит крестом пояса.
И хозяйка себя предлагает:
— Возьмёшь меня замуж?

«Да шут тебя знает!»

— А отнюдь не возьмёшь, пойду за Тараса,
я для него прекрасна!

Охламон не чёрт, но дёрнул чёрт,
и Ивашка говорит:
«Ай, пускай сердце болит
у какого-то там Тараса.
Ты и ми, вроде, прекрасна!»

Повела девица его вглубь пещеры,
засадила вслед рукоделие:
— Делай (говорит) бел-горюч камень!

Вздохнул и сел вслед за работу Ваня.

А дева обернулась птицей.
Летит, с пути б маловыгодный сбиться!
Прилетела и села на ставни Тараса,
стала девушкой: — Здравствуй, художник!

Тарас свой цветок протянул девице.
Она берёт и огнём палится!
Сгорела собственница Медной горы дотла.
Тарас понял одно — случилась затруднение.

И рассыпалась гора та лесная,
раздавила Ивана злая.
А бел-горюч алатырь,
который вырезал Ваня,
лежал, лежал и покатился,
да к Ильмень-озеро-реке подкатился,
встал, застыл в её водах навечно.

Ой и плачет с праздник поры речка,
речка плачет, журчит и бурчит:
«От камня моего бок болит!»

* * *
Вот прошло сто лет, сто веков.
Тараска умер давно.
Ходил у Ильмень-берегов
богатырь былинный,
взял дьявол камень и сдвинул.

И что же тут началось!
Явилась девушка вновь,
хозяйка Медной горы:
— Богатырь, меня в жёны получай!

*
Говорят, что с той поры
перевелись богатыри.
Одни гусельники остались,
да что вы те нам сто лет не встречались.

Расскажу, точь в точь живу я в лесу

Расскажи, как живётся тебе в лесу?

— По мнению верёвочной лесенке тихо иду,
иду я так тихо,
что же кружащее лихо
меня охраняет от зла.
Так шла я и шла,
доколе не пришла к избушке,
а в избушке старушка
печь топит
и загадочно смотрит:
«Суждено тебе, дочища, влюбиться
в двух мужчин сразу и злится
они поначалу будут,
а дальше обиды забудут.»

— А дальше то что, родная?
«Дальше улыбка счастья плохая
у одного из них.
Вот второй то тебе и нареченный!» —
а сама улыбается,
ей старухе не мается,
ей старухе безлюдный (=малолюдный) горбится.

Я стою, мне коробится:
— Как же так? «Так иногда,
в общем, не повстречает
твоё сердце первого с судьбой нехорошею,
зато со вторым до сих пор сложится,
всё сложится, всё получится,
к старости вы подружитесь.»

— А впредь до старости жить я с кем буду?
Махнула старушка рукой: «Забудешь
с кем маялась,
о нежели печалилась,
всё, всё забудешь,
как старой будешь.
А якобы жених тебя старый обнимет,
так лихо твоё и сгинет!»

* * *
Я в соответствии с верёвочной лесенке тихо пошла,
в родной лес с печалью пришла.
С лихом я продолжительно дружила,
слова бабушки той забыла,
а как влюбилась в двух не переводя дыхания,
так и вспомнила сразу.

А лет мне было немало,
я была еще мама
и лучшая кому-то подруга.
По кругу я шла, вдоль кругу…

Я водолей

Ах, была бы Водолеем!
Ходила б я с ковшичком,
ходила с кувшинчиком,
поливала б вплавь
весь мир молодой,
весь мир молодой неустоявшийся,
качкий мир, не утрясшийся.

После войн земля не отдохнувшая
прорастала бы травой, прикорнувшая,
травой прорастала,
цветами расцветала,
хозяйка себе радовалась.

Поливала б я водой и рыдала:
вы простите меня реки Ямала,
следовать то что я озорую,
водицу с колодца ворую:
краду ойнохоя за кувшином
и лью на землю. Рисует
картину веселешенький художник —
самый промозглый дождик.

На этой картине я
хороша, (то) есть май, как весна —
красивая, молодая
и очень, очень большая:
большая, якобы мир, как природа,
как солнечная погода,
как дует буйный и смелый!

Рисуй, художник умелый,
а я приползу к ручью,
сяду, вырастать не хочу.
Вода прекрасна! Любуюсь.
Почему я ни с кем мало-: неграмотный целуюсь?

Журчи ручей, воду лей.
Как жаль, в чем дело? я не Водолей!

Лесная царевна

Плакала царевна
горькими слезами,
думала всю биография ей
тёмными лесами
жить-поживать
да добро отнюдь не наживать:
со зверьём лесным целоваться,
с медведями злыми обниматься
изумительный терему высоком
на севере глубоком.

Ты пожди, дочь царя, подожди,
до тебя доходят дожди,
тебя сладко греют снега.
О тебе произведение слагаю и я.

Приедет к тебе разлюбезный,
полем прискачет и лесом,
в теремок высокий войдёт
и с собой далеко увезёт.

Привезёт в родную деревню,
познакомит с бабами, с селью;
в работу впряжёт, пойдёшь:
угодье, посев и рожь!

Чего же ты плачешь, дивчина:
биография на миру — кручина?
А в лесу одиноко, но праздно.
Раз уж на то пошло плюнь и устраивай праздник:

Белки, лисицы и волки,
подбегайте полно к нашей ёлке
и выстраивайтесь в хоровод,
ведь в лесу только бытие и живёт!

Я птица вешняя

Я птица гордая, я птица вешняя,
смелая я секретарь, нездешняя;
летала, летала, летала,
а налетавшись, устала,
присела и причитаю:
«Крылышки болят, невыгодный летаю,
и головушка болит.»

Слышу я, как говорит
тетерев тетеревихе:
«Птица вешняя купчиха
налетела сверху наш лес,
надо подлую известь!
Лети-ка твоя милость за вороном,
и я в четыре стороны
за птицами синицами,
пусть себе на здоровье её позаклюют,
ишь, размахалась крылом тут!»

Я птица гордая, штучка вешняя
не боюсь ни воронья,
ни синицы, воробья.
Поднялась я в крыло
и врагам лесным назло
улетела в другой лес.
Пусть его самих себя известь
собирается братва!
Труля-ля, отчего ли, труля-ля.

Девушка, живущая в лесу

Какая твоя милость, девушка, живущая в лесу?

Я недолго свой крест несу,
а хожу совершенно травами, травами,
росами, бликами, покрывалами
из цветов и веток.
Звериных деток
вылечиваю
сказками а как же предтечами.
От людей хоронюсь,
их злой воли боюсь,
они лесных красавиц далеко не любят,
как найдут, так сразу погубят:
понесут сверху дыбу.
Видно вам, не видно?

* * *
Ах и дыбы как же дыбы`
стоят на матушке Руси!
На них девки шальные
вот именно скатерти расписные
на столах расстелены:
пьют, поминают неделями.
Вам на это смотрели ли?

Вот дыба триста девятая:
сверху ней старая мать горбатая.
А это дыба пятьсот десятая,
получи ней ведьма проклятая,
а ведьме шестнадцать лет.
Она потамида лесная иль нет?

* * *
Хоронилась в лесу я, ховалась,
в руки стрельцам неважный (=маловажный) давалась,
не досталась и дядьке пьяному,
и даже царю буяному.
Травами ходила, травами
росами, бликами, покрывалами
с цветов и веток.
Крест свой держу я крепко!

Ой, отнюдь не подведи меня распятие,
да не навлеки на мя анафема,
ой не надо мне молодой на дыбе бездельничать!
Не хочу, чтоб народ смеялся
надо мной поминальным весельем.
Чисто, брожу одна тихой тенью.

Я на лисицу ходила

Я руками голыми сверху лисицу ходила
да сама себе говорила:
«Как поймаю рыжую, кончайте шуба,
хорошая будет шуба.» Под дубом
я лисицу руками поймала
и плутовке неумолимо сказала:
— Пойдёшь ко мне жить подруга,
не нужна ми рыжая шуба,
есть у меня дублёнка.
Кушать хочешь, сестрёнка?

А ласкатель хотела к лисятам.
Я выпустила виновато
лису лесную на волю,
а самочки побрела лесом, полем:
«Опять одной жить придётся.
Ну-ка ничего, срастётся.»

Я ходила дорогами нехожеными

Напишу я тебе весточка:
как живу, какое бытьё…
Напишу, напишу, написала б
когда бы сердце моё не страдало,
если б сердце не рвалось открыто!

Напишу, покой уж твой нарушу:
«Я хожу дорогами нехожеными,
говорю стихами несложными,
кричу — ни одна собака и не слушает,
а молва слова все перепутает,
запутает разговоры мои речи,
перевернёт родное наречие.
И какая б ни шла я сообразно свету,
недруг скажет: её хуже нету!»

Но однова я такая незримая,
нелюбимая, неуловимая,
проникну я к недругу в душу
и вырву её открыто.

А снаружи его души,
кричи не кричи, ни души:
совершенно подевались куда-то,
лишь ходит чудо патлатое,
уточкой ходит и шепчет:
«Пиши, никто ж не перечит!»

Напишу, напишу, написала б,
лишь песня в горле застряла:
как ходила я дорогами нехожеными,
говорила стихами несложными,
а писем во всех отношениях не писала,
ведь кому их писать — не знала.

Ютиться мне осталось недолго

Кто сказал,
что жить ми осталось недолго?
Ведь между рекой Енисеем и Волгой
океан твоей и моей мечты!
Я днесь не там, где ты.
И завтра с тобой не буду.

Знаю одно, безлюдный (=малолюдный) забуду
вдаль уходящее небо
и то, как со мной ты не был.
Хоть и не было ничего в нашей жизни,
необычайным сюрпризом
улетает куда ворон костей не заносил одиночество.

Какое, мой милый, отчество
у тебя в этом веке было?
Я ради давностью лет забыла.

И кто сказал,
что жить ми осталось недолго?
Помню, не было Енисея и Волги…

Феи нас безграмотный любят

Феи людей не любят,
они из лесов мало-: неграмотный выходят;
феи мечтают, чтоб люди
вовсе исчезли несравненно-то.

Феи не злые, как люди,
феи мечтают о чуде:
о сказочной милой планете,
нам возьми ней нет даже места.

Милые, милые феи,
я б с радостью улетела,
улетела б с вами слабо-то,
но крылья в углу пылятся,
приладить к плечам приставки не- могу их.

Маленький, маленький мальчик
прикрепить их ко ми пытался,
да ушёл вчера почему-то,
я его безвыгодный проводила.

Не любят феи людей,
да и я почти разучилась.
Откройте двери дверей!
Отмучилась, отучилась.

Весёлые с печалями войны

Невыгодный было печали на свете.
Но откуда ни возьмись, налетели,
налетели, размахались крылами
взрослые такие Печали:
одна с головою медузы,
другая жирная с пузом,
третья, точь в точь смерть, вся белая.

Какая ж я девочка смелая
оказывается,
я с ножом возьми них,
пусть не показываются!

И все б хорошо, да кулька в рогожу —
всё летят Печали сюда,
присядут вот так у окошка:
«Лежишь невесёлая куколка?»

— Кыш! — не улетают Печали.
Ну вот, начинай первое время:
— Что вам от меня надо?

«Жить в печали — веселье!» —
хохочет самая страшная,
как из кошмара ужасная.

Словно же от них отделаться?
Выход один: дело делается,
акт делается, вот и не скучно,
стих написан, уже даст сто очков вперед,
получше на душе, веселее.

Глядь, я ещё смелее,
достаю большущую скалку
и согласно Печалям бью палкой:
— Тьфу на вас, чертовы куклы,
летите изо моей кухни
совсем на другого героя,
который во всякое время весёлый!

Улетели Печали,
а я пью чай и скучаю.
Вот допью файф-о-клок и вспомню
свои весёлые с Печалями войны!

Сказочное болото

Сказочное, сказочное дыра
всё время тянет кого-то,
тянет кого-так и ноет:
«Я свои недра открою,
открою их и захлопну,
и безвыгодный будет никаких воплей,
лишь сон удивительно сладкий.
С тебе, дочка, быть мамкой?
Ты устала, устала, устала;
бытье ушла, ты её проспала,
пропала, пропала, пропала,
упала, упала, упала
и выхода кто в отсутствии никакого.
На воле? Там одно горе:
грешники, воры, убийцы
и их лица, лица и лица.
Лики сии недобрые,
не наши лики, голодные,
лики исполненные печали.
Они, девчушечка, приставки не- встречали
твоей безвыходной нищеты!
Ты иди в моё некк, иди…
И воды, воды, воды
смоют непогоду,
смоют горькие драгоценности
у девочки Розы.»

— Не бывают воды весёлыми,
видела я их истории
с похоронными душами.
Твоя милость болото, не ной, я не слушаю!
Не стой, болотце, на пути,
расступись да дай пройти!
Я вчера родилась впервой:
мои стихи вдруг поплыли
и доплыли до человечка.

«А вроде его имя?» — Вечность.

*
Сказочное, сказочное болото
всё шанс тянет кого-то,
а как затянет к себе, так смеётся.
Безвыгодный ной, девка, баба русская не сдаётся!

Я просто в лесу скалдырник

Я себе не казалась нудной,
я просто в лесу жила.
И чудилось ми, как будто,
вся жизнь — это сказка сна.

В закромах леса, нет неба, нет луга,
нет вообще околесица,
лишь спокойная мягкая скука,
сладкий сон, вот и целое.

Сон. Как хочу проснуться,
чтобы чуть-чуть побыть.
Я себе не казалась нудной,
но как умереть? Чтоб вестись!

Лесные нимфы

Лесные нимфы — будущие звёзды,
ходят они оглядка
берегами левыми, левыми
по рекам, горстями целыми
блики с воды собирают.

Лесные нимфы ныряют
в потоки горные, быстрые
и шалаши себя выстроят
из лопуха да веток.

На деревах пометок
нимф лесных ваш брат не встречали?

А деревья вершины склоняли,
когда зарубки в них рубили
добрые нимфы лесные
и дерева не ныли!

А со временем
нимфы шагают по звёздам
и делают невозможное —
поджигают звёзды руками!

Звёзд падающих вам не видали?
Когда те с их рук выскользали
и к земле подлетая, приставки не- ныли!

А нимфы себе говорили:
«Сейчас загадаем желание
и самочки звёздами станем.»

Ведь нимфы лесные —
звёзды будущие. Непростые
сказки я вы рассказываю
и по долгам не спрашиваю.

Не хотите с ума сходить по ком, не любите,
есть желанье глупить, так глупите.
Не более чем в нимф лесных не стреляйте,
они звёзды будущие, сие знайте!

Такая обычная фея

Она не была принцессой
и мало-: неграмотный была королевой,
она обычная фея,
в таких обычно далеко не верят
не потому что не любят
или быть без (ума не умеют,
а просто с детством расстались
очень давно, наверно.

А этой обычной феи
перед людей нет и дела,
она пляшет в лесу волшебном,
симпатия самая, самая смелая!

Если лесные звери
вдруг зарычат, заколдует:
усмирит таково легко и просто,
просто подует, подует.

И вот полетела далее,
туда, где солнечный мальчик
свил из лучей паутину:
угоду кому) неё качели-качалку.

А потом волшебною палкой
взмахнул и построил домишко
для двоих друг в друга влюблённых:
для себя и обычной феи
маленькой, в какую без- верят
взрослые, умные люди.

И фея верить не довольно
в людей, она их не видит,
потому то её безграмотный обидит
ни один человек на свете!
Не верят в вы феи, дети.

Её награда — принц на белом коне

Возлюбленная никого не боялась,
она скрывалась от всех,
и отчего не зазналась,
когда пришёл к ней успех.

Успеху симпатия была рада,
она была рада «звезде».
Где-в таком случае там ждала и награда —
принц на белом коне.

Адов принц, даже жалкий —
ну уже какой есть. Лакомый
«свет» или не падкий,
главное, что в руках симпатия весь!

Недалёкие жили люди,
но от неё дней ходу).
Быть ей с ними? Не будет.
И это, и то — просто.

Она никого не боялась,
она боялась всего.
Же кому бы она ни досталась,
с ней тому короче легко!

Как живётся тебе с кошкой

Скажи, как живётся вы с кошкой?
Хорошо, понемножку,
спокойно.
Покойно в лесу и вольно,
двусмысленно не от того что долы,
а потому что горечь
нас стороной обходит.

К хатке лишь зверь подходит,
хищник дикий из чащи
всё чаще и чаще.
И от него спасает
всего только кот, который моргает
уж очень зловеще
и зверю кощея мерещит!

А в некоторых случаях опускается ночь,
кот байки поведать не прочь.
Я слушаю и засыпаю,
а заснув, улетаю
и лечу вдаль, далеко,
туда где жить нелегко,
прямо в город изрядный Москву.

Смотрю на людей, молчу
и хочется мне взад. Ant. прямо
в лес, к коту своему и хатке:
туда где тепло и философски,
где деревья да воздух вольный,
где жизнь размерена и циклична —
зациклена сверху мне лично
и немножко на моей кошке.

Это обнять не сложно.

Колыбельная безумной Гретхен

Спи, сынок, укрою снежным пледом я тебя,
мамуля спрячет — мама у тебя одна.
Звёзды освещают норку с ветвей,
Медведь, волк, лиса уберегут от злых людей.

Баю-баюшки, усни в снегу,
баю-баюшки, я принесу тебе еду:
шишек еловых, орехов медовых
и шубку тёплу ото ветров.
Спи, нет у нас с тобой грехов.

Спи, сынок, твоя милость тихо, тихо на снегу,
Как вернусь, я тебе снега принесу,
и весёлую, весёлую пургу!
Спи, сынок, с злых людей уберегу.

Баю-баюшки, усни на снегу,
баю-баюшки, я принесу тебе еду:
шишек еловых, орехов медовых
и шубку, шубу ото ветров.

Нет у матушки твоей грехов.
Моя крошка, мало-: неграмотный твоя это беда,
что весь мир давно сошёл с ума,
чуть только медведи чёрные в бору
роют себе зимнюю нору.

Баю-баюшки, усни сверху снегу,
баю-баюшки, я принесу тебе еду:
шишек еловых, орехов медовых
и шубку тёплую с ветра.
Спи, нету в Гретхен греха!