Голуби, которых он съел

   Без рубрики

“Я слышу ребячий смех, раздающийся с улицы. Этот смех исходит от детей, они счастливы. Чета ребенка играют, на их лицах улыбки. Неважно, что-нибудь в мире так много зла, ведь у друга есть любитель и что может быть лучше, чем просто радоваться всему, кое-что движется.
Сверху над ними летают птицы. Разного вида, же вместе. Они летают, потом купаются в лужах, отбирают наперсник у друга крошки хлеба, но им тоже хорошо.
По-над птицами голубое небо, на котором находятся облака, разной конституция. Например, одна может показаться слоном, другая жирафом, третья радугой. Впору долго сидеть и гадать, на что похоже каждое хмара и это может занять разом много времени.
Целыми скоро я нахожусь за столом с чашкой чая и наблюдаю, как как у христа за пазухой и весело проводят время эти маленькие мы. Вот лишь жалко, что я так весело не проводил детство. В такой мере как еще в детстве у  меня появилась агорофобия и нате протяжении многих лет я не могу выйти на улицу. У меня появился ужасть после одного случая в детстве, изменивший всю мою пир (жизненный)”.
Он — это был худой, невысокого роста представитель сильного пола 42 лет со своими комплексами и проблемами, а также со своим страхом, с которым возлюбленный постоянно боролся. Его звали Степан. И единственная его предмет (сладчайших грез) была в  том, чтобы победить страх и увидеть постоянно те чудеса, которые видели дети.
“В далеком детстве ко ми подошли уличные дети в оборванной одежде и со злой искрой в глазах. В их руках были двум мертвых, обожженных голубя. Тогда я и испытал тот ужас, фактически меня заставляли съесть этих  птиц. Маленький ребенок стоял с дрожью умереть и не встать всем теле, от осознания настоящего зла. Ребята а стояли и смотрели на меня с улыбками на лице и злым шутейно. Мне становилось плохо, голова кружилась, в глазах темнело, слышался единственно злой смех ребят. Не помню, как я тогда добрался после дома, ведь тела я тогда даже не чувствовал. Ми было жалко голубей так, что слезы сами наворачивались. Я увидел настоящую, человеческую злобу.
Немного погодя того дня мне стало страшно выходить из квартиры. Что только я приближался к двери, я слышал тот злобный смех. В первые житье страх был не такой сильный, но с каждым последующим белым днем он становился все больше и больше, пока не дошло сие до того, как я даже смотреть боялся в окно. С носа) год моя ненависть  к себе только увеличивалась из-по (по грибы) того, что я маме не мог помочь ни в нежели. Начиная с денег, заканчивая покупками продуктов”.
И вот в один число Степа созрел для борьбы со своим страхом. Сие было для него важным решением, потому что некто понимал, что если что-то не начнет копат, то никто уже не сможет ему помочь.
Его матушь звали Наталья. Она хороший человек. Раньше она думала, мечтала, как бы однажды её сынок вырастет и сделает великое дело, однако после того дня она каждый день начинает совершенно больше переставать в это верить, и начинает просто работать, с тем чтобы она и сынок могли прожить еще немного, хотя бы година. Работает она уборщицей в торговом центре,  находящийся рядом с их домом, немного спустя же раньше и работал отец Степана, охранником, пока мало-: неграмотный умер.
Его отца звали Валера, год за годом ему становилось моя хата с краю на мир, и он жил просто для того, ради в один день умереть. Его жизнь давно уже потеряла месяцы, еще после смерти своей матери. Валера был безэмоциональным и зажатым в себя человеком, он хранил все в себе,  избегал людей, общения и в Вотан день помер от сердечного приступа.
“Я сижу в своем уголке, и смотрю получи и распишись стенку, представляя, как бегу по разным улицам наслаждаясь каждым моментом жизни: Погодой, Болтовнёй птиц и Шутливо радостных детей, играющих в игры. Я представлял нормальную жизнь, помимо комплексов и без страхов, просто наслаждаясь всем, как голопуз. Сейчас же я считаю себя слепым. Потому что и слепые неважный (=маловажный) видят, и я не могу увидеть мир, не выходя с квартиры. Это странно, ведь слепые посчитали бы меня сумасшедшим, так-таки у меня-то все есть, зрение, все цело и прекрасно, просто единственное, наверное, уже во мне не окей это — сам я. Я должен разобраться со всем в своей голове, затем чтобы победить страх. Я помню тот день. Помню меня мальчишкой, в изголуба-синий рубашке. Помню его взгляд на всю эту картину, равно как он убегал с ужасом. Помню, как я не мог уяснить эту человеческую злость. Как будто я сам не лицо и не знаю её. Мне было стыдно за людей. Позор за то, что они делают. Может, если бы я аэрозоль выйти бы на улицу, то, возможно, стал бы таким но, как и они, может,  это и сделало меня мной.  Я беда сколько думаю о жизни, думаю, какими выросли те мальчишки? Далеко не стыдно ли за то, что они делали?  И помнят ли они сие? Мне часто становится грустно не из-за зачем, я просто хочу победить страх и быть нормальным, но, иногда, противоречу себе. Но в такие моменты я и начинаю  что-так делать. Я начинаю вставать с места, закрывать глаза, затыкать ушки, и делать просто шаг вперед к двери. Мелькают картинки тех голубей, в ушах звенит текущий злой смех, тогда я просто отдаляюсь, стараюсь представить,  чисто я где-то совсем в другом месте, где нет зла и и старый и малый прекрасно. Я делаю шаг вперёд,   побеждая все,  что было плохого в моей голове. Я вспоминаю хиханьки-хаханьки детей.  Ту красоту,  которую вижу, вспоминаю, что в угоду меня мама горбатится, не покладая рук, а я даже безвыгодный могу ничего делать, я просто сижу в комнате”.
У него возбуждение, но ему не плохо, Степа просто начинает сознавать, что потихоньку побеждает свой страх и движется к цели. Возлюбленный хочет пробежаться по парку, лечь на газон и очевидно смотреть на небо наслаждаться облаками. Сделать просто счастливым себя. Некто хочет вернуть себе жизнь.
“Я слишком много хочу, ми так кажется, и я начинаю больше волноваться, я хочу успеть многое по (по грибы) свою жизнь, но мне кажется, я столько пропустил. Словно ко мне будут относиться люди? Не произойдет ли такое, не хуже кого в детстве?”
Эти вопросы часто мучали Степу, он задумывался, примет ли его ватага, таким, какой  он есть. И что он будет изготовлять, если нет? Но это были только мелочи. В голове Степы столько вопросов, некто как ребенок, который резко стал расти. И мама основные положения это замечать, но ничего не делала, просто смотрела и улыбалась, чем черт не шутит, её малыш вырос.
Тот случай многое изменил в жизни Степы, симпатия как будто резко остановился в теле того мальчика, кой испытал в себе страх. Ему тыкали в лицо этих мертвых голубей, однако он ничего не мог сделать. Он просто смотрел и плакал, часа) ноги сами не унесли его далеко от сего мира в свою комнатку, в свое королевство в четырех углах.
“Я делаю актив, мне так кажется, я вижу, что мне становится безлюдный (=малолюдный) так страшно делать шаг все ближе и ближе к двери, однако открыть я её еще не способен. Но мне считай, в скором времени я смогу это сделать. Недавно я видел видеофильм про Париж. Я просто закрываю глаза и иду по нему. Вижу сии улицы, которые были в фильме, все здороваются со мной. Я вижу круги, который долгое время не видел. Я обещаю когда-нибудь, ась? побываю там по-настоящему. Я не тороплюсь, делаю шаги ровно, стараюсь насладиться каждой минутой этой маленькой жизни.  Вижу Эйфелевую башню, бегу к ней. Стараюсь схватить всю эту красоту и больше никогда не отпустить, чтоб возлюбленная со мной была до самой кончины. Я бы её и маме показал и по всем статьям. Но потом я понимаю, что это только моё творческая фантазия. Поэтому это меня делает сильнее, оно мотивирует меня направлять свои шаги дальше и бороться. Ведь кто, если не я, решу, по какой причине делать со своей жизнью? Мама? Мама и так сейчас много сделала для меня, пора и мне что-так начать уже делать.
Я делаю еще шаг. Говоря себя: “Это было прошлое, надо двигаться дальше, ты безлюдный (=малолюдный) ребенок, ты взрослый мужчина, так сделай же пубертатный поступок!”
Время идет, а Степа все ближе и ближе приближается к двери. Некто становится мудрее. Старается привыкнуть к особенностям поведения людей, с тем не выделяться. Он много лет сидит в своей комнате. (в лет он пытался побороть себя, и просто выбежать с своей квартиры! Но он был слишком слаб, затем чтобы бороться с ним. Сейчас же он достаточно силен, и, я думаю, у старины Степы однако получится. Этот малый давно уже не ребенок, пережитое — это прошлое, а будущее — это будущее.  Си жить нельзя, остановиться на каком-то времени, отсутствует Степа, иди, продолжай бороться и все у тебя получится! Жизнь — сие не клетка, ты не должен оставаться только в квартире. Земля прекрасен. Путешествуй по нему. Делай все, что всего душа желает, мир и создан для того, что бы наслушиваться им.
“Я не съел голубей. Меня заставляли, так я их не съел. Мне угрожали, что изобьют, так я не сделал то, что они хотели. За словно же я себя винил? За то, что не галилеянин этих птиц? Я не знаю, я запутался. Я каждый раз пытаюсь откачнуться от этой темы и жить только будущим, но собственноручно (делать) же потом к ней возвращаюсь, потому что мне кажется, я в ней точно-то ещё не закончил.  Я всегда не понимал себя. Ни в каких словах, ни в нежели. Просто гадал:  как идут у меня мысли? Я внушал испокон (веку, что все проблемы содержатся в голове, и так это и (у)потреблять. Но зачем я ставлю себе какие-то рамки? С какой это радости я говорю себе, что завтра я сделаю один шаг, а грядущее еще один. Нет, я чувствую, что уже эти мера не нужны, я готов выйти”.
Он делает череду шагов, возвращаясь к мысли, впрямь готов ли он? И точно  сегодня? Нет, хватит мыслей, закругляйтесь обещаний! Он  решается выйти из квартиры. Он чувствует, будто из-за этого изменится вся его жизнь, да он этого не боится. И готов ко всему. Степа открывает ручку двери и выбегает изо комнаты на улицу, прикрывая глаза рукой.
“ Я чувствую ветерок, звуки птиц. Я в улице. Мне страшно открыть глаза, что там перестаньте? Я чувствую такую неизвестность, но одновременно и любопытство. Смотреть с окна — сие одно, а на улице находится это совсем другое. Кончай, надо сделать последний шаг, не  бросай дело, без- закончив.
Давай Степа, открой глаза! — Произношу сие себе в голове. Заставляя себя сделать последний шаг. Зюйд дует мне в лицо. Я чувствую, что все получится. Открываю шары и вижу осень. Моя первая осень. Мне кажется, я уж в другой вселенной. Тут все так по-другому. Космос другой. Но он мне нравится намного больше. Ми просто нравится идти по листьям и слушать, как они шуршат. В чем дело? будет дальше?- Мысленно задаю себе вопрос, волнующий в данный момент. Не знаю, но мне кажется, это уже и плохо, здесь куча возможностей. И теперь я, наконец-то чувствую так, о чем все говорят — о свободе”.
Конец.