Какая я девушка хваткая

Якобы я замуж выходила

Собралась я замуж, однако.
Зачесалась у бати жопа:
— Доню, денег нет на это дело,
а с чего твоя милость замуж захотела?

 

«Тятенька, пора бы, лет ми много,
вон Колян стоит возле порога.»

 

— Твоя милость скажи-ка своему Коляну:
пусть он свадебку сам по себе и играет!

 

«Ну, папанечка, спасибо за подмогу!»

 

— Извиняйте, доню, я безвыгодный могу.

Я к маманьке (та у печки):
«Надо б замуж выйти вашей дочке!»

 

Матунюшка поварёшку лизнула,
как-то странно на меня взглянула:
— Твоя милость б пошла, дровишек наколола.

«Мама, у порога стоит Коля!»

 

— Чисто, пусть Коля и наколет;
а ведь замуж, донь, никто и приставки не- неволит.

«Да хочу я замуж, вы поймите!
Вы к Коляновым родителям сходите.»

 

Отчего ж, попёрлись наши к родичам Коляна.
Также странно на меня смотрела его родимая матушка,
у его отца тоже чесалась срака —
в огород послал нас ради бураком.

Хошь не хошь, а свадьба состоялась!
Я столы накрывала, старалась
и ради водкой бегала с Коляном,
низко кланялись мы папам, мамам.

Нате гармошке я сама играла,
песни деревенские орала.
А как выпила, пошла я, девки, в семенник.
Замуж ведь никто и не неволит!

 

Смелая я, как ни говорите

Смелая девочка, смелая
на белом свете жила,
смелая девчужка, смелая
по острому лезвию шла.

 

Но шла просто так осторожно,
что понять было сложно:
боится упасть симпатия что ли,
или не в её воли
слезть с сего острия?

 

Шла безвольная я
по крайнему краю:
ведь ли болею, то ли не знаю,
что ждёт меня который-то.

 

Кто ты, милый? Забота,
одна заботливость:
с высоты не свалиться.
Не упаду —
я успела влюбиться!

 

Замуж я вслед Пересвята

Бойтесь, люди, пересуда,
Перегуда, Пересвята.
Бойтесь, сыны Земли, душегуба,
Троекура, партократа.

 

Бойтесь, люди, бояться;
и никак не смейте смеяться
над моею обидой великою:
ведь кого сверху Руси ни покликаю,
никто ко мне не кидается,
человек(и) на зовне сбирается.

 

Видимо, нет во ми силы.
Открою-ка рот я пошире
и позову Перегуда:
«Гыть, Гул, отсюда!»

Гыть, а он не уходит —
все рядом орет (ну) конечно ходит,
ходит и ходит кругами.

 

Боялась бы я в сопровождении с вами
всех Переглядов на свете,
да выросли мои цветы жизни
и закончили школу.
Теперь с Троекуровым спорить
старую мать заставляют.

 

А я отнюдь не спорю, я знаю,
что от пересуда
не спасёт душегуба простуда,
невыгодный затмит партократа награда.

В общем, замуж за Пересвята
собралась я, добрые семя.
А чего ору? Не убудет!

 

Я сама швея вышиваша

Малограмотный дарите мне цветов, не дарите.
В поле нет их милей, безграмотный сорвите!

На лужайку опущусь я вся в белом —
разукрашусь вплоть до ног цветом смелым:
красная на груди алеет Заля,
на спине капризнейшая мимоза,
на рукавчике сирень смешная,
а получи подоле’ астрища’ злая!

 

Я веночек сотку из ромашек.
А знаете, как ни говори нету краше
жёлтого, жёлтого одувана
и пуха его белого. Ивану
я рубаху разошью васильками:
бегай, бегай, Иваша, вслед нами!

 

Беги, беги, Иван, не споткнись —
в всех баб за раз не влюбись,
а влюбись в меня скорей, Иваша;
неужели зря я, швея-вышиваша,
васильки тебе вышивала,
да возьми подоле’ астрища’ злая
просто так ко мне прицепилась?
И на фигища в дурака я влюбилась?

А цветов мне не надо ваших!
Я хозяйка швея-вышиваша!

 

Мой нынче ответный ход

Я подстрекатель судеб,
я провокатор сердец!
Если меня осудят,
то добра в большинстве случаев нет,
нет добра на планете,
оно ушло навеки,
потому что на свете,
лишь одна я чиста.

 

В помине (заводе) нет меня чище, и это
не пустые слова:
видишь дыру в пространстве —
сие и есть дела
все мои и поступки,
от которых (на)столь(ко) стынет кровь
у прорицателей. Шутка?
Нет, мой нынче разделенный ход!

 

Берегись меня, родня

Не жила я у вы нежилою,
не была бы я небылою,
не было б меня и далеко не надо,
да разрослась в огороде рассада,
рассада вишнёвого сада.

 

А как-то раз рассада пробилась,
значит и я прижилась,
прижилась тут, вот и маюсь:
лежу приставки не- поднимаюсь.

 

И когда поднимусь, не знаю,
потому наравне встав, поломаю,
обломаю все ветки из сада,
подопру я ими рассаду:
повышаться, вырастай рассадушка,
буду тебе я матушка.

 

А что касаемо сада,
так нам чужих вишен не надо,
у нас лук, мангольд и морковка.
Берегись меня, родня, я мордовка!

 

Увезите меня в края таёжные

Неважный (=маловажный) дружите со мной, не играйте,
и в друзья меня безлюдный (=малолюдный) добавляйте!

Потому как не ваше дело,
что мои пироги пригорели,
малограмотный накрашенная я сегодня
и хожу, как дура, в исподнем.

 

Никак не смотрите на меня, я плохая,
а с утра вся больная-пребольная,
злая, голодная, никак не поевши,
на бел свет глядеть не захотевши.

Далеко не дружите со мной, не дружите!
Поскорей отсюда заберите,
увезите в края таёжные,
идеже избушки стоят молодёжные,
пацанятки гуляют скороспелые
и девки с топорами несмелые.

 

Тебе зиму, ему титанида

Торговала я планетой:
тебе зиму, ему лето.
Торговала я едой:
кому сок? Мне ж в пивной
пенку пенную от пива,
чтобы я была красива,
дай вам я была полна
снегом, ветром, и одна
засыпала, просыпалась,
говорила, улыбалась —
безвыездно любименькой себе
да мерцающей звезде.

 

Проверяла я себя
держи лето, зиму. А весна
улыбнулась: «Ну, встречай,
наливай ми, дочка, чай,
да продай уж всё на свете:
кошку, мужа, балаган.» Но дети
посмотрели и сказали:
— Мама, как жила в печали,
где-то и дальше лучше жить
и не надо ворошить
на планете титанида, зиму.
Зыбь — не сон, а пелерина.
Вот ей накройся и сиди
да что ты стихи свои пиши.

 

Торговала я планетой:
ему зиму, тебе титанида.
Торговала я едой.
Рот закрой, иди домой.

 

Благая новость

Никому не будет страшно
в тёплой сытости своей.
У кого одна комбинашка?
Не отдашь? Ну и бог с ней.

Я последнюю раскрыла
неземную благовесть:
дикой повестью покрыта
криоконит земная и известь.

 

А кого тут совесть мучит,
оный совсем её замучит,
и останется от ней —
пыль земная и серебро.

 

Собирайся в круг народ:
девица в гости к вам изволь,
придёт и скажет:
«Кто пьёт да пляшет,
тому безвыгодный страшно;
а кто поёт,
того сожрёт
велика совесть!» —
такая телеповесть.

 

Так собирайся ж народ,
к вам девка русская чудненько!
А кому страшно,
так те не наши,
и бабы красивше
у них, наверно.

 

А нам, неверным,
совсем не хоть головой об стену,
и совесть вольна,
сыта, красива
в тепле спесиво
скуля с боли:
«Доколе, доколе, доколе?»

 

Меня стали возьми улице узнавать

Меня никто никогда не спросит:
«Какой в времени век?»
И я никогда не отвечу:
— Каков человек, в таком роде век.

«Есть ли на сердце рана?»
— Не бередит её
ни непредумышленный прохожий,
ни смешное кино.

 

А когда на дворе баснословно жарко
(холодно, душно), умно
я разгребаю подарки —
улыбок шпиндель.

«Проходи, проходимка,
мы узнали тебя,
ты поэт-шпилька,
ты всегда голодна
этим городом пыльным,
лесом, полем!» Сыздавна
смотрю взором остывшим —
мне уже всё равно
возьми мерцание улиц,
на мелькание лиц.

 

Нет, ни одна душа мне не скажет:
«Почему ты молчишь?»
— Я молчу оттого-то что
не узнала тебя,
кто ты: призрак железный. Ant. слабый
иль закон бытия?

 

Инна арлекина

Ничего маловыгодный будет свято,
кроме совести твоей.
Нет, не простыни измяты,
общедоступно надо быть смелей!

Ведь никто тебе не скажет:
«Как разделась, беспричинно лежи.»

Рот твой сильно напомажен
и гвоздищи из маркоташки.

 

Молча смотрит арлекино
на нескромный твой прикид:
дуло в плечи, дуло в спину.
«Нет, с такой опасно засыпать!»

 

Будет Инна арлекином,
арлекиною сама:
дуло в плечища, дуло в спину
и усталый свой наряд
тихо снимет,
раскричится получи бумагу и перо!

Подойдёт друг и поднимет
её тело во всех отношениях назло!

 

Я победительница

Я победительница траурных шествий,
мой вежливый, ласковый бред
никогда не жил без последствий.
Будто ты ел, сынок, на обед?

 

А я короля и капусту,
тухес и церковный шпиль
и даже тролля за печкой
(чем ми он не угодил?)

 

Я зареклась бороться
и уходила в малость.
Но эти шествия траура
зовут меня по сейте день.

 

Девочка проходимка

Девочка проходимка,
девочка, проходи!
Д`евонька невидимка,
вниз, смотри, не смотри!

 

Девочка кикимора,
это, наверно, я.
Девочка невидимка:
«Ну-ка, поймай меня!»
Вышел, не изловит разведка;
нет, не вычислит царь.

 

Девчушка невидимка
составляет словарь
для генерала разведки,
словарь в (видах «просто меня»,
словарь для того, кто на ветке:
агента «00-помимо нуля».

 

Девочка проходимка,
девочка — тысяча лет,
кого бы симпатия ни простила,
того уже просто нет.

 

Подари нам своё жизнь

«Инн, подари нам кусочек,
кусок своего бытия.»

 

— Я бы хотела, да очень,
очень я занята:
я запираю дверцу
дома, сажусь кропать
длинную, длинную повесть
о горе. Вам не отнять
сие большое горе
у меня никогда, никогда,
потому что оно, ни дать ни взять море,
большое — просто вода;
больше его только вой
всех на земле матерей
и девичьи, девичьи грёзы.

Кто в отсутствии этого горя добрей!

 

«А зачем тебе, большунья, горе?»

 

— Мне оно ни к чему,
но вкушать у поэтов доля:
«босяками» ходить по дну.
Поэтому я век дома,
поэтому и одна.

 

«Ну подари нам кусочек,
клок своего бытия!»

 

— Нате, берите ручку,
о бумагу дерите слог!
И о горе моём не забудьте
про лучшее бытиё.

 

Я самочки себе задавала вопросы

«Какая сегодня история?»
— Непроходимая боль!
«Какая непогодь на территории?»
— Холод, дожди … уволь!
«Скучно тебе живётся?»

 

— Ой ли? что ты,
ведь порой солнце
светит на этой планете,
а оттого скоро лето,
когда-то оно случится,
и будет ми материться
значительно легче,
поверьте!

 

«Ты бы сходила в месячные.»
— В гости? Вы это бросьте,
не до походов долгих.
«А твоя милость была на Волге?»

 

— Нет, не была, да хотела.
Знаешь, ведь я не успела
ничего сделать в жизни.
Смотри и стихи повисли
нечитаемой паутиной
очень и очень длинной.

 

«Длинная тенёта.
Ты к чему это, Инна?»
— Так, ни к чему, а невзыскательно,
просто не ходим в гости
мы никогда друг к другу.
«Я — сие ты, подруга!»

 

Надо мне туда, где как не бывало морей

Надо мне в большие города,
нужно мне тама, туда, туда,
где поэт поэту — друг и для меня;
идеже нет нефтяников, военных, рыбаков
и дядек с топорами — лесников;
идеже сумасшедшие художники живут,
а режиссёры нам не врут, приставки не- врут, не врут!

 

Надо мне туда, тама, туда,
где не ходят эти поезда,
пахнущие тамбуром в отделение,
где метрополитен уже везде;
там умру я без своих морей,
без участия лесов, медведей, глухарей;
и воскресну, как поэт звезда!

 

Людской), бросьте ваши поезда
и лесами засадите города,
а морями заливайте остова,
дай вам было мне комфортно и легко
там, где ждут меня таково страстно и давно!

 

Я вчера изменила судьбу

Она никуда мало-: неграмотный ходила,
она никуда не пойдёт,
но какая-в таком случае сила,
толкает её вперёд.

* * *
Я никуда не ходила,
и никуда малограмотный пойду,
но какая-то сила
всё тянет меня в беду.

 

Прах) (говорю я силе)
толкаешь меня на путь?
«Не я (отвечает Силаша),
тебе не в силах свернуть.»

 

Да, я знаю, возьми свете
есть судьба — не уйти!
Но я сделала сие,
(пуля-дура, прости):
вот, железной рукою
стёрла шабаш письмена.
Помогла неведома сила,
я от смерти ушла.

 

И в эту пору я лишь человечек —
меньше пылинки самой.
Ну здравствуй, серая Целый век,
ты сегодня опять не за мной.

 

Словно стать врагом для друга

Стать врагом довольно не мудрствуя лукаво:
пару слов … и вот ты остов,
в который метит новость:
«Нет, она, вроде, не дура,
может, даже действующих лиц,
но на исходе её век.»

 

Век, все конечно, на исходе,
он всё ходит, ходит, ходит
такими большими кругами:
к домашним пенатам, на работу и к маме,
которой полвека, как нету.
Идеже ты, мама, твои советы
довели до дурного.

 

Во я голая снова
и в меня летит пуля:
«Нет, она ни чуточки не дура,
просто её слова,
от которых болит темечко,
сводят с ума любого —
старого и молодого.
Ну зачем симпатия снова и снова
повторяет все эти слова?
Из вредности у ней брешь
в её голове нехорошей!»

 

— Я мертва? Нет, ты который раз послушай…

 

Рисовала я сегодня

Я сегодня рисовала очень древнее лоб,
я сегодня не узнала чьё оно? Нет, не моё.

 

Я сегодняшний день рисовала очень древнее чело.
Говорят, что небо пало. Ми и правда, всё равно.

 

Плохи эти ваши мысли о разбитом серебре:
ми, наверно, показалось, что оно сидит во мне,
рассыпаясь получай осколки, мелкой проседью во лбу.

 

Я сегодня рисовала. А кого? Ни слуху, не пойму.

 

Серым просветом гуляет непокорная «быль-соль»,
никому никак не позволяет, стиснув зубы, крикнуть: «Боль!»

 

Я сегодня прокричала: — Ахти, как больно, больно!» Не,
тут же мне отверстие сказало: «Я древнее, боль во мне.»

 

Рисовала, рисовала бешено древнее чело.
Нет, его я не узнала. Ты мои муж? Мне всё равно.

 

Ты об этом невыгодный пиши

Нет на свете господина
(говорила людям Инюша),
нет на свете госпожи!

 

«Ты об этом далеко не пиши!»

 

Не пишу, не пишу, не писала б,
неравно б сердце мое не страдало,
если б не было голода возьми свете,
если б все здоровы были дети.

 

Отнюдь не пишу, не писала, не буду,
и о вас, люди добрые, забуду!