Пашка дремал в свежевырытом холме земли. Ему снились балы, красавицы, лакеи, юнкера.
У подъезда на хазе на Пречистенке стояло несколько экипажей, двери распахнуты. Подкатила до сего времени коляска, вышли два офицера, зашли внутрь.
У дверей встречал прислужник в ливрее.
— Пожалуйте, – сказал он поклонившись.
— А прибыл ли ладграф Панин?
— Ожидают-с.
Пашка стал подниматься по лестнице, выложенной ковром. Лестничка была роскошно освещена свечами в бронзовых тройниках, развешанных возьми стенах вдоль.
Поднявшись на второй этаж, он прошел (хоть) немного ярко освещенных комнат. На диванах гусары развалившись курили длинные трубки и возвысив голос обсуждали прелести московских красавиц.
Пашка прошел дальше и попал в залу. Тяжелые бардовые шторы, портреты получи стенах и люстра, свечей наверное сотни на три. Месяцы сгрудились горстками. Пышноусые гусары, лаппаснобрючные уланы, светло-деньги драгуны … каждая горстка была по роду войск.
А что это? В одном углу фиалковым букетом собрались дамы. Оттудова раздавалось весеннее шебетание и прелестный смех.
«Не зря приехал», — подумал Пашка и зажмурился в предвкушении великолепного вечера, с шампанским, танцами, фантами.
Изо полудремы его выдернул нечеловеческий вой, раздавшийся совсем недалеко из-под земли. Зловещая красноватая луна, неведомые уроды теней старых ясеней, запах земли и этот вой. Пашка провел рукой по тела, но одеяла, под которым можно было пропасть с головой, не ощутил. И тут он проснулся окончательно.
В голове шумели угар и ветер, все тело ныло, как будто его досконально выжимали, как белье, после стирки.
Вой повторился, поуже совсем рядом, буквально из-под ног. Пашка, схватившись в редкие пучки травы, пересилив страх, наклонился и заглянул в разверстое недра земли.
В бледном лунном свете, на дне глубокой ямы, копошилось какое-в таком случае чудище, подвывая знакомым голосом.
С трудом наладив фокус, Пашка с огромным трудом, а с еще большим облегчением узнал в измазанном с головы до ног глиной пугалище, своего брата. Доморощенный голем, всхлипывая и громко постукивая зубами, смертельно пытался найти хоть какой-то выступ, за какой-нибудь можно было зацепиться и стать хоть на пару сантиметров ближе к общеземной жизни.
— Сашка, ты что ли?
— Ой, яяя …, — жалобно запричитал Сашка, — братцы, вытащите меня отсюда!
Поражённый, что Сашка обращается к нему во множественном числе, Пашка тряхнул головой и огляделся. За спиной чернел ствол поваленного дерева. Над стволом торчали чьи-так ноги в сапогах чудовищного размера.
Покряхтев, Пашка перевернулся для пятой точке и, не найдя сил встать, пополз бери четвереньках к стволу. За ним обнаружился спящий Андрюха. Середина тела уже сползла в реку, но ноги, которые симпатия на манер ковбоев в салуне закинул на ствол, держали пока еще его на суше. Он сопел, пуская пузыри, да крепко обнимал любимый металлоискатель.
— Андрюх!
Ответа нет.
— Андрюха!!
Маленький человек реакции.
— Андрюх, проснись!!! – Пашка потыкал Андрюху в подошвы.
А в отгадка – тишина.
Врезав по подошвам еще пару раз, Пашка подполз к валявшейся плечо в плечо здоровой ветке и ногами спихнул ее в яму. Снизу раздался новехонький вой и посыпались жуткие ругательства. Ветка упала Сашке в голову.
С кряхтением и проклятиями, Сашка начал карабкаться по ветке. Показалась талант, потом плечи и, наконец, Сашка перевалился через бруствер и скатился к ногам брата.
Господи, на кого он был похож. Весь в глине, разорванные футболка и джинсы, в одном кроссовке. На голове был жуткий смывайтесь, намертво скрепленный засохшей глиной. Губа опухла, глаз заплыл, полностью исцарапанный … Он с раннего вечера пытался выбраться из ямы.
«Видать я первоклассно выспался», — подумал Пашка, оценив следы, которые оставила возьми Сашке борьба за жизнь.
Сашка начал скакать кругами. Симпатия прыгал и быстро-быстро тер ладонями свое тело, пытаясь так например немного согреться. Помогало слабо.
Напрыгавшись вволю, Сашка маловыгодный удержался и отвесил брату мощный пинок.
— Ты чего? – обиделся Пашка.
— Масоны, говоришь!? Богатства!? Точно тут заховали!? Я тебе сейчас таких масонов покажу! – вопил получи и распишись всю округу Сашка.
— Ну ладно, ладно, — получи всякий случай отойдя подальше, пытался успокоить брата Пашка.
Однако Сашка не успокаивался, распаляясь все больше.
— Будь проклят оный день, когда я с вами связался! Сектанты-отморозки!!!
— Ну, Сашк ….
— Заглохни!!! Изуверы чертовы! Признавайся, кто такой тебе сказал про это место!?
Пашка отодвинулся до сих пор на пару метров и сконфуженно сказал,
— Лапша рассказал.
— Кто именно!!!???
— Лапша.
— Твою мать!!! Нашел доктора наук! Татищев, лепешка! Карамзин непросыхающий! Соловьев из коровника!
Лапшой прозвали местного алкоголика, после невозможности худого и долговязого. Когда-то давно он был женат, и понедельно, по пятницам, он исчезал из дома, где-в таком случае пил, а в субботу с утра его отправлялась искать лукреция. Она шла по обочине центральной деревенской улицы, в таком случае и дело нагибалась, заглядывая под кусты. Лапша любил лежать в объятиях морфея в под кустом сидя. Прислонится спиной к кустарнику и спит, свесив голову. А с кармана неизменно торчит горлышко бутылки.
Жена поднимала его держи ноги, просила ребятишек подержать его безвольное тело, а хозяйка упиралась плечом Лапше в живот и взваливала его на себя. Симпатия несла его по деревне домой. Ноги Лапши болтались спереду в районе ее колен, а голова стукалась о крутой круп жены. Длинные грабли волочились по земле, оставляя в пыли загадочные зашифрованные послания грядущим поколениям. В данный момент он действительно напоминал длинную, разваренную лапшу.
— Спирт сказал, ему прапрапрадед рассказывал, что какой-то Строганов впоследств войны так боялся ограбления, что зарыл сокровища в лесу. —
Какой-нибудь войны? – оторопел Сашка.
— 1812 года.
— О, Господи! Угораздило же меня! – застонал Сашка.
Пашка смущенно молчал, сообразив, что вероятно напрасно поверил в легенду местного Ключевского.
— Буди Андрюху! Шагом марш домой!
Продолжение, может быть, следует …