Я никак не представляю, как бы выдержал тот длинный и утомительный путешествие, если бы не шахматы. Кануло в лету время больших уловов, венчур, нанявшая нашу плавбазу, не отвечала на запросы. Наш брат дрейфовали по безбрежной глади вод, и капитан напрасно вглядывался в кругозор, где парящая дымка сливалась с легкими перистыми облаками.
(представка по-): п ему казалось, что облака превращаются в силуэты траулеров, спирт подскакивал к локатору: «Вахтенный, вы что? Заснули? Докладывайте тут же, я же предупреждал вас!» Но поле локатора, прочерчиваемое зеленой стрелкой, было тоже пустынно, как гладь окружающих нас вод. И тогда шкипер уходил в каюту, запирался там и появлялся лишь на второй день с опухшими глазами и отеками под ними. Не унывал всего только Сикорский, неведомо как попавший на нашу плавбазу научник с несуществующего уже института по исследованию миграции рыбы. Дьявол знал, что никто уже не отзовет его с промысла, отставной козы барабанщик не закажет ему билет на самолет в инпорту, и принимал ни дать ни взять должное такой поворот в своей судьбе, напрочь связав ее с нашей плавбазой. Его помещение и была прозвана «Клубом четырех коней». Шахматные баталии позже продолжались день и ночь.
Он-то и привел в этот масса капитана. Ибо оказалось, что капитан наш признанный во всем промыслом игрок, не знающий поражений. И надо было игрой отвлечь его с тяжких дум и сомнений. В первый же день капитан с треском разгромил Сикорского. С каждым своим удачным ходом -три) заметно оживлялся. Если его пешка шла в ферзи, спирт кричал: пошел проходимец! Если победа была близка, приговаривал: кратко мучилась старушка! Во второй день капитан с блеском разгромил считавшегося неплохим игроком рефмеханика Штоса, далеко не буду утверждать, что это была фамилия, возможно, прозвище, благодаря этому что, получив какую-либо команду, он всегда переспрашивал: кое-что-с. На третий день жизнь на судне оживилась, зане на радостях капитан разрешил выдать команде по бутылке сухого инструмент. Вино это полагалось выдавать в жаркие тропические дни, же все понимали, что тропиков нам не видать, после этого теперь наших траулеров вообще не было, а если и были, так ходившие уже под другим флагом или проданные держи металлолом. Каждый знает, что в сухое вино можно пронести палочку дрожжей, подождать несколько дней и это будет нормальная поддача. Так что повеселился капитан, повеселилась и вся команда. Я понимал, по какой причине мне не стоит играть. До этого у меня маловыгодный было ни одного проигрыша. И глядя на игру капитана, я был держу пари, что легко его одолею. Чтобы избежать соблазна и приставки не- играть с капитаном, я уходил на верхнюю палубу. Я тоже был живым человеком и, может находиться (в присуствии), не менее капитана переживал безрыбье. Игра успокаивала меня, и данный) момент лишенный ее, я бродил по палубе сам не специфичный.
Капитан, по-видимому от Сикорского, выяснил, что я у всех выигрывал. Его празднество победителя и лучшего игрока было бы, конечно, не полным, иначе) будет то бы он не обыграл и меня. Сикорский стал меня агитиров сыграть. Отступать было некуда. Мы сыграли подряд фошка партии, и во всех я выиграл, уже в дебюте я захватывал администрация, а к середине игры имел материальное преимущество, до эндшпиля занятие не доходило. Лицо капитана налилось кровью, даже пролысина покраснела. «Тебе подсказывают!» – нашел он объяснение своим проигрышам. Также кто же, спросил я. — Как кто, Сикорский! – Правда я молчал как рыба, — объяснил хозяин каюты. – Твоя милость молчал!? – возмутился капитан. – Да ты все промежуток времени хмыкал. У вас есть условные знаки! Ты хмыкал и чесал левое лабиринт! — Хорошо – я уйду – сказал Сикорский. – Признался! – обрадовался флаг-капитан и стал быстро расставлять фигуры. Сикорский ушел, а взамен его набилась полная каютка болельщиков. По плавбазе уже прошел слух, что кэп проигрывает. В этой пятой партии я поставил капитану спертый замысловатый — конем при жертве ферзя. Такое случается не не раз. Мечта любого шахматиста. Жаль, не было Сикорского, некто бы оценил красоту этой партии. А тут вместо одобрения, дай вам как-то поддержать капитана, боцман зло заметил: «Флагманские, они токмо в шахматы и умеют играть!» Остальные болельщики тоже были наяву не за меня. Они в отличие от меня, дурака, понимали, в чем дело? эта партия может лишить команду сухого вина. Бери лицах у всех было написано осуждение. И видя общее благорасположение, капитан сказал: «Некоторые умеют делать два хода подряд». Я хотел восстать, но не успел, ибо капитан вскочил из-ради стола и так хлопнул дверью каюты, что на плавбазе задрожали до сей поры переборки.
На следующий день, когда в каюте Сикорского собрались судовые любители старинной зрелище, наш клуб четырех коней было приказано закрыть. За судовой трансляции была передана команда капитана: «Всем свободным с вахт занять места при заведованиях и приступить к профилактическому ремонту».
И остались в клубе пара человека – я да Сикорский, он – научник не имел своего заведования, я флагманский профессионал тоже не был подчинен капитану. Играть вдвоем за исключением. Ant. с зрителей было вовсе не интересно. И тогда Сикорский предложил залабать на буфетчицу. Я сначала не понял его. Ну что же ты, совсем, что ли зачумился, — сказал Сикорский, кто такой выиграет, тот и будет ее иметь. Я засмеялся: Она как будто, вещь, что ли? Надо в первую очередь ее соглашение. Он сказал, что пусть это меня не волнует, с ней симпатия обо всем договорится. Буфетчицей у нас была толстенная сисястая женщина лет сорока, была она единственной женщиной возьми судне. Это раньше на плавбазах было полно женщин, а в настоящий рейс – обработчиками в рыбцех женщин не брали, в кадрах скопилось очень жирно буд много матросов, готовых на любую работу. И хотя буфетчица была единственной, я почто-то не заметил, чтоб кто-нибудь на нее польстился. Да что ты Сикорский от скуки затеял с ней любовные игры? Что, теперь хочет от нее избавиться и навязать мне.
Да мы с тобой расставили фигуры, я играл рассеянно, и все мне виделась наша буфетчица, и сие видение заслоняло мне черно-белые поля. И тут наступило мое несчастие. Я, как самый последний безразрядник, не заметил вилки и лишился ферзя. Упрямиться дальше не имело смысла. Здесь не мог помочь ми весь мой турнирный опыт и все мое знание теории. К тому а, это был желанный для меня проигрыш, потому будто и представить я не мог, как это у меня будет с буфетчицей. Я обрадовался проигрышу. Сикорский обрадовался выигрышу. Возлюбленный сплясал джигу в каюте и с победным кличем выбежал на палубу.
Никак не хотел оставаться в проигрыше и капитан, он все-таки есть на меня управу. Ранним утром меня разбудили объединение трансляции: флагманскому механику срочно выйти на палубу про пересадки. Что за шутки, думал я, протирая глаза. Пятеро утра! Какая пересадка. Я все-таки поднялся на верхнюю палубу. Блистает своим отсутствием, это был не сон: у нашего борта болталось получи волне маленькое суденышко. Плавбаза стояла почти неподвижно, а эту кроху качала невидимая нами барашек. Солнце вот-вот должно было взойти, небо уж посветлело. Я увидел приготовленную для пересадки сетку и рядом с ней улыбающегося капитана. «Вот на днях тебе надерут шею, вот сейчас ты почувствуешь свое ничтожество, фат!» — сказал он, но злобы не было в его речи. Возлюбленный просто решил позабавиться. Не знаю, уж каким образом ему посчастливилось отыскать в океане маленькое суденышко промразведки, как удалось узнать, как будто там есть технолог – мастер спорта по шахматам. Некто приманил это суденышко обещанием пресной воды. Я видел, ровно моторист растягивает шланги. «Пока подают воду, — сказал кэп, — сыграешь с мастером спорта, узнаешь разницу!» Отказываться было никак не солидно, и я залез на сетку. Лебедка затрещала, меня вознесло книзу, а потом мягко опустило на зыбкую палубу пришвартованного судна. Пустое место меня здесь не ждал. Тихо и пустынно было получи узкой палубе. И наконец, из кормовой надстройки вылез закрывшийся черной щетиной человек, при ближайшем рассмотрении оказавшийся Давидом Фишманом, моим земляком и школьным товарищем. Симпатия был чемпионом нашего города и мастером спорта, так почто капитан не ошибся.
Он бросился ко мне с криком: «Два псковича в океане встретились! Глуха! – назвал некто меня по школьному прозвищу – Ты ли это!»
— Кружок! – вспомнил я его прозвище. – Дружище!
Мы обнялись, и он дыхнул держи меня таким перегаром, что впору было закусывать.
Я пошли в его каюту, где я увидел самогонный аппарат безграмотный известной мне конструкции и вынужден был испробовать фишкино похлебка. Я долго пытался ему объяснить и про капитана и про гимнастика ума. «Да на кой они тебе, шахматы! С кем тут. Ant. там играть? Я свои выкинул за борт! Давай лучше ещё раз по одной за встречу!» Когда мы выпили после четвертой и меня стали звать на пересадку, я спросил чемпиона нашего города: «А в чем дело? же мне сказать капитану, он же очень расстроится, если нет узнает, что мы с тобой не сыграли, ведь возлюбленный только ради этого затеял швартовку. Будет скандал!» Дава засмеялся: «Да скажи ему, что сыграли вничью!»
Однако когда я ступил на палубу нашей плавбазы, никто без- стал меня расспрашивать об игре. Боцманская команда скоропалительно скидывала швартовые. Двигатели работали на полную мощность. Наша сестра срочно уходили на двадцатый градус. Оказывается, капитан сего суденышка из промразведки сообщил нашему капитану, что через некоторое время на двадцатом градусе простаивают суда-ловцы, потому фигли обслуживающая их база снялась в порт. Рыбы там было конца-краю нет. Через сутки мы в этом убедились. Все были довольны. А второго стоял в рубке счастливый, в белой рубашке, словно жених. Дьявол приобнял меня за плечи и сказал: «Чтобы мы делали минус шахмат! Это самая мудрая игра». Нельзя было с ним безвыгодный согласиться.