Site icon 19au.ru Литературный портал

Косинус фи

kosynus

Я прорицать не берусь, Но точно знаю, что вернусь,
Пусть его даже через сто веков В страну не дураков, а гениев…
Я вернусь.

Игорёк Тальков

Двигатель кашлянул и заглох. Плотную, звенящую в ушах тишину разорвал хмельной голос:

— Топливо экономят летуны, ёшкин корень…

В салоне до перебора весело рассмеялись и сразу смолкли. Ан-2 клюнул носом и несуразно завалился на левый борт, завыл рассекаемый сорвавшимся в пике быстро воздух, за иллюминатором полыхнуло, запахло гарью — и тут всё-таки закричали разом. Звягинцев уперся ногами в спинку переднего сиденья и притянул к себя жену. А она изо всех сил отталкивалась, выворачивала шею, стараясь взглянуть широко открытыми глазами в застывшее лицо мужа, и, перекрывая вопли пассажиров и заебонный пилотов, по-бабьи выла на высокой ноте:

— Ки-рю-ю-ни слова! Ки-рю-ша!

Самолёт загорелся над аэродромом города Певек — по какой причине на Чукотке — при заходе на посадку. Никто с пассажиров и экипажа не выжил. Старшая дочь Звягинцевых Аля в тот злополучный год перешла на пятый курс «Института лёгкой и текстильной промышленности» — «Тряпочки», (языко его прозывали в Ленинграде. Спустя две недели после гибели родителей, геологов в соответствии с профессии, Кирюше исполнилось десять лет.

Инспектор ГОРОНО — астматического вида царица 2) -ка: хозяйка с одутловатым усталым лицом — приехала уговаривать Галину Звягинцеву одряхлеть брата в интернат. Галя напоила чиновницу чаем, угостила сваренным мамой вареньем изо морошки, вежливо выслушала, но ответила без колебаний:

— Я Кирюшу невыгодный отдам!

— Да поймите, девушка, мальчик растёт, вы с ним без- справитесь. Я же не приют какой-нибудь предлагаю. В интернате работают опытные воспитатели, отличные учителя — жем педагогический коллектив района. Учебное заведение неоднократно награждалась грамотами горкома партии и ОБЛСОВПРОФа ради спортивные успехи. Ну же, решайтесь!

Галина гладила сообразно головке вертлявого как юла братика. Второй месяц уходи, как не стало мамы с папой, а у неё до этих пор, стоит только прижать к себе худенькое тельце Кирюши, упереться лицом в макушку и вдохнуть родной запах — на глаза деньги наворачиваются. Никого, кроме брата, у неё не осталось. Одни они с ним — для белом свете. Ничего, убеждала себя Галина, мы справимся. Лихо пойду работать. Кирюша подрастёт, и тогда…

В горле запершило, и Галиха, отвернувшись от чиновницы, часто-часто заморгала, боясь возрыдать при чужом человеке. Одна слезинка всё же скатилась согласно щеке. Звягинцева по-детски шмыгнула носом и сжала в кулачке покрывало. Хотела уже извиниться и бежать в ванную, но, совладав с из себя, проглотила шершавый ком.

— Нет, нет и нет! Не уговаривайте. Сказала а: не отдам. Я справлюсь, я обязана справиться!

Мальчик тайком с сестры строил «нехорошей» тёте рожицы.

— И чего она пристала, идиотка! — Кирюша ковырял царапину на колене и сверкал глазёнками в сторону захлопнувшейся вслед инспектором входной двери.

— Кирилл, что за выражения!.. — Галика попыталась сделать сердитое лицо. Нет, не может симпатия быть строгой с братиком. Голос её потеплел. — Охота вам ты трогаешь? Давай, я пластырем залеплю.

Кирюша поскакал к сестре для одной ножке. Вторую — худенькую, прозрачную с голубыми жилками и остренькой коленкой придерживал рукой держи весу. Галина чуть не задохнулась от нежности.

— А подуешь? — Кирюша поднял синие равно как васильки глазёнки.

— Конечно, подую… и поцелую, иди ко ми, маленький.

Всё сделаю, чтобы Кирюша не чувствовал себя сироткой, поклялась себя Галина, заклеивая бактерицидным пластырем царапину. Я обещала маме, другой раз она собиралась с отцом в то последние «поле», что буду взять (во вниман о братике. Мама тогда так и сказала:

«В последний единожды! Хватит, полжизни провела в тайге, буду сидеть в отделе и объяснять образцы, с девяти до шести, как все нормальные прислуга… — Галя не отходила от мамы весь день и неотлагательно помогала собирать рюкзак. Кирилл играл с ребятами во дворе. — Твоя милость, дочка, считай, без матери выросла… умница моя, самостоятельная герла… Ой, что же это я! Дочь давно невестой стала, а я по сей день маленькой её считаю, — мама рассмеялась и прижала к себя смущённую Галю. — А Кирюша не такой, балованный, после ним глаз да глаз нужен».

Вот и съездила в задний раз.

— Нельзя так говорить, Кирюша, — сестра справилась с царапиной и обняла насупившего бровки брата.

— А почему она?.. — всё ещё дулся Кирюша.

Следующий редко придёт, насыплю в чай соли, подумал он и уткнулся головой в бархатный бок сестры. Стану большим, никому не дам Галю в обиду.

Киряша знал и не такие словечки от дворовых мальчишек. С большими пацанами было быстро и просто. Они дорожили своёй независимостью, никого не боялись, презирали работяг, в чем дело? тянут шесть дней в неделю заводскую лямку, завидовали роскошной жизни обеспеченных соседей и в так же время люто их ненавидели. Таких во дворе было два: директор крупного автохозяйства, пузатый коротышка с портфелем, и сосед Звягинцевых соответственно подъезду Матвей Семёнович, заведующий продуктовым магазином. За ним приезжала пшеничная водка «Волга», жена не работала, дочь, пигалица с оранжевым бантом получай макушке, ходила в музыкальную школу и пиликала на скрипке. Отдыхали они первый попавшийся год на Чёрном море. Была у них и дача почти Приозерском. Однажды пацаны, пока водитель бегал в ларёк после папиросами, прокололи все четыре колеса… Вот была и в цирк ходить не надо!

Киру, помня о его сиротстве, пацаны не шпыняли вхолостую, звали по-свойски Кирюхой, дали даже как-ведь раз докурить чинарик, а потом ржали как жеребцы, временами он захлёбнулся в кашле после особенно злой последней затяжки. Кирюшу спустя некоторое время тошнило, и он долго гулял по скверу, пока приставки не- выветрился табачный запах от волос и одежды, вдыхал серьёзно сырой, настоянный на ароматах сирени воздух и перед приходом сестры почистил щебенка.

Две недели после гибели родителей Кирюша проплакал и в школу сии дни не ходил. Потом вспоминал о папе с мамой по сию пору реже и реже. Так было и раньше: они уезжали, бродили идеже-то по горам, лесам и болотам большую часть лета, Кирюша оставался с Галей, забывал глаза, руки и запах родителей и и тот и другой раз, когда те возвращались, загорелые, чужие, пахнущие елочкой и костром, долго к ним привыкал.

Теперь, когда родителей безвыгодный стало, Галина рассчитывала только на себя. Накормив Кирюшу и проверив его сумка, мчалась в институт, а там: выпускные экзамены, дипломный проект, ограда. Да ещё — общественная работа. Звягинцева с третьего курса возглавляла совет комсомола факультета.

Целый год прожили вдвоём на мизерную стипендию Галины и кое-какие залежные деньги, отложенные на чёрный день родителями. Окончив институт, желторотый экономист Звягинцева добилась свободного распределения — кто же пошлёт девушку с малолетним братом получай руках в Тмутаракань! — и устроилась в плановый отдел «Прядильно-ниточного комбината имени С.М. Кирова». Никак не бог весть какая зарплата, но в доме, наконец, появились взять хоть какие-то деньги. Уже на законном основании Галюня оформила опекунство над младшим братом.

На производстве баба по привычке и по склонности натуры окунулась в общественную работу. Неизвестно зачем и покатилось: уроки, комсомол, Кирюша. Какое-то время по (по грибы) Галиной ухаживал сослуживец, зам. начальника отдела труда и зарплаты, хрупкого здоровья блондин с высокими залысинами. Он был почему-то во всякое время простужен и носил на службе чёрные сатиновые нарукавники. Володюша Леонидович, мужчина не первой молодости, да и собой неважный (=маловажный) Ален Делон, но человек приличный, а главное, холостой, выказывал серьёзные ожидание. Дело шло к предложению. Не такого женишка, конечно, рисовала себя в девичьих грёзах хохотушка Звягинцева. Она, как и все, видать, девушки, мечтала встретить принца. Весёлого богатого красавца, также чтобы — «на шхуне с алыми парусами», или, на негодный случай, — «на белом коне». Мечты мечтами, однако Галя не была глупышкой и по поводу своих внешних данных сродясь не заблуждалась. Вряд ли принц позарится на её раннюю полноту, тусклые кудлы, близорукие глазки да братика в довесок. В общем, девушка была, сиречь говорится, не против… Против был Кирюша, дьявол сразу невзлюбил «нормировщика». Галина поплакала, пожалела себя два-три и согласилась личную жизнь отложить на потом. Ничего, смотри вырастет Кирюша, и тогда…

Вскоре Галину Звягинцеву приняли в партию. А сызнова через два года активную и исполнительную девушку избрали секретарём комитета комсомола комбината. Свободного времени неважный (=маловажный) осталось совсем. Домой Галина приходила поздно, голодная и с грехом пополам живая от усталости. О себе подчас забывала, а о братике заботилась. Кирюша был сыт, до конца, хотя и скромно одет, имел карманные деньги на искусство кино и мороженое. Учился, правда, не ахти как, в основном бери тройки. Какое-то время Кирюша старался: он чистой) душой радовался, когда Галя, листая дневник, нахваливала брата. Брал её вслед руку и водил по квартире, смотри: постель заправлена, учебники исправно сложены, на письменном столе ни пылинки, посуда намыта. Галина всплескивала руками, то и дело целовала братика, и глаза её лучились. А преддверие сном сестра зажигала ночник, садилась на краешек Кирюшиной постели, и дьявол подробно рассказывал: как хорошо отвечал на уроке, в качестве кого его толкнул в школьной столовой второгодник Вовка из «А» класса, и симпатия, Кирилл, хотел ему за это врезать, но малограмотный стал связываться. Как воображала Маринка отказалась пойти в субботу сверху каток, а ему и на фиг она не нужна, кикимора, подумаешь!.. Детская утопала в полумраке, весь мир отдалялся, был идеже-то там, далеко, за тёмным оконным стеклом, а на этом месте, рядом с ним, в мягком свете ночника — лишь лицо сестры, родное, доброе и крошечку печальное. Но потом ему надоело быть всё миг одному, сидеть, как пай-мальчику над учебниками, медлить Галю с работы — и всё чаще, придя со школы, Кирюша бросал проклятый портфель в прихожей и бежал во двор. Там, в старой, скрытой кустами акации беседке ввек можно было встретить кого-то из пацанов.

По прошествии восьмого класса пришлось отдать Кирилла в ПТУ, оставаться в школе дьявол категорически отказался.

Ничего страшного, уговаривала себя Галина. Безграмотный всем же, в самом деле, быть инженерами. Вот окончит Кирюня училище, начнёт работать и тогда…

Звягинцева в те годы сделано возглавляла планово-экономический отдел комбината.

Однажды, в самый жар партхозактива Галину попросили к телефону. Разгорячённая выступлением она взяла трубку и в еще привычной деловой манере представилась: Звягинцева… — и сразу стушевалась. Звонили с милиции: Кирилла задержали. Её маленький братик, её Кирюша, практически, связался с плохой компанией. Вечерами болтался по Невскому, «тёрся» получи и распишись «Галёре» и в «Сайгоне», где часто бывали иностранцы. Ну и, (нечего же, попался на фарцовке. Галина перепугалась и позвонила старым друзьям по мнению комсомольской работе. Как уж там было, никто далеко не знает, но дело закрыли. В случившемся Звягинцева винила в какой-нибудь месяц себя. У Кирюши — переходный возраст, мальчику сейчас как в жизни) нужен друг, советчик. А она и дома почти не иногда — работа, работа, работа. Ничего, скоро это у него пройдёт, Кирюша возмужает, и в те поры…

А вскоре случилась перестройка, и народ, забросив дела, уселся у телевизоров. Интересные хозяйство показывали по ящику: члены Политбюро ЦК КПСС поверили в Бога и в течение долгого времени простаивали церковные службы. Журналисты, ещё вчера воспевавшие «развитой социализм», с усердием, достойным лучшего применения, стали клеймить текущий самый социализм. Прокурорские, наплевав на тайну следствия, откровенно в телестудии искренне, на голубом глазу, разоблачали «крёстных отцов хлопковой мафии», вчерашних героев соцтруда и орденоносцев. Совестью нации и главным миротворцем империи объявили отца водородной бомбы. Получи и распишись заводах создавались Советы Трудовых Коллективов, любое распоряжение администрации в данное время надо было согласовывать на СТК; дело дошло поперед того, что стали избирать директоров предприятий, и в конкурсные комиссии выстроились очереди токарей и такелажников. Заводы стояли, сельское учхоз лежало. «Нашлась» наконец бумага — тиражи газет выросли в сотни как-то, страну наводнила желтая пресса. Кинотеатры оккупировал Голливуд. (дитя смотрели диснеевские злые мультфильмы. В выросших как грибы немного погодя дождя видеосалонах крутили порно. Стало можно говорить, зачем угодно и где угодно. Ура! Свобода!

Всё это на хрена-то назвали демократией.

Кириллу нравилось жить в это замечательное эра. На работу он так и не устроился, — какая, блинчик, работа! — а стал завсегдатаем уличных митингов и демонстраций. На родину прибегал лишь перекусить, переодеться в чистое и выпросить у сестры наличные. Был взбудоражен, клеймил «коммуняк», тут-то это было модно. Как же, старая песня: «разрушим прежде основания, а затем…»

А затем, после того как разрушили и отсюда следует нечего кушать, стены домов и заборы заброшенных строек украсились надписями:

«Еш багатых!»

А к тому же через пяток лет, тем же почерком и с той а орфографией — метровыми буквами:

«Путин атдай Хадарковского!»

Ничего, успокаивала себя Галюня, после социальных перемен всегда наступает смутное время. Люд скоро поймут, что одной говорильней сыт не будешь, и начнут потеть над чем. Кирюша молодой, увлекается. Вот скоро повзрослеет, и тогда…

В конце восьмидесятых Звягинцеву назначили заместителем директора комбината. В таком разе же привела она в ремонтный цех «за ручку» Кирюшу. Тех) пор (пока(мест) он ходил в «уклонистах», на работу легально было отнюдь не устроиться. В армии Кирюша служить не собирался, и пришлось Галине, краснея ото стыда, покупать медицинскую справку-освобождение для брата. (на)столь(ко) его поначалу и звали: Брат. Позже, когда Звягинцеву старшую проводили сверху пенсию, прозвище Кириллу поменяли. Кирилла Звягинцева стали именовать Фазой. Не только за то, что он работал электромонтёром. Заполняя записи «Заявочного ремонта электрооборудования», в графе «Неисправность» Кирилл почти испокон (веку отписывался: «Отгорела фаза».

— Почему тебя так дразнят, Кирюша? — спросила точь в точь-то сестра.

— Дураки, потому что… Они только и умеют «вкалывать», и когда оно будет в воскресенье из говна не вылезут.

Фаза «вкалывать не любил», другое деятельность — поговорить о серьёзных вещах. Он разбирался во всём: в политике, в экономике, знал, в качестве кого спасти государство от развала, как победить коррупцию, делать за скольких правильно судить футбольные матчи, какие фильмы надо сдергивать и какие книги издавать… А работа?.. Работа, симпатия дураков любит. И в то же время Звягинцев считал несправедливым, фигли другие зарабатывают хорошо, а он, как пришёл на объединение по четвёртому разряду, так до сих пор и получает. Соответственно его настоянию пришлось Галине разменять хорошую, сталинской постройки, трёхкомнатную квартиру в центре. Брату и сестре (на орехи по однокомнатной малометражке в спальных районах. Свои Жигули — «шестёрку» Аля переписала на младшенького: пускай Кирюша ездит. Всё в равной мере. Ant. неравно машина стоит без дела.

В полученную при размене квартиру Момент въезжать не стал, а сдал её внаём торговцам-южанам с Кузнечного рынка. Приманка чемоданы перенёс к бездетной чесальщице Кате, с которой последнее година сожительствовал, в её коммуналку. Оформить отношения с женщиной Фаза невыгодный спешил: что даёт штамп в паспорте? Все так живут!

А тем временем получай телеэкранах весело замахали крылышками бабочки-однодневки «МММ». Тайком с сожительницы Фаза продал свою «однушку» и вырученные деньги вложил в «пирамиду». Более чем хотелось разбогатеть «по лёгкому». Быстро и сразу, как в то время шутили. Когда же афера, придуманная Мавроди, лопнула, Звягинцев «пролетел», вдоль его же выражению, «как фанера над Парижем».

Ступенька переживал неудачу тяжело. Сделался нервным, побил не желающую его отписывать Катю, на работу все чаще приходил под хмельком, бездельничал и ругался с начальством после любому поводу.

Тогда же появилось новое якобы азарт — игровые автоматы. Хвастал: то к нему пришёл «флешь роял», так сорвал «джек-пот»… Но деньги у него безграмотный водились, Фаза не вылезал из долгов. Развал Союза, ГКЧП, действие 1993 года и обе чеченские компании он провёл в дешёвых игорный дом, проигрывая свою зарплату и сбережения сестры.

Галина Ермолаевна, отойдя через дел, как-то сразу резко сдала, погрузнела, принялась хварывать и, совсем обезножев, обратилась к брату за помощью:

— Кирюша, безлюдный (=малолюдный) в дом же престарелых мне теперь идти… Я не прошу тебя существовать со мной всё время. Придёшь когда… В магазин сходишь… Поможешь что… Пропишу к себе. Квартира тебе достанется. Мне уже мало осталось… Братик, я же вырастила тебя… — просила, вытирая мокрота, больная женщина.

— Ты сначала пропиши… — поставил условие Период. — Сколько рассказывают о таких случаях: выносит горшки засранец, выносит… а потом остаётся ни с чем.

Перед смертью Галины Полоса строил грандиозные планы:

— Катькину комнату продадим. Хочу автомобиль купить, пусть не новый… Сколько можно на отечественных вёдрах ездить?! Давай, дачку на Карельском перешейке, само собой… — его остренькое личико светилось.

Звягинцева умерла ни с того.

— В понедельник вызову посредников, пускай квартиру оформляют в собственность сверху Кирюшу, — говорила накануне смерти Галина забегавшей к ней присест от времени сердобольной соседке. — Чтобы ему спустя некоторое время не бегать. Как там у них с Екатериной сложится… а манию) (волшебного) жезла ребёночек?.. Кирюша станет отцом, и тогда…

Квартира досталась государству. И старый и малый шесть месяцев, предоставленные законом на оформление наследства, Фазис судился с районной администрацией. Когда же понял, что акт проиграл, запил по-чёрному. Догулялся до ручки: машину разбил, компетенция отобрали, с работы уволили, Катерина выгнала из дома.

Звягинцева нате комбинате помнили.

В обеденный перерыв в курилке электрики играли в домино.

— Слышали, Полоса приходил на работу проситься? — поинтересовался бригадир.

— Да что ты что ты говоришь, Петрович!.. И что, взяли?

Бугор хмыкнул и повернулся в сторону Вячеслава Серёгина, бывшего напарника Кирилла.

— Логинова Фазу ни ради какие коврижки назад не возьмёт. У Натальи — хара-а-ктер! Симпатия его выкрутасы только из-за Галины терпела. Та бабой правильной была: с мальчонки не отказалась, одна вырастила… Ты чего ротик разинул, Славик? Мешай, мешай, давай, пятнадцать минут осталось.

Серёгин зажмурился ото попавшего в глаза дыма и смял недокуренную сигарету в почерневшем с пепла фарфоровом изоляторе, служившим электрикам пепельницей. Его сухопарые с длинными пальцами щупальцы ловко сгребли домино и зашуршали костяшками по крытому серым пластиком столу. Одна костяшка упала.

— Заставь дурака богу молится он и лоб разобьёт. Ходи, дайте, люди ждут, — прикрикнул на Серёгина бригадир.

— Симпатия что, прямо к директрисе пошёл, Петрович? — спросил монтер, мужичок-замухрышка в промасленной робе, заглянувший к электрикам на шум домино.

— Шестёрочный… — прокомментировал свой ход новенький, рыжий невысокий электрик, что работал на месте уволенного Фазы. Звягинцева дьявол не знал, и разговор был ему не интересен. Обеденный перемена заканчивался, и рыжий в перерыве между ходами то и дело откусывал с разрезанного вдоль батона с вложенными внутрь ломтями варёной колбасы.

— И куда-либо в тебя столько лезет? — спросил Славик.

— Пусто-свободно… — ничуть не смутившись, объявил рыжий.

Бригадир выдержал паузу, дождался, настоящее) время игроки замолчат и поднимут на него глаза, не впопыхах сделал ход и лишь только затем продолжил:

— Прямиком к Наталье заявился. Я механика ни дать ни взять раз искал, вижу: чешет Логинова по коридору, а из-за ней — вприпрыжку наш Кирюня. Глаза вниз, тихий, растопырки дрожат, пот рукавом утирает. Не стал я слушать, о нежели они… а только знаю: не возьмёт Наталья Фазу. — Петрович почесал костяшкой поросшую седым диким волосом бровь. — Неважный человечишка. Суетится, из кожи лезет, а на деле — одно размолвка. Это как электромотор без нагрузки — обороты зашкаливают, гудит, видишь-вот взлетит, сучара, а вся моща на нагрев проводов расходуется. — Трюфель бригадира покраснело, на лбу резче обозначились морщины, зенки сузились. — А всё потому… — он сглотнул, справился с волнением и еще спокойно закончил: потому, что только о себе любимом думает. Улучшение по фазе в голове у таких, как Кирилл. А раз фазы сдвинуты, (как) будто ты не гуди, как ты не вибрируй, толку без- будет. Коэффициент мощности, косинус фи, по-нашему, у такого человека малорослый. А косинус фи, что для электромотора, что для мужика — соль! Вот такая электротехника получается.

— Ты о человеке, Петрович, точно о машине, — подал голос Славик.

— Человек пожалел бы больную сестру. Возлюбленная так замуж и не вышла, всё: Кирюша да Кирюша. Раздирать надо было его, как следует…

— Троечный… — подал тенор рыжий и потянулся к литровой банке с заваренным чаем.

— Дуплись ну-кась, Петрович. Ты своего-то много драл? — усмехнулся Славик.

— Наши неважный (=маловажный) пляшут, — сообщил рыжий и постучал по столу.

— (нет, не много, а армию отслужил, жениться собрался, работает и у батьки, промеж (себя) прочим, на сигареты не просит… и в домино, в орден от тебя, играть умеет. Бой! — припечатал Петрович костяшкой по части столу. — Убирайте кости и в прядильный все, пулей… Цигель-цигель. — Звание отчего-то рассердился и вышел из курилки, хлопнув дверью.

Серёгин безвыгодный спеша складывал в коробку домино. Он в душе соглашался с бригадиром, хотя пока тот с умным видом разглагольствовал, вспомнил, что его Колька вчерашний день получил ещё одну двойку по русскому. Сегодня придётся шагать в школу, выслушивать от учительницы неприятные слова, краснеть до родителями Колькиных одноклассников, потеть, и думать, куда спрятать неумеренно большие, тёмные от металла руки, на которые, точно ему казалось, только и смотрит такая вся ладная с себя, аккуратная Колькина классная руководительница. Но Серёгин полно равно пойдёт на родительское собрание, будет краснеть, работать не покладая рук и прятать ладони… а Кольку «драть» не станет. Ввечеру, как только спадёт жара, выйдет Серёгин с сыном вот двор и расскажет грустную историю о Фазе. Про косинус фу-ты Серёгин промолчит — рано Кольке ещё про косинус фуй!. Серёгин найдёт другие слова. И Колька, хотя и маленький, жив не буду их услышит. Дома, кроме Кольки, Славика ждали, малограмотный могли дождаться жена Рая, на которую он, вопреки на одиннадцатый год замужества до сих пор вероятно не мог наглядеться, и кошка Матильда. Та бежала в прихожую наскочить хозяина, едва он открывал дверь подъезда. И старуха-матерь ждала, когда Славка приедет в деревню, с картошкой поможет. И оградку бери кладбище у бати хотел Славка успеть в этот приезд покрасить, поуже и кисти припас. И ещё у Серёгина был комбинат, на кой он пришёл работать сразу после «путяги»… И бригадир Петрович – переборчивый, ласкового слова от него не услышишь, но, случись промашка – поможет и начальству капать не побежит.

Сейчас можно встретить Кирилла Звягинцева у подземка. Стоит под красным знаменем с белой ленточкой на бюст и призывает присоединиться к очередному «Маршу миллионов». Раздаёт прохожим листовки. Вдетый, энергичный, под хмельком.

— Замордовали народ депутаты! Сами ровно по заграничным курортам катаются, а ты мантуль тут за гроши. Я всю жизнь отпахал, а живу с женой в коммуналке, — жалуется возлюбленный случайному прохожему. Потом включает мегафон, пробует звук:

— Разок, раз, раз… — и усиленным динамиком голосом перекрывает шум проезжавших за проспекту машин: Мы требуем отставки президента, роспуска Государственной думы, трёхкратного повышения зарплат и пенсий!!!

Возвращающиеся с работы граждане отмахиваются с назойливого зазывалы. И тогда Фаза, выпятив цыплячью грудку, бросает им вдогонку:

— Вот так всегда вы: моя хата с краю. А ежели не мы, то кто?!

Два благоухающие жвачкой подростка в рваных джинсах, ветровках с капюшонами и вылезших петушком канареечного цвета футболках, — одинаковые, как близнецы, — подходят, берут листовки. По пути телефон в руках одного из них вопит на всю улицу:

«Мама говорит: сие план тормозит. Малыш, в меру потребляй гашиш. Мама говорит: сие план…»

Осенний ветер развивает свисающие из-подина бейсболки со звёздно-полосатым флагом сальные, давно мало-: неграмотный стриженые волосы Фазы, гонит по тротуару бумажный блюститель закона, катится и грохочет по выбоинам асфальта пустая пластиковая бутыль с-под пива…

© Copyright: Михаил Соболев, 2010

Exit mobile version