Автор предупреждает!
Все события, описанные в этой повести, ведутся от лица сумасшедшего и являются его бредом. Никакой ответственности за возможное сходство героев, рожденных больной фантазией Федора Ивановича Лапшина, с реальными лицами, автор не несет.
1
На дансинге кружили пары. С моря дул легкий бриз, и верхушки пальм покачивались на ветру, подобно гигантским опахалам. Брячислав подтолкнул мне ногой в потертых джинсах фирмы Левис дорожную сумку из кожи канадского носорога. Сумка скользнула по гладкой плитке зеленого кафеля и замерла у моего колена.
– Что там?
– Как и обычно… Пароли, явки… Списки агентуры иностранных разведок. Твоя задача – переправить все это Му.
Я с наивным видом простака сдвинул плечами:
– А что случилось с почтой? Вроде, никаких сообщений о забастовках почтовиков по ящику не передавали.
– Ничего не случилось,– сказал Брячислав. – Почта работает исправно.
– Так в чем же дело? Почему бы тебе не пойти на почтамт и не отправить всю эту канцелярию обычным путем? С указанием адреса отправителя и получателя, а?
– Не валяй дурака,– угрюмо осадил меня Брячислав. – Сейчас не до шуток.
Его левая щека нервно дернулась. И это – Брячислав! Тот самый Брячислав, о железной выдержке которого в нашей конторе ходили легенды!
– Ладно,– сказал я. – С этим я как-нибудь разберусь. А ты сообщи Страннику о моем прибытии. И устрой мне с ним встречу.
Лицо Брячислава помрачнело, словно он ожидал конца света. Желая найти что-нибудь более веселенькое, чем похоронная физиономия моего друга, я перевел взгляд на соседний столик. За ним сидела красивая мулатка в лиловом жакете. Забросив нога на ногу, она пила кофе с шоколадом. Картинка что надо!
– Встреча не состоится,– булькнул Брячислав.
– Почему? – Я все еще любовался ножками мулатки. Потом перевел взгляд на Брячислава. На его скуластых щеках играли желваки.
– Странник сгорел.
– Как?
– Подробности мне неизвестны. Знаю только, что его застрелили в отеле Шипр.
Такого расклада я не ожидал…
– Скверно,– сказал я. – Хуже некуда. Помимо этого фарша,– я пнул носком туфля сумку из кожи канадского носорога,– я должен был получить у него кое-что еще.
– В таком случае, ты опоздал,– сказал Брячислав.
Я закурил. Выпустил через нос кольцо сизого дыма. Последние годы Странник ходил по лезвию кинжала. Он рисковал больше всех нас. И вот его срезали. Действительно, скверно.
– Тебе что-то известно обо всем этом? – спросил я.
– Почти ничего,– сказал Брячислав. – Туда сразу же понаехала полиция. Быть может, она и забрала то, за чем ты прикатил?
– Не думаю,– сказал я. – Странник был слишком хитер, чтобы оставить такую важную информацию копам. Наверняка, он ее где-то припрятал.
– Или она попала в лапы к тем, кто отправил его на тот свет,– заметил Брячислав. – Эти ребята свое дело знают.
Я подмигнул Брячеславу:
– Но ведь и мы не лыком шиты, а? И теперь пришел наш черед вступить в игру с этими нехорошими дядями.
– Вернее, твой,– с горечью в голосе молвил мой связной. – Похоже, в центре решили, что я уже ни на что не годен. И поставили на мне крест. Они правы: толку от меня – пшик. Пора выходить на пенсию и ловить в пруду карасей. Или плотву на хлебный мякиш,– он испустил тяжкий вздох и косо усмехнулся. – Так что после этой встречи я выхожу из игры. Приказ центра!
Я не стал прижимать к груди своего боевого товарища и утирать слезу на его шершавой щеке. Он – профессионал. И, следовательно, сам должен уметь управляться со своими эмоциями.
– Ладно. Кто ты сейчас?
– Фотограф. Здесь полно всяких туристов, вот я и делаю снимки на набережной и у разных достопримечательных мест. По национальности я грек и меня зовут Папаракис Тодоракис. Тут поблизости у меня свое ателье.
Стройные, с золотистым отливом ноги мулатки по-прежнему не давали мне покоя, отвлекая от разговора.
– И давно ты тут?
– Уже полгода…
– Похоже, ты неплохо окопался.
– И это все, что мне удалось сделать,– уныло молвил мой собеседник. – Вот потому-то они и прислали тебя. В центре считают, что лишь ты способен управиться с этим делом. Что ни говори, а ты – лучший ученик Странника!
Увидев, что к нам приближается гарсон, Брячеслав повесил рот на замок. Подойдя к нашему столику, официант изогнулся в почтительном поклоне:
– Синьор Браухман?
– Да, это я.
– Вас просят к телефону.
Я бросил взгляд на мулатку. Теперь она пудрила свой симпатичный носик, глядя на себя в маленькое круглое зеркальце и, казалось, не замечала моего присутствия. За ее спиной пил виски капитан торгового флота в белом кителе. У него были седые волосы и бледное бесцветное лицо. На дансинге по-прежнему кружили пары.
Я зашел в телефонную кабинку и плотно прикрыл за собой дверь:
– Алло?
В трубке зазвенел истерический женский голос:
– Браухман?
– Да.
– Сейчас же уходите из бара!
– Кто вы?
– Ах, ради Бога! Не спрашивайте меня ни о чем! Скорее уносите ноги, пока не поздно! Вам грозит смертельная опасность! Яндекс шутить не стан…
Послышался какой-то странный всхлип, и связь оборвалась. Я слышал, как откуда-то пробиваются глухие стуки. Очевидно, на другом конце провода трубка болталась на кабеле и билась о стенки кабинки.
– Алло! Алло! – заорал я в микрофон. – Кто вы? Ответьте мне!
Но трубка хранила гробовое молчание. Я вернулся за столик. Мулатки уже не было. Капитана торгового флота тоже. Возможно, они ушли в туалет?
– Кто звонил? – спросил Брячислав.
– Понятия не имею,– сказал я. – Но, похоже, тут становится жарковато. Пора сматывать удочки. Где нам лучше всего встретиться?
– У памятника Дю Ришелье. Там я обычно делаю снимки туристов и разных зевак. Так что это ни у кого не вызовет подозрений.
– Хорошо. Встречаемся там завтра в восемнадцать часов двенадцать минут. А сейчас – делаем ноги.
Брячеслав допил свой вермут и поднялся из-за столика. Я продолжал сидеть, как манекен, отлично понимая, что представляю собой великолепную мишень для снайпера. Из боковой двери вышел капитан торгового флота. Он оправил китель, сел за свой столик и стал потягивать виски. Мулатки с ним не было. Очевидно, все еще сидела в туалете.
Я расплатился по счету, дал бармену на чай три песо и, взяв дорожную сумку из кожи канадского носорога, покинул бар.
2
– Давайте следующего,– произнес Янсон.
Ганли, словно фокусник, хлопнул в ладоши, и в овальный кабинет ввалился крупный мужчина с узким лбом и покрасневшим носом. Янсон осмотрел его с головы до пят и недовольно наморщился:
– Ну, что скажешь?
Вошедший мужчина крякнул, с наглой косой ужимкой подмигнул Янсону и приподнял на уровень шеи широкую, как лепешка, ладонь.
– Россияне! – трубным голосом возвестил он, плавно покачивая ладонью-лепешкой. – До каких пор мы с вами еще будем терпеть этот преступный антинародный режим? Давайте засучим рукава и, вместе с Вами, наведем порядок в нашей великой многострадальной матушке России! Не ждите указаний сверху! Берите власти столько, сколько Вы сможете проглотить!
Он по бандитски прищурил око.
– Довольно,– сказал Янсон.
Ганли нажал на кнопку веблера, и человек замолчал. Янсон задумчиво постучал пальцами по столу с плавными лекальными обводами. За окнами вились стебли бледно-молочных лиан. Еще дальше, за прозрачным колпаком периметра, виднелся безжизненный лунный ландшафт.
– А что это он все время рожи корчит? – спросил Янсон.
– Подмигивает,– пояснил Ганли.
– А я думал, детей пугает… И на какой ляд вам вообще сдались эти подмигивания?
– Ну, как же… – стал объяснять Ганли. – Так он вроде как бы как свой получается. Такой же, как и все. И, по нашему замыслу, еще ближе входит в доверие к электоральной массе…
– А-а! Хм-хм… – проворчал Янсон. – И это все, на что он способен?
– Нет. Еще вот,– сказал Ганли и нажал на кнопку пульта.
«КА-линка, мА-линка, кА-линка моя», вдруг запел мужик и, лихо размахивая руками над головой, пустился в пляс.
– Хоп-хоп! Хоп-хоп! – в такт его приседаниям, стал притоптывать ногой Ганли.
Янсон вскинул руку, насупившись:
– Ну, все! Хватит! Устроили тут балаган…
– Так в этом-то и вся изюминка,– сказал Ганли, остановив мужика. – Сделать его раскованного, свойского… Такого, чтобы он мог любому в душу влезть…
– Ну, не знаю, не знаю… – со вздохом вымолвил Янсон. – Не нравится он мне. Какой-то слишком уж мужиковатый вышел. И нос красный. Он что, пьяница?
– Да.
– Да вы что там, ландышей объелись?! Президент такой огромной страны – и пьянь?
– Так ведь в этом-то и весь трюк! Наши аналитики провели самый тщательный анализ мировосприятия славян – главным образом, русских. И пришли к однозначному выводу: пьяница-президент – это как раз то, что им подходит.
– Ладно… – сказал Янсон. – Вы специалист, руководитель проекта, вам виднее. И если вы считаете, что эта модель действительно сработает…
– Сработает! Еще как сработает! – заверил Ганли.
– …то тогда вся ответственность за то, что вы сочинили этого вульгарного клоуна, ляжет на вас. Хотя, как вы помните, я всегда считал, что нам нужен пламенный борец за идею.
– Ну, нет,– сказал Ганли. – Пламенный борец сейчас не покатит. Мы взвесили все за и против и пришли к выводу, что народу, в его основной массе, уже осточертели все эти пламенные борцы за идею фикс. Люди давно их раскусили. А тут – свой, мужлан! Простой и понятный: не дурак выпить, пошастать по бабам, любит крепкое словцо. И в нем, как в зеркале, почти любой увидит самого себя. И, к тому же, все это у них сейчас так ново! Нет, нет, вы как хотите – а интеллигенту перед мужиком не устоять! Интеллигента мы запустим позже, когда мужик уже все развалит, и придет время разгребать то, что он наворотил.
– Ну, как знаете, как знаете… – промычал Янсон.
Представленная модель его явно не вдохновляла. Он была сделана совсем не так, как он себе ее представлял…
– А какова его легенда?
– Прораб. Работал на стройках Союза. Потом двинулся по партийной линии. Докарабкался до членов в политбюро, а потом внезапно прозрел, порвал свой партбилет и стал клеймить, почем зря, ненавистный ему тоталитарный режим. Ну, и расписывать повсюду, какие там, у партократов стоят в туалетах телевизоры и всякое такое. Люди на подобные байки неплохо ведутся.
– Женат?
– Да. Мы решили, что так будет увесистей, солидней. Женат – значит не щелкопер!
– И Вы уверены, что жена его не раскусит?
– А как? Ведь эта модель – само совершенство. Смотрите: он пьет, матюгается, закатывает дома скандалы, время от времени лезет под юбку к жене. И, причем, не только к своей! Он ничем не отличается от тысяч других, ему подобных.
– Гм-гм… Что ж, я вижу, вы неплохо поработали,– сказал Янсон. – И все-таки я бы навел на него некоторый лоск. А то он у вас совсем какой-то шут гороховый вышел.
– Так в этом как раз и весь шарм! – убеждал Ганли. – Нам нужен разрушитель, не так ли?! И кто его узнает под маской шута? Весельчак, балагур, пьет водку, калинку-малинку пляшет… Рубаха парень! Попробуй, раскуси!
– Ну-да, ну-да…
– И, потом, у шута ведь больше шансов стать президентом!
– Ну, я бы не стал утверждать это столь категорично… – заметил Янсон, почесывая нос. – С чего бы это народ, давший миру Толстого и Достоевского – вдруг кинулся бы выбирать себе в президенты паяца?
– А у паяца больше креатива.
– Чего, чего? Ты мне своими словечками-то мудреными не сыпь,– недовольно проворчал Янсон. – Нахватался там, в своих Земных вояжах… Ты толком объясни. Какова его политическая платформа? На что он станет избирателя цеплять?
– Так нету же у него никакой платформы,– сказал Ганли. – Не-ту!
– То есть как так это – нету? – изумился Янсон. – А что ж это за политик тогда у вас получается? Не, у кандидата на пост президента великой державы должна быть и своя политическая платформа! А то как же!
– Зачем?
– Как зачем?
– Ну, да, зачем? Кто станет в ней копаться? Лишнее все это! Вложим ему в уста пару-тройку слоганов – и довольно. Вот, глядите!
Ганли нажал на кнопку веблера. Мужик сложил руки рупором и торжественно провозгласил:
– Россияне! Севастополь был, есть, и будет российским!
– Ну, как? – на бледно-зеленом лице Ганли появилось некое подобие улыбки. – Все гениальное – просто. Сперва развалит страну – а потом начнет трещать на всех перекрестках что-нибудь в этом роде.
– Гм… гм… Ну, хорошо. И сколько времени вам потребуется на раскрутку этого фигляра?
– Думаю, года полтора …
Янсон ткнул пальцем в сторону мужика:
– Вы полагаете, никто не поймет, что эта фанера?
– Исключено. Сами увидите, его рейтинги начнут расти, как на дрожжах. А если даже кто-то и просечет, что за свинью мы им подсунули – так, кто же станет его слушать? Объявят сумасшедшим – и в дурку.
– Хорошо… Вы провели большую и полезную работу… – похвалил Янсон – Но это – не самое главное! Развал Союза – всего лишь промежуточный этап. Наша цель – построить молекулярное общество!
– Гражданское,– поправил шефа Ганли.
– То есть?
– Наши специалисты решили назвать его гражданским. Они пришли к выводу, что так оно прозвучит приемлемей для широких электоральных масс. Мы, кстати сказать, уже подкинули этот термин в некоторые земные СМИ. И теперь они там уже дискутируют на эту тему.
– В нужном нам направлении?
– Естественно. Рассуждают о том, как им лучше построить гражданское общество. И доказывают при этом друг другу, что это – панацея от всех их бед.
– А как обстоят дела с психоизлучателями?
– Уже выведены на орбиту. И потихоньку промывают мозги землян.
– Прекрасно! Главное – добиться, чтобы русские стали простыми молекулами. Некими обезличенными единицами. Как это сейчас происходит в той же Америке и Европе. А уж тогда мы возьмем вожжи в свои руки.
– Не хотите ли взглянуть на еще одну модель из серии Демагогов. Мы разработали новую версию – Пастырь/Рус? Прекрасная фанера!
Получив согласие Янсона, Ганли нажал на кнопку пульта управления. Через полминуты в овальный кабинет вплыл лысый мужчина в строгом сером костюме. Его голова была помечена коричневым пятном. Модель остановилась у порога, неспешно нацепила на нос очки и обвела кабинет серьезными карими глазами.
– Товарищи! – убедительным тоном произнесла модель. – Мы должны найти с вами консенсус…
Пастырь/Рус очертил перед своим животом контуры большого колеса. Голос у куклы был необычного глуховатого тембра, с глубокими модуляциями. Движения – плавные, усыпляющие, и весь он казался каким-то округлым, неуловимым.
– Мы должны построить социализм с человеческим обличьем, – заявила модель. – И наполнить его новым содержанием… Так вот… о чем я еще хотел Вам сказать, товарищи?
Демагог начал загибать пальцы на руке:
– Гласность! Ускорение! Плюрализм мнений! Ну и, конечно, Новое Мышление. (В слове мышление ударение было сделано на первом слоге). Вот наши приоритеты, товарищи. В плане нашего с вами поступательного движения вперед, к мировому сообществу, демократии и прогрессу. А также либерализации всех наших с вами сторон жизни, товарищи. Правильно я говорю, товарищи? Вы согласны со мной, товарищи? Процесс пошел?
– Пошел, пошел,– сказал Ганли и выключил Демагога. Янсон строго поджал губы…
– А почему мышление, а не мышление? – после некоторого молчания, осведимился он. – И зачем у него эта дурацкая клякса на голове?
– Ну, это у него бренд такой,– пояснил Ганли. – Должен же он как-то отличаться от других. Таким его увидели наши стилисты.
– А что он там у вас собрался наполнять новым содержанием? Человеческое обличье – или социализм? Неужели Ваши специалисты не могли поработать над текстом?
– Так это ж сделано нами намерено,– снова стал пояснять Ганли. – Это – хорошо продуманная глупость. Этакий невинный ляп. Народу уже до чертиков надоели все эти гладкие заупокойные речи. И наши специалисты решили придать ему словесам некоторую корявость… Пусть народ все это подметит, начнет сочинять про него анекдоты. Это только добавит ему популярности. Ведь главная наша задача состоит в чем?
– Ну? – спросил Янсон.
– В том, чтобы приблизить его к электоральной массе. Пусть он будет невежа, пусть будет чурбан – но пусть это будет СВОЙ невежа, СВОЙ чурбан! В этом – вся суть.
– И что, он тоже станет у вас принародно калинку-малинку плясать?
– Ну, нет… Зачем же… У него ж совсем другое амплуа…
– А что с его легендой?
– Тракторист. Выходец, так сказать, из самой гущи электоральных масс. Мы протолкнем его аж до самого верха. А там…
– А там он внезапно прозреет?
– Ну, да.
– Гм-м… гм-м…
– Вас что-то смущает?
– Да что-то поздно они у вас там все прозревать начинают. Нельзя ли ему как-нибудь пораньше прозреть? Пострадать там чуток, что ли? Посидеть в каких-нибудь брежневских застенках? А потом выехать, на гребне народного негодования, на белом коне. А то ж люди могут и не клюнуть?
– Не,– сказал Ганли. – Ему ж надо взобраться на самый верхний шесток. И уже оттуда начать гадить. Иначе никак невозможно.
– А что с женой?
– Тоже фанера…
– Ох, не нравится мне это!
– Почему? Все продумано до мелочей. Это будет такая партийная леди…
– Ладно, о жене потом,– отмахнулся Янсон. – Сейчас надо решить главный вопрос. Не лучше ли нам вообще обойтись без всех этих затей? И действовать надежными, испытанными методами. Поставить на простую, хорошо проверенную лошадку? Собрать на нее добротный компромат, хорошенько подкормить, да и дергать себе за ниточки?
– Смотрите сами, – сказал Ганли. – Но жизнь на месте не стоит. И на старых методах далеко не улетишь. Мир стремительно меняет свое обличье. И кто не успел запрыгнуть в тарелку – тот опоздал. Земляне уже и сами давно ведут подобные разработки. Разве последние американские президенты – не сплошные манекены?
– Ну да, конечно… – проворчал Янсон. – Кто же спорит?
– Ибо человек есть только человек,– продолжал Гнали самодовольным тоном. – Он непредсказуем по самой своей сути и подвержен всяческим человеческим слабостям. А робот всегда будет делать то, что ему велят.
– Ну, хорошо… А сколько исполнителей посвящено в этот проект?
– Пока что восемь.
– Много.
– Но все это проверенные, абсолютно надежные слуги!
– Все равно, слишком много. Вы отдаете себе отчет в том, что будет, если это выползет наружу?
– Меньше никак нельзя,– стоял на своем Ганли. – Ведь фанерой надо управлять. Робот есть робот, пусть даже и самый совершенный. Всегда могут произойти поломки, сбои. К тому же, по ходу пьесы, придется постоянно вносить коррективы в их программы. Писать новые сценарии поведений. Что-то менять, шлифовать, регулировать… А возможные болезни, вирусы? Так что круг обслуги придется еще и расширять.
Янсон поднял руку, подержал ее какое-то время в воздухе…
– Ладно! – он хлопнул ладонью по столу. – Сделаем так. Давайте, запускайте первым номером Меченного, чтоб не шокировать народ. А уж потом и этого, мужлана, подключайте. И путь они работают на пару, на контрастах. Один возьмет на себя свою часть электоральной массы, а другой – остальных. А наши СМИ пускай уже начинают чернить их историю, культуру и всякое такое.
– Хорошо. Сделаем, босс.
3
Я шел к своему Ягуару по теневой стороне улицы, беззаботно мурлыча себе под нос новомодную песенку, когда из-за угла Бейкер стрит выскочил мотоциклист в синем шлеме и желтых перчатках с крагами. За спиной у него сидел стрелок с винтовкой, как две капли воды похожий на водителя. Поравнявшись со мной, стрелок открыл огонь. Я барсом метнулся вбок, лихо перекатился по тротуару и, как змея, взвившись на животе, прицельно выстрелил им вслед с обеих рук. Мотоцикл вильнул и врезался в фонарный столб.
Один ноль в мою пользу!
Стараясь не привлекать внимания к своей скромной персоне, я встал, отряхнул пыль с брюк, сунул пистолет в кобуру под мышкой, поднял сумку со сверхсекретными документами, подошел к своему автомобилю, сел за руль и не спеша, выехал на перекресток. Завывая сиреной, мимо меня промчалась полицейская машина. Она проскочила на красный свет, летя к месту происшествия.
На светофоре загорелся зеленый. Чуток помедлив, я тронул машину с места, как человек, которому некуда торопиться. Сумка из кожи канадского носорога стояла у пассажирского сиденья. Она была прострелена двумя пулями – насколько я мог судить, 34 калибра. Отпрыгивая вбок, я успел подбросить сумку вверх, это и спасло мне жизнь. Пули вошли в сверхсекретные документы, вместо того, чтобы войти в мое тело.
Но кто были эти двое на мотоцикле? Люди Яндекса? Или тут крылось нечто иное? Было ли это связано с моим новым заданием? Или же за мной тянулся шлейф какой-то давней истории?
Я посмотрел в зеркальце заднего обзора. За кормой вроде все чисто… Тем не менее, я решил перепровериться.
Я выехал на Колорадо стрит и повел свой Ягуар в густом потоке автомобилистов. Потом свернул на улицу Сальвадора Дали, покрутился в районе площади Фигуристов и набережной Святого Петрарки.
Если слежка за мной велась – обнаружить ее мне не удалось.
Решив слегка поразмять ноги, я припарковал машину на автостоянке. Прихватив с собой баул из кожи канадского носорога, я вышел на Бульвар Сент Пауло Диего Марадона Асуньсьон. Денек выдался что надо, и я безмятежно прогуливался по тенистой мостовой, волоча за собой сумку со сверхсекретным «фаршем» и попутно глазея на хорошеньких женщин. Вскоре мое внимание привлек небольшой букинистический магазинчик, и я подумал о том, что неплохо было бы купить что-нибудь почитать.
Я вошел в магазин и словно попал в иной мир. На полках лежали потрепанные временем книги, и даже сам воздух, казалось, был пропитан здесь пылью давно минувших эпох. Древний старик – в турецком котелке с кисточкой, синей жилетке и белых шальварах – стоял за низеньким прилавком, заставленном пестрой литературой. В левом ухе у него торчала серьга. При моем появлении он сложил ладони на груди и сдержанно мне поклонился. Я кивнул ему в ответ и прошел к книжной витрине.
Судя по тому, что лежало на полках, часть книг из знаменитой Александрийской Библиотеки все-таки не сгорела. Она уцелела и теперь хранилась в этом букинистическом магазине. Наверное, тут можно было отыскать и литературу допотопного периода – если, понятно, таковая существовала. Во всяком случае, некоторые раритеты были написаны на уже неведомых человечеству языках.
– Могу ли я помочь чем-то синьору? – осторожно приблизился ко мне продавец.
– Да,– сказал я. – Мне хотелось бы что-нибудь почитать, но только не на древне-шумерском или старославянском. Язык древних инков мною тоже пока не изучен.
– А что именно интересует синьора? История, алхимия, магия и оккультизм?
Я неопределенно покрутил пальцами:
– Что-нибудь остросюжетное. Фантастика там, или детектив…
– Тогда прошу сюда,– сказал букинист, подводя меня к одной из полок. – Здесь собраны самые лучшие детективы мира. Классика жанра. Вот, не хотите ли: «Полет попугая?»
Он протянул мне книгу, которая весила приблизительно столько же, сколько и силикатный кирпич. Писал ее явно не Антон Павлович Чехов. Я взял «кирпич», неопределенно хмыкнул и стал его перелистывать. Чтобы получше рассмотреть аннотацию, написанную слишком мелким шрифтом на языке Диккенса и Вальтера Скотта, я подошел к окну.
Я с огромным вниманием читал восхваления автору «Полета попугая», время от времени бросая рассеянные взгляды на улицу сквозь оконное стекло. Там ничего интересного не происходило. Прохожие сновали по своим делам. Вероятно, в этот час суток они предпочитали пище духовной, пищу более осязаемую – ту, что подавалась во всевозможных кафе и бистро.
Я уже совсем было решил купить рекомендованное мне чтиво, как вдруг увидел, что мимо витрины с озабоченным видом проскочил седоватый мужчина в белом кителе капитана второго ранга.
Я крякнул в кулак и спросил:
– А есть у вас что-нибудь полегче?
Имея в виду, разумеется, вес книги. Однако продавец понял все по-своему:
– Вот,– сказал он, снимая с полки новую книгу. – «Мазурка со смертью». Читается очень легко!
Я взял у него «Мазурку со смертью» взамен «Полета попугая» и стал придирчиво перелистывать страницы. Я выпячивал губы, хмурился и шевелил носом с видом большого знатока детективного жанра. Это, по-видимому, производило нужное впечатление на продавца.
Мимо витрины – но теперь уже в обратном направлении – прошла знакомая мне мулатка из бара. Вид у нее был озабоченный.
– Очень интересная книга,– принялся расхваливать свой товар букинист. – Мой деверь прочел ее на одном дыхании. И совсем недорого стоит! А посмотрите, какая обложка! Сейчас таких уже нет.
– Да-да… Действительно… Гм, гм… Но, по-моему, я ее уже читал,– пробормотал я.
– В таком случае, могу предложить вам «Мой папа – маньяк»,– сказал букинист.
– Сексуальный? – уточнил я привередливым тоном.
– Ну, разумеется! – воскликнул букинист.
Я стал перелистывать «Папу-маньяка». В магазин вошел еще один покупатель, и продавец переключил свое внимание на него.
Мулатка вернулась минуты через три. Она остановилась у моего окна, разводя руками и пожимая плечами. Но ее жесты адресовались не мне. Через полминуты я увидел и этого счастливца – человека с сединой, в кителе капитана второго ранга. Он тоже разводил руками, хлопая ресницами. Создавалось впечатление, будто они что-то потеряли. Затем человек в белом кителе взглянул на свои часы, и они разошлись. Я расплатился с букинистом за «папу маньяка», сунул книгу в сумку из кожи канадского носорога и вышел из магазина. Не озираясь по сторонам, пересек бульвар Сент Пауло Диего Марадона Асуньсьон и прошел через проходной двор на улицу Манильских Инвалидов. Здесь я поймал такси, и минут через двадцать уже был на железнодорожном вокзале.
Я оставил сумку в камере хранения. Потом зашел в кассовый зал и занял очередь в одну из предварительных касс. Через полчаса в моем кармане уже лежал билет в купейный вагон до Брюсселя.
После всех этих хлопот я решил немного перекусить. Привокзальный ресторан располагался на втором этаже. Пиво в нем было вполне сносным.
***
– Мистер Мягкофф?
– Да.
– На какой срок желаете снять номер?
– Думаю, дней на пять. А, может быть, и больше. Я пока еще не решил.
– В таком случае, извольте заплатить 100 песо, и на пять суток номер будет за вами. Если захотите продлить срок – дайте мне знать.
– О, кей,– сказал я.
Человек за стойкой сделал запись в своем амбарном журнале и, получив 100 песо, протянул мне паспорт и ключ от номера.
– Желаю вам приятного отдыха, мистер Мягкофф.
Итак, теперь я мистер Мягкофф, приехавший из Болгарии по туристической путевке. Чемоданчик я купил в местном универмаге, чтобы придать себе вид какого-никакого туриста. Человек без багажа всегда выглядит для гостиничных церберов чересчур подозрительно. Чтобы заполнить внутренность чемодана, я накупил всякой всячины: пижаму, рубахи, туалетные принадлежности и носки – словом, все то, чем пользуются в своих путешествиях добропорядочные туристы.
Легенду также пришлось сменить… Похоже, по следам бедолаги Браухмана идут цепные псы Яндекса, или кого-то еще. Того, кто желает скоропостижной кончины этого тихого, мирного парня. Вот только этот тихий и мирный парень почему-то не согласен с таким раскладом. И его можно понять: ведь ему еще не стукнуло и тридцати пяти лет. И, как ни странно, ему чертовски хочется пожить на этом свете.
Отель я не стал бы относить к разряду фешенебельных. Вряд ли здесь останавливаются царственные особы или мультимиллионеры. Истоптанная дорожка цвета абрикос на лестничных ступенях – вот, пожалуй, и все, что претендует в нем на некий шик.
Поскольку никто не бросается к моему чемодану, чтобы отнести его в номер, мне приходится сделать это самому. Впрочем, я не царственная особа и не мультимиллионер. Я – всего лишь скромный турист из Болгарии, привыкший таскать свой чемодан без посторонней помощи. Тем более что подниматься не так уж и высоко – всего-то на третий этаж.
Номер не блистает роскошью. Но зато в нем есть все необходимое для скромного туриста из Болгарии: кровать, стол, телевизор, два стула и кресло, а также небольшой шкафчик для вещей. Вид из окна не располагает к написанию лирических стихов в духе Сергея Есенина: серый прямоугольный двор, запруженный служебными автомашинами, да высокая стена противоположного дома с облупившейся штукатуркой. Возможно, человек с тонкой поэтической натурой мог бы впасть в депрессию от такой унылой картины. Но я лишь равнодушно задергиваю шторы, предварительно убедившись, что влезть в окно по кирпичной стене под силу разве что человеку-пауку.
Как я уже сказал, отель не относится к разряду фешенебельных. И мой скромный приезд сюда не сопровождался вспышками Юпитеров и интервью журналистам. Так что мои фотографии не появятся завтра на первых полосах газет.
Но я и не стремлюсь к популярности. С присущей мне скромностью, я сторонюсь мирской славы и суеты. В настоящий момент мне хочется лишь одного – «залечь на дно». И как раз такой отель – тихий и неприметный – больше всего подходит для этой цели.
В моем номере оказалось еще одно благо цивилизации – душ! И, что немаловажно, душ работающий. Поэтому я становлюсь под его теплые струи и, щедро намылившись мылом, смываю с себя дорожную грязь. Вместе с грязью я смываю с себя, как утверждают некоторые ясновидящие и экстрасенсы, и негативное энергоинформационное поле, налипшее ко мне за истекший день.
После душа я растираюсь махровым полотенцем, облачаюсь в пижаму, подхожу к кровати, и принимаю на ней рабочее положение – то есть горизонтальное. Затем гашу на тумбочке свет лампы и принимаюсь за дело – начинаю крутить шариками в своем котелке. Я усиленно кручу шариками до девяти вечера, после чего включаю настольную лампу и заказываю себе в номер по телефону (еще одно благо цивилизации!) чашечку кофе.
Подкрепившись кофе, я вновь принимаю позу индийских йогов – шавасана – и продолжаю крутить шариками до трех часов ночи. После чего меня охватывает крепкий сон.
После пробуждения процесс кручения шариками продолжается до самого обеда, но потом я прекращаю это занятие из опасения, что от перегрева из моей черепной коробки может повалить дым. Впрочем, все, что можно было, я уже прокрутил во все стороны, и теперь мои шарики вращаются на холостых оборотах. КПД их действия при этом равен нулю. Чтобы повысить этот важный показатель, мне необходима новая пища для размышлений.
4
– Но это идет вразрез с Декларацией о невмешательстве в дела развивающихся цивилизаций,– заметил Янг Си голосом, лишенным каких-либо эмоций. – Земляне еще не вышли из состояния дикости, и мы не можем идти с ними на контакт. Пусть, для начала, прекратят свои братоубийственные войны и перестанут пожирать живых существ. А уж заодно и губить свою матушку планету.
– А мы, значит, тем временем, станем безучастно наблюдать за всем происходящим? – возразил ему Данай Дар, и на его лбу появилась непокорная складка. – Просто сидеть, сложа руки, и смотреть, как земляне превращаются в общество манекенов?
– Они проходят свою ступень развития,– колыхнул округлыми студенистыми обводами-плечами Янг Си. – И ее нельзя перепрыгнуть. Своими предостережениями мы окажем им плохую услугу. Им нужен опыт, урок. Если они не набьют шишек на лбу – то никогда не научатся ходить.
Этот диалог, если его перевести на язык человеческих слов, происходит на дне Северного Ледовитого Океана – на одной из подводных инопланетных баз Наблюдательного Совета Большого Кольца Миров. Янг Си является представителем высокоразвитой, но уже дряхлеющей цивилизации из созвездия Весов. Дар же прибыл на Землю с Сириуса. По сути, он был человеком – в его жилах текла та же кровь, что и у землян.
– Все не так просто,– сказал Данай Дар. – Сейчас дело идет не о безобидных шишках. Люди теряют свою индивидуальность, которой наделены даже амебы. И мы просто обязаны им помочь.
– И что ты предлагаешь? Нарушить инструкции? Или ты считаешь себя мудрее Совета Кольца?
Лицо Даная стало еще упрямее.
Он не обладал таким холодным рациональным интеллектом, как Янг Си, но зато его эмоциональная сфера была необычайно ярка.
– Совет далеко,– сказал сириец. – И он не знает всей подоплеки происходящего. А мы тут, на этой планете!
И Данай Дар, со свойственной ему горячностью, постучал пальцем по столу.
– Но ведь мы регулярно шлем отчеты в Совет Кольца,– не согласился с ним Янг Си. – И там прекрасно осведомлены обо всем, что здесь происходит. Их аналитики изучают процессы, протекающие на этой планете, систематизируют их и…
– … кладутся свои рекомендации на полки. Которые потом пылятся в архивной пыли. А Земляне тем временем стоят на поворотном этапе своей истории!
– Вот именно: «Своей истории!» – подхватил брошенный ему словесный мяч Янг Си. – Ты сам сказал это. И мы не вправе на нее влиять.
– А Селениты вправе?
– Но люди и без них уже шли по этому пути. У них был родовой строй, затем традиционное общество, а теперь они вступили в фазу Дробления. И если они желают рассыпаться на молекулы – это их дело.
– Все так. Но при условии: если бы эта фаза развивалась естественным путем. Тогда человечество смогло бы опять выработать традиции – теперь уже на новом, космическом уровне. Оно насытило бы свою ноосферу прекрасными образами, люди стали бы обладать своим коллективным разумом. Их внутренний мир обогатился бы неизмеримо! Их энергетика, их творческий потенциал смогли бы творить чудеса. И тогда они снова пришли бы к идее рода – но уже не только земного. Они влились бы, как полнокровные космические братья, в мир Большого Кольца Планет. По этому пути шли многие цивилизации. Но тут-то ситуация в корне иная! Селениты стремятся раздробить людей на простейшие элементы, а потом сложить их вновь по своему усмотрению. Они желают превратить землян в пустые манекены, выхолостить из них все живое, человеческое!
– Согласен,– вяло кивнул Янг Си. – Но разве земляне не сами начали манипулировать сознанием своих граждан? Разве это не они изобрели пси-оружие? Или, может быть, Грамши со своей молекулярной теорией свалился к ним с Луны?
– И что с того? – Дар упорно стоял на своем. – Это – болезнь их роста, и только. Земляне смогли бы выработать в себе иммунитет, переболеть этой болезнью, как и многими другими, и продолжать свое развитие. Но селениты стали катализатором всех негативных процессов. Они вступили в сговор с самой дикой, самой бездушной страной на Земле и передали в ее руки свои технологии. И что же, мы так и будем сидеть тут, под водой, делая вид, что ничего не происходит?
Данай Дар был неисправимым романтиком и бунтарем. Все его эмоции отражались у него на лице, как у ребенка. Он был представителем еще относительно молодой цивилизации – с горячей кровью и дерзновенными амбициями. Первопроходец, колонист новых, еще неведомых планет. В глубине души Янг Си завидовал сирийцу.
Он предпринял еще одну попытку охладить пыл своего импульсивного коллеги.
– Ну, хорошо. Положим, мы решим проинформировать Землян об угрозе. В исключительных случаях такое право у нас есть. Но скажи мне, ради Великого Кольца, кого ты станешь предостерегать?
– Людей доброй воли! – ответил Данай Дар. – Тех немногих, на которых держится их мир!
Святая наивность! И эти слова исходят их уст опытного космита, не один год проработавшего на Земле. Янг Си засопел носом.
– Вот именно,– проворчал он. – Немногих! А точнее сказать – тех, кто составляет менее 10 % от всего народонаселения Земли. Причем все они раздроблены, непрактичны и не занимают никаких ключевых постов в своих странах. Остальные – просто душевнобольные люди. Каждый на свой лад, понятно. Те же, кто еще сохранил остатки незамутненного разума, никак не могут повлиять на общее состояние дел. А если они попытаются сделать это – их тут же объявят сумасшедшими.
– Да ты просто сидишь в своей полынье, как чукотская Нерпа, и не хочешь даже пальцем пошевелить,– не удержался от обвинения Данай Дар. – Тебе не жаль людей!
Янг Си приподнял свои белесые брови.
– Эмоции – плохой советчик,– апатично возразил он. – Да ты и сам можешь смоделировать ситуацию. И убедиться еще раз, что наше вмешательство ни к чему хорошему не приведет.
В ответ Данай скрестил руки на груди и нервно поджал губы. У него были темные жгучие глаза и густые волнистые волосы.
– Хорошо,– наконец произнес он. – Оповещать всех, кто может услышать голос разума, быть может, и не нужно. Но что-то мы можем предпринять?
– И что же? – Янг Си посмотрел на сирийца проницательными очами.
– Послать сообщение в сердце Земли,– сказал Данай Дар.
Советник откинулся на спинку объемного кресла. У него была крупная покатая голова с остатками блеклой чешуи вместо волос.
– Иными словами, ты хочешь предупредить русских?
– Да.
– И ты считаешь такой шаг оправданным?
– А ты как считаешь? Ведь по Русским селениты готовятся нанести главный удар. Последние сводки с наших спутников-невидимок свидетельствуют о том, что они подготовили двух новых кукол – демагога Горбоноса и мужика Елкина. На их жаргоне это называется фанерой. С помощью этой фанеры селениты намерены развалить Советский Союз, а на его обломках создать молекулярное общество. Они уже заложили программы в свои американские манекены, и те также станут действовать по их указке. После краха Союза, у них на повестке дня стоит буча в Сербии, Ираке, Иране и других странах. Они собираются потихоньку тянуть с Луны за веревочку, пока не охватят ею всех землян, как удавкой.
Янг Си приподнял ладонь:
– Не стоит утруждать себя перечислением того, что мне и так известно.
Но Дара было уже не остановить:
– А пси-синтезаторы селенитов? Они уже плавают над городами России и делают пробные облучения беззащитных людей! На русских начинают литься потоки лжи даже в их собственных СМИ! И что последует дальше? После того, как им хорошенько промоют мозги? Ты можешь сложить два и два? Или для этого тебе нужен суперкомпьютер?
– Понятно,– кивнул Янг Си. – Американцы извлекли уроки из просчетов Гитлера, и теперь действуют более изощренными методами.
– А, имея таких мощных союзников, как селениты,– подхватил Данай Дар,– они уже через столетие превратят всех землян в своих рабов!
– Ну, что ж. Это печально,– меланхолично изрек Янг Си. – Но ты и сам отлично знаешь, что из сотни миров не более трех-четырех поднимаются с колен на ноги с первой попытки. Остальные приходится засевать по множеству раз.
– Если дать волю безумцам – то засевать скоро будет уже негде. Планета и без того истощена. Ее сила не безгранична.
– Хорошо. И что ты намерен делать? Бросать русским письма в каждый почтовый ящик?
– Я ценю твое чувство юмора,– сказал Данай Дар. – Но сейчас не до шуток. Следует предупредить их правительство.
– И оно тут же нам и поверит!
– А это смотря по тому, откуда поступит к ним информация. Если она придет к ним из надежного, внушающего доверие источника – тогда поверят.
– Я вижу, ты уже все продумал?
– Да, есть одна идейка. Смотри: единственный источник, который пользуется безусловным доверием Советского правительства – это их КГБ. Там собраны лучшие аналитики и спец. агенты их державы. Нам необходимо выйти на наиболее значимую фигуру. На кого-то из тех, кто дает им самую важную и правдивую информацию. Тогда они не смогут просто так отмахнуться от нее.
– Но такой агент может находиться под колпаком у селенитов, разве нет? – возразил Янг Си. – Как только мы приблизимся к нему – его ликвидируют. А потом пройдут по всем его связям и обрубят концы.
– Дадим ему прикрытие!
– Ты хочешь втянуть нас в очень опасную игру…
– А ты – отсидеться на дне океана!
Лунг Си пропустил эту шпильку мимо ушей.
– И кто этот агент? – спросил он. – Готов поспорить, у тебя уже есть кандидатура.
– Да,– сказал Данай Дар. – Такой человек есть. Его псевдоним Странник. Сейчас он работает в Маниле.
– И как ты хочешь к нему подступиться?
– Ну, это детали, которые мы можем обсудить и позже. Сейчас для меня важнее всего заручиться твоей поддержкой при обсуждении этого вопроса в Наблюдательном Совете. Ты знаешь, как много значит твой голос! Итак, могу я рассчитывать на тебя?
Янг Си зарезал на стуле, чувствуя, что его приперли к стенке и увильнуть от прямого ответа уже не удастся.
– Хорошо, – сказал он без особого энтузиазма. – В принципе, я не стану возражать против твоей затеи. Хотя, скажу откровенно, на все сто ты меня не убедил.