Лапшин против манекенов, продолжение 1

такая себе уютная аллейка, по краям которой росли пальмы, кактусы и баобабы, а в их тени стояли деревянные скамейки. Впереди брусчатка растекалась на два полукружья, и в ее центре стоял памятник Дю Ришелье.

Чтобы дойти до статуи, мне требовалось не более двух минут спокойной размеренной ходьбы. И, таким образом, точно в назначенный срок должна была состояться моя встреча с Брячиславом.

Памятник Дю Ришелье оказался на своем месте. Брячеслав – тоже. Правда, пока я видел лишь его ссутулившуюся спину, обтянутую светлым пиджаком в широкую полоску. Мой старый друг стоял около переносного стенда с образцами фотографий, выставив левую ногу вперед и слегка осев на правую, опорную. Руки у него были  заняты фотоаппаратом, поднятым на уровень глаз. Ему позировала какая-то молодая парочка со счастливыми невинными мордашками.

Сделав снимок, Брячеслав о чем-то заговорил с клиентами – очевидно, сообщал им, когда придти за фотографией. Затем неторопливо обернулся и увидел меня.

Я, в свою очередь, замедлил шаги, делая вид, что заинтересовался скульптурой. Очевидно, ее ваяли по эскизам самого маэстро – Сальвадора Дали. Во всяком случае, раньше я почему-то всегда считал, что Ришелье был кардиналом. Но теперь понял свою ошибку. Судя по коротким блестящим доспехам, Дю Ришелье служил римским легионером во времена Гая Юлия Цезаря, или, быть может, Тарквиния Гордого. Правда, немного смущала его кардинальская шапочка, лихо сдвинутая набок. А также длинная коса, почему-то перекинутая через плечо на грудь, как у русских красавиц. Впрочем, гениальный художник и всегда отличался буйной фантазией.

Пока Брячеслав двигался в мою сторону, со статуи слетел голубь и по-свойски уселся ему на плечо. Еще несколько голубей беззаботно разгуливали у ног моего старого друга. Похоже, они принимали его за своего.

– Не желаете сделать снимок, мистер? – спросил подошедший ко мне фотограф.

Из-под американского кепи с длинным козырьком мне улыбалась веснушчатая, чисто русская физиономия с носом уточкой и васильковыми глазами.

– На фоне этого парня? – я кивнул на статую. – Давай. А потом отошлем фотографию в центр. Какая-никакая – а все ж-таки информация.

– Возможно, нам удастся разжиться чем-нибудь и получше,– с загадочным видом проронил Брячислав.

По лицу моего друга было видно, что он был чем-то возбужден. Что же произошло за то короткое время, что мы не виделись? Неужели он начал действовать? Действовать, несмотря строгую на директиву из центра быть предельно осторожным? Не потому ли так блестят его глаза? А ведь еще вчера это был совсем другой человек, певший мне заунывные песенки о скорой пенсии и ловле карасей в тихом пруду.

Возле памятника царило оживление. Девочка лет семи, в коротком ситцевом платьишке, кормила хлебными крошками голубей. Мимо памятника проплывал отдыхающий люд – одни огибали кардинала-легионера по часовой стрелке, другие двигались в обратном направлении – по другому полукружью. Какой-то пострел лет 10-12 докучливо петлял около нас на самокате. При этом он чуть не сбил Брячислава с ног.

– Давай отойдем отсюда, пока этот Шумахер не задавил нас своей машиной,– сказал я.

Мальчишка отъехал в сторону, поднял голову, и смерил нас не по-детски холодным нахальным взглядом. Он был в цветастой рубахе навыпуск, с заломленной на затылок кепкой – типичный сорванец-филиппинец.

– Так что ты имел в виду, говоря о том, что, возможно, нам удастся разжиться чем-нибудь получше? – спросил я, когда мы отдалились от Дю Ришелье.

– Сверли дырку под медаль! – улыбнулся мне Брячеслав. – Я вышел на портье из отеля Шипр. У него осталась кассета, оставленная Странником. За кругленькую сумму он согласился ее мне отдать. Через сорок минут у меня с ним встреча.

– На которую ты не пойдешь,– заключил я.

– То есть? – лицо Брячеслава вытянулось от удивления.

Я спросил:

– Как ты вышел на него?

– Ну, это слишком долгая история. А через двадцать минут мне уже надо топать.

Похоже, от вынужденного бездействия он совсем потерял голову.

– Как выглядит портье?

– Да вот он,– Брячеслав вынул из кармана пиджака фотографию. – Мне удалось сделать его снимок.

На фотоснимке красовался мужчин лет тридцати, или где-то около того. Судя по всему, это был филиппинец с примесью испанской крови. Он был одет в двубортный костюм кофейного цвета. На заднем плане в кадр попала довольно миловидная женщина в лиловом жакете.

– А это кто?

– Не знаю. Возможно, просто прохожая.

– Как зовут портье?

– Филиппе Эстрада.

Я взял у Брячислава фотографию:

– Пусть пока побудет у меня. Будет совсем нехорошо, если ее у тебя обнаружат.

Несколько шагов мы прошли в глубоком молчании.

– Это подстава, дружище,– наконец произнес я. – Если ты пойдешь на эту встречу – тебе каюк.

– Не факт,– возразил Брячислав.

Прямо на нас катила коляску молодая мама, чем-то смахивающая на куклу Барби: длинные темные ресницы, кукольное личико и осиная талия. Платье, похоже, тоже было из кукольного гардероба. В ее коляске сидел кудрявый малыш – года полтора, не больше. В руках он держал пластмассовый пистолет, стреляющий мыльными пузырями.

Я хотел свернуть к скамейке в тени эвкалипта, уступая дорогу молодой мамаше. В этот момент она тоже направила туда свою коляску. Карапуз неожиданно взял меня на мушку.

– Ну вот,– улыбнулся я его маме. – Только что нас чуть не задавили, а теперь хотят застрелить.

Мамаша не отреагировала на шутку. Приблизившись к скамейке, юная леди расправила оборки своего пышного платья и присела отдохнуть. Мы с Брячеславом отошли от нее на расстояние, достаточное для того, чтобы наши слова не могли долететь до ее ушей и сели на скамью с противоположной стороны аллеи.

– Инструкция центра ясна и недвусмысленна,– сказал я. – Никакой самодеятельности, предельная осторожность.

– Знаю,– сказал Брячислав. – Но если не закинуть удочку – не поймаешь карася.

– Смотри, чтобы тебя самого не подцепили на крючок.

Брячислав отмахнулся:

– Довольно меня уже отпевать! Я еще пока не на кладбище.

– Но можешь скоро там оказаться, если пойдешь на эту встречу.

– Не факт,– снова возразил Брячислав.

– Ладно,– сказал я. – Тогда покрути шариками сам. И ты придешь к тем же выводам, что и я. Первое: когда был убит Странник? 

– Позавчера.

– А когда он передал тебе фарш?

– За день до этого.

– Как это было?

– Я подсел к нему за столик в кафе «Медный таз». И поставил у своего стула такую же сумку, что и у него. Он допил свой кофе, взял мое барахло и отчалил. А я, покидая кафе, прихватил с собой его пожитки.

– Как вел себя Странник?

– Как и обычно.

– Он не показался тебе чем-нибудь озабоченным?

– Нет. Все прошло гладко, как и всегда. Он даже не намекнул мне на то, что у него имеется еще какая-то информация. 

– Потому что на тот момент у него ее не было. Встреча с кем-то неизвестным состоялась уже после того, как он передал тебе сумку. Во всяком случае, двадцать первого, в 17 часов 15 минут в центр пришла шифровка. Причем поступила она по запасному каналу, которым Странник пользовался лишь в экстренных случаях. В шифровке он сообщил, что располагает ценной информацией категории Ч. Это сведения были столь важны, что он не доверил их эстафете и затребовал спец. курьера. А уже на следующий день он был убит. Что же произошло за это время?

– Возможно, тот, кто поделился с ним информацией, привел с собой кого-то на хвосте? – предположил Брячислав. – Они убрали Странника и унесли с собой то, что хотели.

– Я так не думаю,– сказал я.

– Почему?

– Скорее всего, Странник уже находился под чьим-то колпаком. Но сумка со сверхсекретными документами их мало интересовала. Поэтому они и позволили ей уплыть.

– В это очень трудно поверить,– сказал Брячислав. – Такой фарш должен был заинтересовать кого угодно. 

– И все-таки они пожертвовали им ради более крупной добычи. То, за чем они охотились, предоставляло для них куда больший интерес.

– Если это так, почему не прихлопнули и меня?

– По двум причинам. Во-первых, ты ничего не знал о встрече Странника с кем-то, кто передал ему информацию. Ведь она состоялась уже после того, как ты отчалил от него из кафе «Медный таз». И, во-вторых, они оставили тебя как приманку, понимая, что если Странник успел что-то сообщить в центр, должен прибыть курьер. И, на всякий случай, установили за тобой наблюдение.

– Выходит, я засветил тебя?

– Твоей вины тут нет!

Пожалуй, эти слова вырвались у меня слишком поспешно.

– Да! – с горечью молвил Брячислав. – Пора мне уже на пенсию! Ловить в пруду карасей!

Я оставил это патетическое восклицание без комментариев. Чтобы направить мысли своего друга в иное русло, я спросил у него:

– Что тебе известно об Яндексе?

– Ничего. Впервые слышу это имя. А кто это?

– Понятия не имею. Вчера, когда мы сидели в баре, мне позвонила какая-то экзальтированная дама. Она прокричала в трубку, чтобы я поскорей уносил ноги. И добавила при этом, что Яндекс шутить не станет.

– И ты не поинтересовался у нее, кто он такой?

– Не успел. Похоже, ее тут же пристукнули. А чуть позже, когда я шел к своей машине, на меня было совершено покушение. Какие-то типы на мотоцикле пытались меня пристрелить.

Брячислав тихонько присвистнул.

– Но и это не все,– продолжал я. – Отделавшись от мотоциклистов, я сел в машину и стал кататься по городу. Хвоста за мной не было. Я многократно проверялся и почти уверен в этом. И все-таки, выйдя на бульвар Сент Пауло Диего Марадона Асуньсьон, я обнаружил, что эти типы идут по моим следам. Ты помнишь капитана в белом кителе и красавицу мулатку из бара? Так вот, на бульваре я проделал один трюк: юркнул в букинистический магазин, чтоб осмотреться. И увидел оттуда, как они рыскают прямо у моего носа, словно гончие ищейки.

– Но как они могли узнать, что ты на бульваре, если слежки не было?

– Я тоже подумал об этом. И пока нашел этому лишь одно объяснение. Они установили на мою машину маячок и, найдя ее на стоянке, вышли на бульвар.

– Да,– сказал Брячислав. – Работают не дилетанты…

– Похоже на то,– согласился я.  

– И все-таки странно… Почему они охотятся за тобой – а меня до сих пор не тронули? Ведь после того, как они вышли на тебя, нужда во мне отпала. По логике вещей, они должны были заняться мной в первую очередь?

– Выжидают. Насчет тебя их пока одолевают сомнения. Вдруг центр пришлет еще кого-нибудь? Ну, они и оставили тебя в качестве насадки. Но если ты проявишь к их делам хотя бы малейший интерес – можешь сразу заказывать себе белые тапочки в бюро скорбных услуг.

– Не факт,– упрямо набычился Брячислав. – Если портье работает на них – они ликвидируют меня в любом случае. А если нет… Колесо уже крутится, не так ли? И теперь уже ничего не изменить. Скоро мы узнаем, в какую лунку выпадет шарик.

С этими словами мой друг взглянул на часы.

– Ну, мне пора.

Я понял, что переубедить Брячислава мне не удастся.

– После встречи с портье увидимся снова. Я еще пока слабо ориентируюсь в городе. Куда мне подойти?

– Держись от меня подальше,– мрачно процедил Брячислав.

– Не чуди, старина,– сказал я. – Мы идем по одной лыжне. Так, где состоится встреча?

Он посмотрел на меня напряженным взглядом. Веселья в его лице я уже не заметил.

– В квартале от отеля Шипр есть подземный переход,– сухо промолвил Брячислав. – Рядом увидишь автобусную остановку. Будешь ожидать там автобус. Я сниму с шеи лейку и пройду мимо, если почую, что что-то пошло не так. Ты же, в случае опасности, положишь в карман свернутую газету.

Он поднялся со скамьи.

– Ну, ни пуха,– напутствовал я друга.

– К черту!

Брячислав двинулся к выходу из сквера. Я сидел и тупо смотрел ему в спину. За верхушками пальм клонилось к морю остывающее солнце. Через минуту-другую молодая мама, похожая на куклу Барби, тоже поднялась со скамьи и покатила свою коляску по аллее.

 

6

– Кажется, в наши дела вмешались наблюдатели Большого Кольца,– заявил Ганли.

Янсон задумался, почесал нос острым крючковатым пальцем и сказал:

– Ну, это вряд ли. Обычно, они ни во что не вмешиваются – просто следят за тем, что происходит на планете. Да и каким образом они смогли бы пронюхать о наших замыслах?

– Для этого у них есть свои возможности,– сказал Ганли. – Так что недооценивать их я бы не стал. Они могут спутать нам всю игру.

Селениты были маленькими тщедушными созданиями – сила притяжения Луны была намного меньше земной, и это давало о себе знать. Трудно было поверить, что эти серые заморыши могут распоряжаться судьбами сильных и красивых людей; что они в состоянии влиять на ход истории прекрасной жемчужины Вселенной – живой, могучей и нежной матери-Земли. И, тем не менее, они уже не одно столетие следили холодными расчетливыми глазами за всем, что происходит на Земле. Теперь они вошли в фазу активных действий.

– Яндекс обработал огромный массив информации и выдал нам тревожный сигнал, – продолжил Ганли. – На филиппинских островах, в зоне влияния № 34/Ф, представители Кольца вошли в контакт с русским резидентом, известным под именем Странник.

– И что с того? – Янсон сдвинул плечами. – Разве до этого Наблюдатели не контактировали с землянами? Не писали им своих душеспасительных писем? Не посылали пророков? Не делились знаниями? Но люди как были прохвостами – так и остались ими на вечные времена. Такова их природа.

Произнеся этот пассаж, Янсон самодовольно улыбнулся. Его распирало чувство гордыни и своего собственного превосходства над всеми этими неслыханно эмоциональными и такими непрактичными людьми. Они бросались своей энергией, своими чувствами (которых так не хватало им, селенитам!) с расточительностью безумцев. Ну, ничего, они сумеют подогнать их всех под свою колодку! Они заставят служить невероятно богатую энергетику людей холодному интеллекту высшей расы космических господ!

– Всех своих проповедников они побивали камнями,– самодовольно потрескивая суставами пальцев, продолжал Янсон. – Ибо те обличали их мутную совесть и мешали жить так, как им хотелось. В этих… как их там…

– В грехах? – подсказал Ганли.

– Вот именно. В них, родимых. Люди не хотели верить правдолюбцам, даже когда наверняка знали, что те вещают им истину. Они не верили им раньше – не поверят и теперь. Если, конечно, информация от Наблюдателей к ним просочится. Но, надеюсь, до этого не дошло?

– Нет. Машина сработала безотказно. Контактера система ликвидировала, и сейчас подчищает хвосты. Однако настораживает сам факт, что на этот раз объектом их интереса стал не какой-нибудь там юродивый или же праведник, а резидент русской разведки! Если информация о наших замыслах дойдет до высшего эшелона властных структур Союза от такого человека, кто знает, чем все обернется? Они наверняка начнут разбираться, анализировать поступившую к ним информацию. И тогда…

– Что тогда?

– Тогда у русских может сработать инстинкт самосохранения. А у нас появится лишняя головная боль.

– Но ведь Странник ликвидирован, не так ли?

– Безусловно. Но после него могла остаться информация. И она пока не найдена.

– Так ищите!

– Ищем.

– Яндекс прощупал все контакты Странника?

– Да. Он просканировал всю его агентуру. И в поле его зрения пока попал лишь один из них, работающий под личиной фотографа. Но и тот, похоже, вне игры.

– Я не пойму тогда, в чем проблема?

– Раз уж Наблюдатели решили предупредить русских – они на этом не остановятся,– пояснил Ганли. – Они наверняка захотят повторить свою попытку и связаться с кем-нибудь еще.

– Чудесно! Проверим лишний раз Яндекса в деле. Ведь в базе его данных есть сведения практически на всех более-менее значимых землян. Он выявит проблему, проанализирует ее и сам примет оптимальное решение.

Ганли вздохнул.

– Ну? Что вас смущает еще?

– Один очень неприятный момент, босс. Кажется, русские послали к Страннику спец. курьера. Это очень шустрый парень. Боюсь, мы можем и не управиться с ним. Как бы он не опередил  нас…

– Так дайте ему по рукам!

 

7

Солнце кануло за море, и улочки Манилы объяла тьма. Во тьме светились тысячи маленьких солнц – уличных фонарей и разноцветных неоновых реклам. В центре города скопление светящихся точек более плотное, насыщенное, а к окраинам оно распадалось,  становилось все реже. Возможно, с какого-нибудь спутника эта картина могла бы напомнить космонавту Млечный Путь в миниатюре. Впрочем, я никогда не бывал в космосе, и поручиться за достоверность такого сравнения не могу.

Там, где я стою, достаточно света для того, чтобы можно было различить лица прохожих с расстояния 15-20 шагов. А стою я на автобусной остановке у подземного перехода. По его бокам горят два фонаря-тюльпана, бросающего на остановку мягкий рассеянный свет. Рядом находится киоск, в котором я купил газету: «Манильская Правда». Неоновая вывеска над ним добавляет еще несколько люкс скупого света. Дальше, за киоском, тянется тротуар вдоль магазина детских игрушек, витрины которого ярко освещены. За магазином тротуар выходит на площадь «Манильских Комиссаров» и идет вдоль обочины дороги – она тоже неплохо освещена. Так что появись на горизонте Брячислав – и я увижу его даже без прибора ночного видения. Но Брячислав не появляется. Пока не появляется. Я уже пропустил не один автобус, делая вид, что опять подошел не мой номер – а моего друга все еще нет. Так что мне остается лишь одно – дышать свежим манильским воздухом.

Да! Просто торчать тут и дышать воздухом Манилы! Зная, чем может обернуться встреча Брячислава с ночным портье!  Занятие, скажу я вам, не из приятных. И сейчас мои нервы натянуты, как троса башенного крана, на которых висит многотонный груз.   

Понятно, в ожидании друга я не вешаю себе на голову красную мигалку и не становлюсь под фонарь, чтобы меня можно было увидеть за километр. Я выбираю местечко в тени газетного киоска с его боковой стороны. Отсюда неплохо просматривается площадь с монументальной экспозицией героических комиссаров. А через дорогу, на углу следующего квартала, видны огни отеля «Шипр». 

Люди на автобусной остановке постоянно меняются, как карты в колоде – одни заходят в городской транспорт, а другие выходят из него и идут по своим делам. И пока я не заметил вокруг себя ничего подозрительного. Однако это еще не говорит о том, что наблюдения за мной нет.

Наконец, около половины девятого, появляется Брячислав! Он идет по тротуару вдоль площади Манильских Комиссаров неспешной походкой гуляющего человека, которую я могу отличить среди тысяч других. Одну руку он держит в кармане пиджака. На груди у него висит фотоаппарат – значит, все идет нормально. 

Я вижу, как Брячислав приближается к магазину детских игрушек. Но не спешу бросаться ему навстречу и заключать в свои объятия. Пусть пройдет мимо, а я проверю, нет ли за ним хвоста.

Я делаю ленивое движение к урне и опускаю в нее газету. Брячислав скользит по мне равнодушным взглядом и топает дальше. В этот момент в поле моего зрения попадает молодая мамаша, похожая на куклу Барби. Она катит коляску навстречу Брячиславу. В люльке сидит полуторагодовалый розовощекий малыш. В пухленьких кулачках он держит пластмассовый пистолет – из тех, что стрелюют мыльными пузырями. Неожиданно малыш поднимает игрушку, нацеливает ее на Брячислава и нажимает на курок. Вместо мыльного пузыря из ствола вылетает маленькая, как жало пчелы, искорка. Я бы не заметил ее, если бы не смотрел прямо на пистолет. Жало вонзается Брячиславу в горло. Он хватается за укол рукой и медленно оседает. Я бросаюсь к другу. Он с хрипом падает на тротуар, и на его губах появляется пена. Я склоняюсь над телом друга. Скрученными пальцами он выдергивает из кармана какой-то предмет и сует его мне в руку. Я незаметно прячу предмет в рукав и распрямляюсь. Надо мною уже начинают толпиться прохожие. Слышен чей-то возглас:

– Что с ним?

Я щупаю его пульс. Он уже не прослушивается. Я поднимаю голову и вижу удаляющуюся спину молодой мамаши. Она катит свою коляску по тротуару вдоль площади Манильских Комиссаров.

– Не знаю,– говорю я. – Сердечный приступ, наверное. Может кто-нибудь вызвать врача?

С этими словами я встаю. Мой друг лежит передо мной на тротуаре, неуклюже подогнув под себя левую ногу. Еще полминуты тому назад он был жив-здоров, но теперь я уже ничем не могу ему помочь.

Я отхожу от бездыханного тела, около которого начинает смыкаться кольцо зевак. Затем опускаю руку в карман пиджака и легким движением кисти вытряхиваю туда предмет, переданный мне Брячиславом. 

– Пропустите! Пропустите врача! – слышу я за своей спиной возбужденный женский голос.

В такой ситуации любому человеку свойственно проявить некоторое любопытство. И я – не исключение. Я оборачиваюсь и бросаю быстрый взгляд через плечо. К Брячиславу приближаются санитары с носилками. Рядом с ними идет уже знакомая мне мулатка из бара. Правда, на этот раз она сменила вечернее платье на халат врача. Но и  в нем – как успевает отметить мой цепкий взор – она выглядит совсем неплохо.

В этот момент к остановке подходит автобус, и я, не мешкая, вхожу в него. Две или три остановки я проезжаю в неком затмении.

Младенец, стреляющий из игрушечного пистолета смертельными иглами! Эта картина настолько потрясает меня, что я временно теряю способность шевелить шариками в голове.

Словно робот-автомат, я схожу на одной из остановок и бесцельно бреду по улице. Если за мной и ведется наблюдение – сейчас я не в силах его обнаружить. Наконец самообладание возвращается ко мне, и я начинаю потихоньку крутить свои шариками. Минут десять я гуляю по городу и верчу шариками и так, и этак. Но из этого ничего толкового не выходит.

На одной из улиц я замечаю телефон-автомат и, подойдя к нему, бросаю в прорезь жетон. Затем набираю номер.

– Алле? Это бюро проката машин? – спрашиваю заплетающимся языком, подделываясь под голос пьяного человека.

– Да. 

– Это говорит мистер Мягкофф… Вы понимаете, какое дело… Я брал у вас тачку. Ну, в общем, тут такая история, что я сейчас не рискую сесть за руль. Мы это… мы с приятелем того… хватили лишку… Так что не могли бы вы сделать нам такое одолжение, и забрать машину со стоянки?  А то я боюсь, что на первом же перекрестке меня остановит патруль…

На другом конце провода прерывают мои словоизлияния и спрашивают, какой марки машина и где она. Я сообщаю необходимые сведения и вешаю трубку. Потом смотрю на часы. Девять часов двенадцать минут. До отхода моего поезда остается около сорока минут. Я ловлю такси и прошу отвести меня на железнодорожный вокзал. Таксист доставляет меня туда через пятнадцать минут. У меня в запасе остается еще достаточно времени, чтобы забрать из камеры хранения сумку со сверхсекретными документами и сесть на брюссельский поезд.

 

8

Я лежу на верхней полке и кручу шариками в голове. Но от этого нет никакого проку. Мои шарики крутятся на холостых оборотах, и их КПД почти равен нулю.

А поезд летит в черной ночи, унося меня от Манилы, от капитана в белом кителе, от стрелков-мотоциклистов с перчатками в желтых крагах, от красавицы мулатки и от молодой мамаши, похожей на куклу Барби с младенцем-киллером в коляске… Иногда я проваливаюсь в чернильный омут и начинаю видеть там странные грезы. И я никак не могу взять в толк, происходит ли все это со мной во сне, или же наяву.

Для сна картины слишком яркие. Слишком отчетливые. Слишком реальные. Но для действительности они чересчур уж фантастичны, и это ставит меня в тупик.

Картины меняются с калейдоскопичной быстротой – разве такое возможно в реальности? Но если это не явь – то, что же тогда?

В моих видениях Брячислав живой.

Он сидит на скамье, откинувшись на ее деревянную спинку и забросив руки на голову, как это делают спящие дети. На груди у него висит Лейка. Он смотрит зачарованным взором, как за верхушки пальм погружается остывающее солнце, и его лицо со смешным носом-уточкой освещено умиротворенной улыбкой. Он совершенно не похож на шпиона. И его американское кепи с длинным синим козырьком, никак не может меня обмануть.

– Послушай, дружище,– говорю я Брячиславу,– какой из тебя грек? Ведь у тебя на носу написано, что ты обыкновенный мужик из Рязанской губернии.

– Ничего подобного,– возражает мне Брячислав. – Я – Тодоракис Папаракис. И мои родители были чистокровными греками. Среди греков, к твоему сведению, тоже бывают блондины.

А потом я вдруг оказываюсь с ним то ли в баре, то ли в летнем кафе «Медный таз». Я вижу, как песчаный берег лижут волны синего моря, и как высокие пальмы машут мне своими верхушками, словно гигантскими опахалами. За соседним столиком сидит красавица мулатка в сиреневом жакете. Она смотрится в маленькое зеркальце и пудрит себе нос. Из туалета выходит капитан торгового флота в белом кителе. Он усаживается за свой столик и начинает потягивать виски. К нам катит коляску молодая мамаша, похожая на куклу Барби. В ней сидит розовощекий младенец. В пухлых кулачках малыша зажат пластмассовый пистолет – из тех, что стреляют мыльными пузырями.

– Смотри, какой чудесный малыш,– говорит мне Брячислав.

И тут младенец наводит на меня пистолет и нажимает на курок. Из ствола вылетает маленькая желтая искорка, похожая на жало пчелы, и впивается мне в горло. Я хватаюсь рукой за укол, и в глазах у меня темнеет, и я падаю на пол и… просыпаюсь в холодном поту. 

А поезд летит в черной ночи…

Я тупо смотрю в потолок  и слушаю, как стучат колеса вагонов. И, под монотонный перестук колес, я снова погружаюсь в чернильный омут. И мое сознание снова плавает в этом омуте, растворяясь в ночи. И ко мне снова приходят видения. И я вижу в них Брячислава, и Странника, и Му…

Их образы всплывают и гаснут в моем сознании. И я слышу их голоса, но смысл их слов почему-то все время ускользает от меня.

И я вновь просыпаюсь. И сквозь раздвинутые занавески на окнах я вижу бледную полосу занимающегося рассвета. А колеса без устали поют мне свою бесконечную песнь. И я переворачиваюсь на другой бок, пытаясь еще немного поспать – к обеду я буду уже в Брюсселе.

 

***

– Господин Куаро?

– Да.

Мужчина смотрит на меня выжидающе. На его крючковатом носу – очки в недорогой пластмассовой оправе. За ними – внимательные карие глаза. Господин Куаро сухощав, немного выше среднего роста, и на его голове растет шевелюра непослушных рыжеватых волос с проблесками седины. Одет он по-домашнему – в спортивные темно-синие брюки и желтую кофту, которую связала ему, вероятно, еще его прабабушка.

– Я от тети Эльзы,– сообщаю я.

– А! – кивает господин Куаро, и на его лице появляется понимающая улыбка. – Так вы ее племянник, Моррис?

– Он самый.

Этот разговор происходит на лестничной площадке у двери в квартиру господина Куаро. Ее хозяин с энтузиазмом трясет мне руку.

– Рад! Очень рад вас видеть!

Он распахивает дверь и делает приглашающий жест рукой:

– Проходите.

Я переступаю порог в жилище господина Куаро, и он тут же закрывает за мной дверь на задвижку.

– Ну, как добрались? – интересуется хозяин квартиры.

– Спасибо, хорошо.

– А как там тетушка Эльза?

– Нормально. Если не считать того, что ее по-прежнему мучают приступы ревматизма. Она шлет вам привет и просит позвонить ей на следующей неделе.

Господин Куаро с удовлетворением кивает головой. С формальностями, похоже, улажено, и улыбка сползает с его лица так же внезапно, как и появилась.

– Вы один? – на всякий случай интересуюсь я.

– Да,– вздыхает господин Куаро. – Уже 12 лет…

Из прихожей мы попадаем в комнату. Она обставлена скромно, но со вкусом. Везде царят чистота и порядок – сразу видно, что господин Куаро человек старой закалки.

Я опускаю на ковер сумку из кожи канадского носорога.

– Это надо передать в центр.

– Понятно,– господин Куаро бросает беглый взгляд на пулевые отверстия в сумке, но не задает мне вопросов. Он знает, что лишние вопросы в нашем деле вредны для здоровья и абсолютно ни к чему не ведут.

Бельгиец уносит сумку со сверхсекретными документами в другую комнату и вскоре возвращается опять.

– Что-нибудь еще?

– Да. У вас есть магнитофон?

Магнитофон у господина Куаро находится в этой же комнате. Он стоит на тумбочке орехового дерева, и я задаю ему этот вопрос просто ради проформы.

– Я бы хотел послушать одну пленку,– поясняю я. – Где бы я мог это сделать?

– Здесь,– господин Куаро указывает на кресло рядом с магнитофоном. – Вы можете воспользоваться наушниками, а я уйду в другую комнату. И, таким образом, ничего не услышу.

Приятно иметь дело с людьми, которые понимают тебя с полуслова и не задают лишних вопросов.

– Отлично,–  я усаживаюсь в кресло.

Господин Куаро приносит мне наушники и покидает комнату. Я достаю из кармана предмет, переданный мне Брячиславом. Это – обыкновенная магнитофонная кассета. Я вставляю ее в магнитофон, подключаю к нему наушники и, надев их на уши, нажимаю на кнопку воспроизведения звука.

Сперва слышно потрескивание и шипенье, а затем раздаются слова, произносимые знакомым мне голосом на русском языке.

 

Это мое прощальное послание, братишка. Если ты слушаешь его – значит, меня уже нет в живых. Значит, они добрались до меня. И они придут за тобой, если поймут, что ты проявляешь интерес к их делам. Они уберут всякого, кто попытается узнать о них правду. 

У меня слишком мало времени, старина, ведь эти типы дышат мне в затылок. Они – нигде и повсюду, и от них невозможно ускользнуть. Поэтому – к делу!

То, что я тебе сейчас сообщу, может показаться тебе бредом. Но не спеши с выводами, старина. Только не спеши с выводами. Ведь я стою на пороге вечности. И людей не отправляют на тот свет просто за то, что они несут всякую чушь.

Дело скверное, старина. Очень скверное. Дело такого рода, с которым нам еще не приходилось сталкиваться. И оно касается всех землян. Но, прежде всего, оно касается нашей с тобой отчизны.

Старик! Я получил предупреждение об угрозе, которая исходит от инопланетян! Только не подумай, что я спятил. Только не подумай этого, старик. Гони от себя эту мысль, старина. Если ты решишь так – ты совершишь большую ошибку.

Так вот, опасность исходит от селенитов. Это – крайне рациональные существа с высоким интеллектом. Маленькие серые гуманоиды, возомнившие себя богами. Они обосновались на Луне и вошли в сговор с Американским правительством.

Старик! Ты когда-нибудь видел, как летит стая грачей в каком-то одном направлении, а затем, точно повинуясь некой команде, вдруг делает крутой разворот, меняет курс, и летит уже в другую сторону?

А теперь представь себе такую картину: живет страна. В этой стране нет ни безработицы, ни наркомании, ни нищих. Работают детские садики, санатории, фабрики и заводы. И вдруг, в одночасье, на большую часть граждан этой страны находит затмение. И люди делают, как эти грачи, крутой поворот. Они отказываются жить в мире и благополучии и начинают своими руками крушить то, что создавалось не одним поколением их предков. И причем нигде нет ни Гитлера, ни Чингиз хана, никто не идет на них войной.

Ты думаешь, я спятил?

Нет.  Я в здравом уме и в твердой памяти, старина. И потому я прошу тебя отнестись к моим словам со всей возможной серьезностью!

Селениты – не плод моей фантазии. Они реально существуют! Они достигли огромных успехов в науке и технике. Они способны делать роботов, в точности похожих на людей. Эти роботы, управляемые с Луны, с течением времени займут все ключевые посты в Америке, России, Европе, а затем – и в афро-азиатских странах.

Кроме того, селениты способны копировать живых людей, закладывать в них свои программы и манипулировать ими по своему усмотрению. Они обладают исчерпывающей информацией почти о каждом человеке на нашей планете! У них есть устройства, с помощью которых они в состоянии влиять на сознание людей. И это – не фантастика, старина, не роман Герберта Уэльса. Не подумай так, старик. Потому что, пока мы будем доверчиво хлопать глазами и говорить друг другу: «Такого не может быть!» – с нами произойдет то же самое, что и с коренными американцами в эпоху колонизации их страны белым отребьем.

Наша Земля богата всем – и недрами, и своей живой природой. А Луна мертва. Люди импульсивны и любознательны, как дети. Селениты же от колыбели похожи на маленьких уродцев. Им нужны и наши недра, и наша молодая кровь, чтобы впрыснуть ее в свои дряхлеющие вены.

Если их манекены внедряться в наши правительства – нам кранты! Мы будем против них, все равно, что американские индейцы со своими копьями и стрелами против злого белого дьявола с пушками и ружьями. Но только на этот раз все будет не так явно, не так грубо. Партия будет разыграна тонко и хитроумно, как в шахматах.

Селенитам ведь не надо бросать бомбы и без крайней на то нужды стрелять в людей. А зачем? Они способны переменить наше сознание так, что мы и сами станем делать то, что нам велят. 

Старина! Мы уже подошли к краю! Смотри, что может быть! Предатели вдруг станут героями. Им поставят памятники, их портреты напечатают на денежных знаках. А героев оплюют и обольют грязью. Рабочие выйдут на манифестации и потребуют от правительства, чтобы их фабрики и заводы как можно скорее отдали ворам и проходимцам. На месте детских садиков и школ возведут притоны и казино. Проститутки и жулики станут героями нового времени. Из неведомых тараканьих щелей повыползают левые проповедники и сектанты. Страна потонет в бандитских разборках. Станут расти, как грибы после дождя, гадалки и колдуны. Каждый будет терзать плоть своей матери-родины, стараясь урвать кусок пожирней, а кто этого делать не будет, тот станет нищим. Советский Союз расколется на множество осколков, и в каждом из них воцарится свой батька Махно. А бравые американские парни, воспользовавшись неразберихой, начнут бомбить мирные страны, уничтожать древние святыни и памятники мировой цивилизации, пытать в своих казематах граждан других государств. Они протянут щупальца своих военных баз во все точки земного шара, опутают ими весь мир. И всем этим процессом будут управлять с Луны такие себе неприметные заморыши-селениты. Ты думаешь, это фантастика, это роман Герберта Уэльса?

Нет, старина. Это – наше ближайшее будущее, если мы будем сидеть, сложа руки.

Но – что же делать?!

Старик! К счастью, на нашей планете есть и иные представители внеземного разума. И, по всей  видимости, они желают нам добра. Как бы то ни было, они вошли со мной в контакт и передали мне неоспоримые доказательства того, что замышляют селениты. Так что сомнений в их правоте у меня нет никаких.

Сейчас мне некогда говорить тебе о моем контакте с Наблюдателями – дорога каждая минута! Да это уже и не суть важно! Главное – в другом!

Представь себе гитлеровскую Германию накануне второй мировой войны. Фашистский генштаб разработал план «Барбаросса». Он уже утвержден Гитлером, и в самое ближайшее время фюрер намерен начать свой Блиц-криг. И вот, перед самой войной, планы германского генштаба попадают в руки нашему разведчику. В них есть все – и направление главных ударов, и общая стратегия военной компании. И подобные планы сейчас в моих руках! Но только планы эти – куда страшнее нацистских, со всеми их крематориями и Бабьими Ярами. Потому что даже и после победы фашизма Человек на Земле все-таки не был бы искоренен как вид. А Селениты хотят всех нас сделать некими Големами.

Короче! Я нахожусь под прицелом у Яндекса! А это – покруче любого Абвера и ЦРУ, поверь мне! Как они пронюхали насчет моей встречи с Наблюдателями – этого я уже не узнаю никогда. Да только нутром чую, что они идут за мной по пятам. И вряд ли я доживу до утра.

В общем, такие дела, старина. Такие дела… Сейчас ко мне должен явиться ночной портье, и я  передам ему магнитофонную запись, а также информацию Наблюдателей. Она – на двух компьютерных компакт-дисках. Портье зовут Филиппе Эстрада. Он не знает русского языка – так что для него наша речь все равно, что китайская грамота для таких, как мы с тобой.  Не знаю толком, что он за человек. Но, похоже, он не из тех, кто любит трепать зыком. Как бы то ни было, я вынужден довериться ему. Другого выхода у меня просто нет.

Так вот, Эстраде я отвалю кругленькую сумму. И растолкую ему, что он должен передать информацию белокожему фотографу. Я пригрожу ему, что если он вздумает финтить, то будет иметь дело с Коза-Нострой. Это, конечно, блеф. Но, надеюсь, это сработает.

Ну, все, старик! Уже стучатся в дверь. Надеюсь, это Эстрада.

Ни пуха тебе…

 

Прослушав магнитофонную запись, я откинулся на спинку кресла и погрузился в раздумье. Я просидел в кресле, не шелохнувшись, минут пять. Затем перемотал ленту и прослушал запись еще раз. После чего просидел неподвижно около двух минут. Затем снял наушники, выключил магнитофон, извлек оттуда кассету и позвал господина Куаро.

– У вас есть роман Оноре де Бальзака «Утраченные иллюзии?» – спросил я его, когда он появился в комнате.

Кажется, господин Куаро только и ожидал этого вопроса. Он подошел к книжной полке, взял оттуда книгу в толстом коричневом переплете и протянул ее мне.

– И еще два-три листка бумаги.

Я получаю бумагу, кладу листки на книгу французского классика, и начинаю писать донесение Му. Это занимает у меня минут сорок. Потом открываю роман на странице 447 и, известным лишь мне и Му способом, зашифровываю сообщение.

– А нет ли у вас еще такого объемного конверта, в который я мог бы положить документы?

Оказывается, и такой конверт у господина Куаро тоже имелся. Запасливый он человек, этот господин Куаро. Я вкладываю в конверт паспорта и водительские права на имена мистеров Браухмана и Мягкоффа. Туда же я засовываю магнитофонную кассету, свое донесение и фотографию Филиппе Эстрады, полученную от Брячислава. Затем заклеиваю конверт и протягиваю его хозяину квартиры.

– Это следует срочно передать в Центр.

Господин Куаро кивает мне и куда-то уносит конверт, как ворона кусок сыра. Пока он отсутствует, я сжигаю в пепельнице не зашифрованный черновик донесения. Затем господин Куаро появляется вновь и смотрит на пепельницу, в которой лежит зола, с таким видом, как будто он ожидает, что из нее сейчас вылетит птица Феникс. Но птица феникс не вылетает.

– Что-нибудь еще?

– Да. Я хотел бы получить то, что причитается сэру Стоуну.

Бельгиец приносит новый конверт. Я вскрываю его и достаю оттуда паспорт на имя некоего сэра Герберта Стоуна. Вместе с паспортом в конверте оказываются водительские права на то же имя, а также крупная сумма денег в фунтах стерлингах и другой валюте. Я прячу все это во внутренний карман своего пиджака и прощаюсь с господином Куаро.

Ничего не поделаешь, придется работать по новой легенде!

Продолжение 2