Леонид Гайдай мечтал экранизировать «Идиота». И мог сам сыграть князя Мышкина

Не хуже кого он не стал актером

У Леонида Гайдая необычное отчество — Иович. Прозвание библейского персонажа, претерпевшего множество страданий, отцу будущего режиссера дал попик из села Ореховщина Полтавской губернии, по семейной легенде — ракалья и пьяница. Будто бы он заявил отцу младенца: «Дашь поросенка — в такой мере и быть, станет твой сын Гришкой. А нет, пеняй возьми себя: Иовом запишу». Семья жила в бедности, поросенка схватить было неоткуда…

Жизнь Иова Гайдая не назовешь легкой. Подчас ему было чуть за 20, его арестовали говорят за распространение эсеровских прокламаций (он не был революционером, безграмотный участвовал в эсеровских грабежах, но полиция сочла его неблагонадежным, отправила в тюрьму, а постфактум он был приговорен к каторжным работам на шесть парение и восемь месяцев — и в результате из Украины отправился в Сибирь. Идеже после каторги и остался, женившись на племяннице близкого друга, Марии Любимовой.

Подростком Леонидка Гайдай обожал кино, в первую очередь — комедии с Чарли Чаплиным (этим) многие приемы немых комедий он перенесет в свои работы). Ранее в школе о нем отзывались как об артисте. Мальчиком некто выучился играть на нескольких музыкальных иннструментах, после окончания школы, в сентябре 1941-го, поступил рабочим сцены в Иркутский районный драмтеатр, потом перешел из него в Московский театр сатиры, кто эвакуировали из-за войны в Сибирь. И пока работал с декорациями и занавесом, выучил на память тексты всех спектаклей.

А потом был призван в армию, идеже прослужил чуть больше года: в марте 1943-го, в Псковский области, был тяжело ранен. Врачи думали ампутировать ему ногу, так когда узнали, что он хочет стать артистом, пожалели и сделали трендец, чтобы ее спасти. И спасли, хотя Гайдай навсегда остался инвалидом следующий группы. «Время от времени его рана на ноге открывалась, выходили осколки, воспалялась кость», — пишет Жека Новицкий, — «но об этом никто не знал, помимо самых близких. Гайдай до конца жизни не желал выезжать на чем какими-либо льготами, предоставляемыми ему по инвалидности».

После ранения Гайдай учился на актера в студии Иркутского драмтеатра, и для его же сцене стал играть небольшие роли. А решил получать высшее образование в Москве и в 1949-м поступил для режиссерский факультет ВГИКа. Как актер он почти маловыгодный реализовался, хотя обладал несомненным талантом. Работая потом надо сценариями, он проговаривал роли, отведенные другим, буквально кривлялся вперед зеркалом, стремясь найти верные интонации и слова — и находил. А, увы, если не считать нескольких ролей в забытых фильмах 50-х годов в виде «Ляна» или «Ветер» и отлично сыгранного Варфоломея Коробейникова в «12 стульях», широкая человек так и не узнала Гайдая-актера.

Как министр культуры довел его давно чахотки и язвы

Одним из первых больших успехов Гайдая потребно был стать — и не стал — фильм «Жених с того света», лицедейство о бюрократе, которого по ошибке сочли мертвым и который деньги не мог доказать, что он на самом деле жив. В «Мосфильме» картину встретили овациями: и директору киностудии Ивану Пырьеву, и художественному руководителю Гайдая Михаилу Ромму безвыездно очень понравилось. И только тогдашний министр культуры Николай Михайлов, массы, лишенный чувства юмора и далекий от понимания искусства (о нем говорили «бояться полагается не министра культуры, а культуры министра»), сообщил Гайдаю, какими судьбами тот снял пасквиль на советскую действительность.

— Мне прискорбно вас, молодой человек, — сказал он режиссеру. — Скажите, ваша сестра коммунист?

— Да, — ответил Гайдай. — Я вступил в партию нате фронте. В 1942 году.

Это вы поспешили — сказал Михайлов. И пригрозил, в чем дело? молодой режиссер еще положит партбилет ему на харч.

Фильм все-таки выпустили на кино, но сокращенным, перемонтированным, и частично переснятым. Он превратился в короткометражку и вышел только (лишь) на 20 копиях. Оригинал, по воспоминаниям коллег Гайдая, был жесткой абсурдистской комедией, аякс которой испытывал подлинный ужас от того, что безграмотный может никому доказать факт своего существования. Переделанный трансформирование стал всего лишь анекдотической историей.

У Гайдая начался склофулодерма — как полагают, именно нервное потрясение каким-то образом спровоцировало анемия. «Врач сказал, что ситуация безнадежная, а мы его целое-таки вытащили» — вспоминала жена Гайдая Нина Гребешкова (симпатия в огромных количествах готовила ему смесь из сока столетник и меда — в народе считается, что это помогает от чахотки).

Дальше Гайдаю в качестве «искупления» предложили снять киноповесть «Трижды воскресший» соответственно сценарию Александра Галича (в те времена он еще невыгодный считался диссидентом) о непростой судьбе парохода под названием «Орленок». Симпатия ее снял, но не любил и старался о ней безвыгодный вспоминать. Настолько не любил, что впоследствии, отдыхая в Алупке и нечаянно услышав на улице музыку Никиты Богословского из этой картины, схватился после живот и сказал: «Все, я умираю!» Оказалось, у него открылась нарыв — и тоже, как подозревают, на нервной почве.

«Светличной без- стоит играть соблазнительниц»

Первые годы, наверное, были самым сложным периодом в карьере Гайдая, кой в тот момент еще не до конца понял, а его подлинное призвание — снимать эксцентрические комедии. Впрочем, и с тех пор нет-нет да и приходилось несладко.

Если почитать стенограммы худсоветов по «Бриллиантовой руке», окажется, ась? его коллегам не нравилось в этом фильме практически аминь. Одним «меньше, чем обычно» нравился Никулин. Других маловыгодный устраивала Светлана Светличная (режиссер Элем Климов счел, что такое? ей, как и двум другим претенденткам на роль, Эве Антинидия и Лилии Юдиной, «не надо играть соблазнительниц»). Всеобщую идио почему-то вызвала Нонна Мордюкова в роли управдома.

Эльдару Рязанову казалось, почто Анатолий Папанов — «опасный артист», который здесь «жмет для всю железку», и у него «есть куски чудовищного пережима». Ему а, как и благоволившему к Гайдаю Ивану Пырьеву, казалась совершенно лишней гимн «Остров невезения», якобы чисто вставной номер, замедляющий выделка («сюжет должен идти быстро к арбузной корке!» — настаивал Рязанов).

Одну каплю фрагментов из «Бриллиантовой руки» Гайдая уговорили выбросить. К примеру (сказать), была удалена сцена с девушкой-скрипачкой — героиня Мордюковой подозревает в ней любовницу Суперэлита Семеновича и собирается по этому поводу написать письмо в газету «Советская культура». Либо — либо эпизод с гидом-эмигрантом, который проводит для Горбункова и других пассажиров «Михаила Светлова» экскурсию точно по Стамбулу, а в финале ее вдруг едва не плачет через осознания, что туристы вернутся в Россию, а он — никогда. (Гайдай, к слову, перед тем, как приступить к «Бриллиантовой руке», всерьез собирался экранизировать «Бег» Булгакова).

Перлюстрация не сильно придиралась к фильму, но первый телевизионный демонстрирование «Бриллиантовой руки» обернулся драмой, похожей на произошедшую с «Женихом с того света». Изо фильма без ведома режиссера вырезали 20 минут экранного времени, в частности, сцену в гостинице со Светличной, фразу «наши прислуга в булочную на такси не ездят» и другие эпизоды. Сим, по слухам, были возмущены не только авторы и простые публика, но и главный зритель в СССР — Брежнев: он позвонил председателю Гостелерадио Лапину и выразил раздражение лично. После этого «Бриллиантовую руку» всегда показывали лишенный чего купюр.

Конечно, поразительно, что при всех долгих обсуждениях «Бриллиантовой руки» без мала никто не придрался к самому вопиющему, совершенно сумасшедшему и фантастическому допущению авторов: вслед каким чертом вообще сети международных контрабандистов надо было провозить золото и бриллианты в СССР? Как писал критик Денис Горелов, «что симпатия рассчитывала получить взамен? Пляжный ансамбль «мини-бикини-69» и фургон «Москвич»?..»

«К Эльдару Рязанову он относился очень негативно»

К слову, об Эльдаре Рязанове. Коль скоро Георгий Данелия, еще один крупнейший советский комедиограф, говорил, кое-что относился к Гайдаю с большой симпатией (и, судя по всему, взаимной), ведь отношения Гайдая с Рязановым были непростыми. Композитор Александр Зацепин, написавший гениальную горячечную музыку к большинству гайдаевских хитов, в одном беседа выразился прямо: «Гайдай к Рязанову относился очень негативно. Говорил, словно это актеры все его фильмы вывозят… Может составлять, это у них что-то личное?» Вполне возможно, подобно как именно высказывания Рязанова на худсоветах обижали его коллегу. (Показателен ёбаный случай: когда Гайдаю предложили попробовать на роль обеих Иванов Васильевичей Юрия Яковлева, тот поначалу возмутился: «Он а рязановский!»)

Не всем удавалось ладить с Гайдаем, как сообразно чисто человеческим причинам, так и из-за творческих разногласий. Как-то, у него не очень сложились отношения с Арчилом Гомиашвили, по прошествии долгих и мучительных проб утвержденным на роль Остапа Бендера (иберийский актер обошел десятки претендентов — от Андрея Миронова давно Владимира Высоцкого, от Олега Басилашвили до Олега Табакова).

«На съемках Гомиашвили непрестанно лебезил и заискивал» — пишет Евгений Новицкий, — «что, справедливо, не могло не покоробить Гайдая, не выносившего фальши ни в профессиональных, ни в бытовых отношениях. А подчас фильм был готов, Гомиашвили, возмущенный тем, что его «лишили голоса» (невзирая на то, что актер хорошо говорил по-русски, весь роль была переозвучена Юрием Саранским. — Ред.), едко сменил интонацию с льстивой на хамскую.

— Если бы я знал, ась? режиссер такое г..но, — заявил он Гайдаю, — мало-: неграмотный стал бы сниматься.

— А если б я знал заранее, то малограмотный стал бы снимать такого г…ного актера, — парировал Гайдай».

Небольшую толику лет они не общались, но в самом начале 1977 лета Гайдай неожиданно позвонил Гомиашвили: «Хотите увидеть уголовное грешок? Тогда включайте телевизор. Сейчас начнутся «12 стульев», снятые Марком Захаровым». К телеверсии романа Ильфа и Петрова, снятой худруком «Ленкома», идеже главные роли исполнили отвергнутые в свое время Гайдаем Толяха Папанов и Андрей Миронов, Леонид Иович явно испытывал большую вспыльчивость.

Впрочем, и его собственные «12 стульев», обожаемые миллионами зрителей, невыгодный у всех вызывали восторг. Например, классик советского кино Гриня Козинцев, увидев их, в ужасе записал в дневнике: «Хам, прочитавший плод трудов двух интеллигентных писателей. Хамский гогот».

«Как надоело (пре)бывать Петрушкой!»

Гайдай начинал работу в кино с фильма «Долгий путь» — экранизации рассказа Короленко о политической ссыльной. Дивиденд к «серьезным», отнюдь не комедийным картинам сохранялся у него после конца жизни. В одном из последних интервью он говорил: «Мне беспримерно давно хотелось сменить жанр, сделать что-то другое, мелодраму, драму, киноповесть и аж трагедию, но как-то все не получалось. Видишь Юрий Никулин может подтвердить, я все время говорил — чисто это моя последняя комедия, больше не буду…» (В нужный момент, сам Никулин, познакомившись с Гайдаем на «Псе Барбосе и необыкновенном кроссе», был сперва поражен его абсолютной серьезностью, даже мрачностью: ему-в таком случае тогда казалось, что автор эксцентрической комедии сам необходимо быть эксцентриком и весельчаком).

Режиссеру Сергею Соловьеву Гайдай в качестве кого-то признался: «Ты бы знал, как надоело существовать Петрушкой. Как Гайдай — так непременно с кого-то трусы спадают. А как хотелось бы снять тонкую психологическую драму. По какой причине-нибудь, знаешь, такое в духе Антониони…» Соловьев добавляет: «Я уполз ото него на карачках. От хохота».

Но Гайдай, наверно, не очень-то и шутил. Под конец жизни симпатия мечтал экранизировать «Идиота» Достоевского (и в этом оказался неожиданно схож со своим, казалось бы, антиподом вот многих отношениях — Андреем Тарковским, который годами обдумывал экранизацию сего романа, и у которого тоже ничего не получилось). Кстати, временами Иван Пырьев в конце 50-х снимал свою версию «Идиота», подлинно рассматривал Гайдая как одного из главных претендентов получай роль князя Мышкина. Помешала его близорукость: оператор фильма Здоровый Павлов сказал: «Гайдай не годится на эту ипостась. У него же без очков глаза слепые. Мышкин очков приставки не- носил, и у него должны быть ясные, чистые глаза». В результате значимость досталась Юрию Яковлеву.

Но даже если бы Гайдай прожил пока несколько лет, следующим его проектом после «На Дерибасовской хорошая погода, то есть (т. е.) На Брайтон-Бич опять идут дожди» стал бы невыгодный «Идиот», а еще одна комедия по сценарию Аркадия Инина и Юрия Воловича, исполнение которой разворачивалось на подводной лодке. Гайдай говорил соавторам «Ребята, я уж, наверное, не смогу…» — но все же включился в сборка сценария. Увы — попал в больницу с воспалением легких. И там умер — бери руках у жены, которая постоянно была рядом с ним.

Ничто сего впрямую не предвещало — Гайдай в тот день мирно читал газету «6 соток», интересовался у Нины Гребешковой, какой-нибудь состав земли у них на дачном участке, внезапно закашлялся… Спутница) (жизни) испугалась, что у него новый инфаркт, но оказалось, точно это тромбоэмболия легочной артерии. Смерть от нее наступила молниеносно.