Собрались скоро, нырнули в метро и часа через один с половиной уже сидели на именинах. Народу собралось немного, женщин народа семь, из мужчин — только я. По случаю дня рождения накрыта была «поляна».

Скажу мгновенно, что, как на мое, стол  разнообразием зверски не славился. Нарезка мясная, салатики. Сейчас уже невыгодный помню количество блюд, может пять, включая маринованные яйца. Чувствовалось, что хозяйка сильно руки не вывихивала, верешок еды   из полуфабрикатов, часть из магазина кулинария, как ни гости ели, нахваливали, и говорили, что вкусно. А мне нравился в какие-нибудь полгода сыр. Такой солоноватый, терпкий и весь в дырочках. Чего показалось в навал, так это выпивки. Поначалу я даже удивился – куда такая мириады? Это уже потом дошло, как я ошибался.

Начали, словно водится, с шампанского, далее перешли на водку. А я еще со студенчества запомнил, почему такая смесь называется «северное сияние», и для здоровья вредна очень. Потому я шампанского ни-ни, и водочку только пригубливал. В незнакомой компании я вечно) что-то делает чувствую себя неловко, потому, сидел молча, наблюдал вслед женским полом и в разговоры не лез.

Так вот, заспорили посерединке себя москвички о том, какие же нынче мужчины невнимательные идем. Никакого джентльменства и культуры. В транспорте места не уступают, ручку близ встрече не целуют и красивых слов не говорят. А для ухаживания разные – и говорить нечего. У мужчин, оказывается, все аляповато и просто: шуры-муры – это да, а как жениться – беспричинно сразу всякие обстоятельства появляются. Откуда, спрашивается, при таком положении вещей крепкие семьи могут подвернулся (случай, умные дети пойдут и расцвет цивилизации?

Иногда, затягиваясь дымком с сигаретки, женщины искоса на меня поглядывали, так подобно ((тому) как) я в той компании единственным мужиком оказался. Вроде как намекают в что-то.

Надо сказать, что к тому времени я был безвыгодный совсем женатым, только-только свою начал называть бывшей, же по суду еще не оформились.

Женщины, что в среднем живо мужские косточки перемывали, были вроде ничего, есть такие даже лицом вышли, но в остальном, как на мои вкус, суховатые. В грудях не пышные – так, самое большее в третий номер.  А если ниже талии глядеть, в таком случае там, совсем маленько. И при всей этой, модной ныне, симпатичности, племя весь почему-то не замужем, хотя годков каждой, в среднем,  из-за четверть. Некоторые, судя по всему, замужем все но были, но чувствовалось, что в далеком прошлом.

Ну, беспричинно вот, сижу я себе тихонько, разговоры слушаю и делаю наружность, что меня это никаким боком не касается. Продолжительно они наши мужские «достоинства» трепали и от этой работы по сию пору больше распалялись. Постепенно градус делал свое дело, жеманство и каданс таяли, как весенний снег, в разговоре нет-нет начали попадать матерки.

Поначалу меня все это забавляло: эка диковина, всегда бабы на мужиков «гонят», хоть на своих, как например на чужих, но потом я задумываться стал. Отчего а такое неуважение к мужскому полу? Чего такого мы им сделали? А, может, комлем вперед – не сделали? Неужто, в семейных распрях одни мужики виноваты?

Да что вы ладно, вопросы вопросами, а вечер продолжался. К концу всего сего мероприятия заявляется-таки на именины Верин муж, какой-либо мой друг Саша. Все свои дела он доделал, освободился пораньше и ради женой заехал. Еще маленько посидели – пора и честь сведения) о чем. Только мы засобирались – хозяйка, и весь женский коллектив, стеной встали и мало-: неграмотный опускают:

– Оставайтесь,– просят,– еще немножко. Разбавьте, будьте любезны, нашу женскую компанию.

Вона те раз! Весь вечер на мужиков бочку катили, и бесцельно и эдак разбирали, а тут, получается, без нас нельзя?

Александр таки отбрыкался: занятый, мол, на сегодня еще положение есть, да и не пьет он за рулем.

– Вишь,– говорит,– если друг мой желает, то пусть остается, а ми никак не получается.

А что! Делать мне все в одинаковой мере нечего, почему бы и не остаться? И я остался.

После ухода Саши с Верой аспект женщин ко мне сразу же переменилось. Кокетничать начали, намеки шагом марш, угощают всяким, и в танце прижимаются. А я, как кот в масле: веселюсь, комплименты по правую сторону, налево. И, чтобы еще больше женский народ раззадорить, простачком прикидываюсь, в виде как не понимаю совсем, к чему эти маневры.

И такая у них ото этого конкуренция возникла! Некоторые, стали пристально в глаза читать и руку мою себе на сердце класть. А одна баба, видать самая смелая, Анастасией зовут, меня за шею обняла и для ушко шепчет:

– Ну как ты, глупенький, в такой запоздалый час в другой конец Москвы попрешься. Не дай Отец Небесный еще побьют или ограбят. Давай лучше ко ми, я тут совсем рядом живу. И дома никого. Отдохнешь, выспишься, у меня не хуже кого раз завтра выходной. Давай, соглашайся!

***

Ага, выспался! Лишь под утро забылся. Всю ночь она ко ми приставала, все требовала: «Давай повторим!»

Продрал зенки я часу идеже-то в десятом, от ощущения, что кто-то нате меня пристально смотрит. Открыл глаза – стоит краля, улыбается.

– Проснулся, котик? Кофейку выпить?..

Можно, конечно, и кофе, но после такой работы отобедать бы надо. И основательно!

– Давай,– говорю,– сваргань что-нибудь солидное. Не худо бы мясца,  салатик остренький, ну и все такое…

Неважный (=маловажный) успел я толком свои пожелания высказать, гляжу, Настасья что-то как засмущалась и в лице переменилась.

– Что,– спрашиваю,– приключилось, что вы сразу лицом хмурые вышли? Может, обидел я вам, чем нечаянно? Сейчас, или ночью?

– Да нет, – говорит, –  в этом смысле любое в порядке. Просто я от твоих пожеланий засмущалась. В холодильнике у меня кефирок только.

– Почему так? Денег нет?

– Я, видишь ли, занята кровно, диссертацию пишу, и на такие мелочи внимания не обращаю. А то как же и на диете – надо себя в форме держать…  

– Недурственно, не печалься, сейчас это дело поправим! Продмаг скажем рядом имеется?

– Да… есть… Возле метро… Большой сибарит.

Я тут же быстренько в штаны вскочил и в магазин смотался. Столица есть Москва: в магазине народу мало, а на прилавках, задом наперед, всего много. Походил я туда-сюда, прикинул, приценился. Взял шмат мяса хорошего, парного, килограмма три с косточкой. Прикупил овощей разных, валюта всякую, сметаны литру. Бутылочку водочки прихватил, огурчиков квашеных. Пришел, сверху стол все выложил:

– Готовь давай, хозяюшка, очень поедать хочется!

Гляжу, опять что-то не так. Асюта на все мои покупки как-то удивленно смотрит, очевидно как не понимает, что с этим всем делать. Закуски и бутылку залпом в холодильник определила, овощи в корзину сгребла, а в мясо деликатно в такой степени наманикюреным пальчиком тыкнула и на лице такую картину изобразила, в чем дело? я даже растерялся. Потом поворачивается ко мне и спрашивает:

– А колбаски оставляет желать многого не взял? Или сарделек хотя бы?

– Зачем сардельки,– удивляюсь,– иди на все четыре стороны мяса полно. Из него хочешь жаркое, хочешь отбивные.  С костомахи бульон отличный получится, а из него борщ. Делов-так, сколько? За час запросто управишься, а я подсоблю. А в промежутке ты да я и по сто грамм успеем. Давай, чего зря наши дни теряем…

И тут у моей крали из глаз слезы брызнули, ей-ей так густо.

– Что ты, милый, какие такие борщи – отбивные? Безграмотный умею я это все. Я кроме яичницы ничего в жизни приставки не- готовила!

Вот те раз! Как так? Что вслед за хозяйка такая? Вроде и замужем была. Ну ладно! Я после этого дурными вопросами себе голову забивать не стал, рукава закатал и отдельно к кухне приступил.

Мясо быстренько разделал, костомаху в кастрюлю определил, водою холодной залил, посолил, луковицу неочищенную туда же, и получи огонь. Пусть варится. Мякоть отбил, специями натер, в сбитые яйца мокнул и в сухарях вывалял. Нате противень масла растительного капнул, раскалил, и отбивные до золотистого довел. Беспричинно, чтобы не пересушить, чтобы сочные и хрустящие.

Пока способность варилась и бульон поспевал, я овощи почистил: свеколку нашинковал, морковочку, изюминка сладкий, лучок; на сковороду все кинул и на масле сливочным припустил. В качестве кого потушилось все, я туда помидорчика штуки три, раза неуд перемешал и со сковороды все это в бульон сгреб. Залпом запах по квартире пошел, чувствуется, что борщ готовится. Подождал, часа) все вскипело, картошечки добавил, капустку свежую, корень петрушечки, перчик карминный жгучий, лаврушечку – и на медленный огонь, пусть доходит.

До ((сего я кулинарией занимался, пока все это булькало и шкварчало, краса сидела на подоконнике, нога на ногу, курила и с интересом по (по грибы) мной наблюдала. Мне показалось, что аж возбудилась все. А когда видно стало, что еда скоро совсем готова короче, начала подругам по телефону звякать и в гости приглашать. Ой ли? ладно, она хозяйка: кого хочет – того и приглашает. Не более чем зачем сейчас? Могли бы просто, по-домашнему насидеться, пообедать, а после может еще чего…

Проходит минут двадцать, брень-брень – подруги сверху пороге. Ладно, проходите, раздевайтесь, гостями будете. Одна, лисица такая, Татьяной звали, носом повела и заулыбалась вся:

– Аппетитно как у вас пахнет! Чего такого готовите?

– А ничего, что умеем, то и готовим. Проходите, присаживайтесь.

Подруги в кухню зашли, вслед столом располагаются, тихонько промеж себя о чем-то шушукаются. А ми некогда за ихними разговорами следить – кушать готово, считаться с чем на стол накрывать.

Борщец  к тому времени протомился и радикально готов. Я его  по тарелкам распределил, в каждую чесночку толченого с салом, в целях остроты вкуса, и по ложке сметаны. А сверху, чтоб полоз совсем добить, чуть черным молотым перчиком притрусил и щепотку свежей зелени бросил. К борщу – черняга свежий, «Бородинский» и, само собой, по рюмашке. Ну, будем…

Ко дальнейший рюмке мы с борщом закончили и за отбивные взялись. Дабы не переедать, я подал их с листьями салата, зеленым луком и свежими помидорами. Извинился, почто без гарнира, думал, обидятся. Какие обиды! Уплетали конец приготовленное за обе щеки. Забыли про все: оборона умеренность в еде, про диеты разные, про то, словно фигуру блюсти надо. Трескали – будь здоров. Подчистую до сего времени подмели.

После обеда посидели мы еще маленько, часика двойка, о том, о сем поговорили, потом я домой засобирался. Пора было манатки паковать и в Сургут лететь. Тут вся компания вызвалась меня прощаться. И проводили.

В аэропорту прощались душевно, Настя даже всплакнула.

– Мало-: неграмотный летел бы ты в свой Сургут, остался бы сызнова немного. Знаешь, у меня и деньги, и квартира, и машина есть.  Автор этих строк бы с тобой классно время провели. А надоест в Москве – после границу махнем. Хочешь,  на Ямайку слетаем?

– Безграмотный,– говорю,– мне домой надо. Хоть и не ждет меня шишка на ровном месте, а тянет. Хорошо у нас, просторно. Народу поменьше, и толчеи в таком роде нет. Полечу я…

***

Пока самолет на полосу выруливал, вновь на душе тоскливо было и сомнения доставали. Анастасия видать ничего, а вдруг бы срослось? Может, надо было остаться? Может, упустил я что-что? А когда взлетели – успокоился. И в Москве хорошо, и на Ямайке привлекательно. Там, наверное, тепло, и мухи не кусают. А все но, у нас лучше. В городе – как в городе, а вот в тайге… Идеже-нибудь в самой глухомани, где только лес и река, и вкруг совсем никого. И тишина!

Да и не наемся я в жизни яичницей и сардельками. Ми домашнего хочется, хоть бы и борща.