Светло-оранжевый САЛАТ
(рассказ)
Туруновский Михаил Валерьевич
моб.тел. +375 29 5200647
e-mail: mwt2@yandex.ru
Школьная многолетие.
Череда незабываемых, порой удивительных событий.
Протекая словно среди нашего бытия, она обретает своё собственное течение, имеет инди взгляд на всё происходящее. Свои каноны красоты, убеждения о верности и дружбе, свою логику побед и поражений. В школьной жизни по сию пору происходит по-другому. По-другому течёт время, которое после этого не постоянно, и часто меняется. То стремительно пролетает, унося в давние времена самое важное и неповторимое. То внезапно замедляется, превращая монотонные ходики, в неприметные дни и недели.
Школа, школа!
Стоит перешагнуть король, и оказаться в её стенах, как мы, кажется, снова открываем бессорный лист начатой тетради. Той, где по центру над головой аккуратно вписана дата нового дня именно школьной, а отнюдь не какой-нибудь другой жизни.
Итак, двадцать второе сентября. С целью выпускного «10-Б», в их рабочей тетради по литературе сия дата явно не ложилась в строку, именуемой «красной». И возлюбленная, скорее, была бы удостоена названия «строки чёрной», если бы бы такая действительно существовала.
В это не хотелось надеяться никому, но в самом начале последнего для ребят школьного годы, уезжала их любимая Вера Николаевна. Для непростого, стократно непредсказуемого «10-Б», расставание с любимой учительницей было сравни настоящей трагедии. Сии особенные отношения, очень не простого класса, со своим классным руководителем, удивляли всю школу. Сорвалось с языка, что она имела у них непререкаемый авторитет, наверное, было бы отнюдь не всей правдой. Очевидно, это была настоящая, искренняя склонность, взаимная и бескорыстная. Чем заслужила она её у класса, каковой слыл в школе не просто озорным, а скорее хулиганским, чаятельно, не смог бы объяснить никто.
С виду, обычная новобрачная женщина, с очень мягкой интонацией в голосе, просто завораживала ребят бери своих уроках. Тех самых «спиногрызов», которым сорвать рацея математики или физики не составляло никакого труда. К примеру, они могли без церемоний закрыться в классе изнутри, а потом избавится от ключа метким рывком в форточку. Подобный поступок у них всегда считался достойным одобрения. И только-тол для урока литературы существовало негласное табу.
Даже «вечная проблема» всех учителей, поправимый троечник Саня Кныш, старался изо всех сил порадовать всеобщую любимицу проблеском своих знаний. Надо бы сказать, что и она в ответ прощала им, в сущности, безобидные шалости.
— Вишь ты, бабушка Удава! – неизменно приветствовал всех учителей Саня. Сие считалось шедевром его простоватого юмора. И Саня, на беспечалие одноклассникам, старательно гундосил это каждый раз, едва открывая чаехлебка. В ответ его ругали все. И только Вера Николаевна покачивала головой и, со смехом, парировала: Здравствуйте, дедушка медведь».
Примечательным был и тот дело, что «Десятый-Б», считавшийся автором большинства учительских кличек, свою любимицу называл попросту Вера Николаевна, но обязательно с приставкой наша.
Атмосфера в классе всякий раз царила, хотя и непринуждённая, но в то же время, баснословно деловая и, пронизанная насквозь, взаимопониманием и стремлением помочь друг другу.
И во, сегодняшний день — двадцать второе сентября, словно двадцать блюдо июня, по меткому замечанию Серёги Иванова, «вероломно вторгся в век всего класса». Сегодня они расставались со своей Верой Николаевной. Её мой, военный по профессии, неожиданно получил новое назначение, и они экстренно должны были переехать в другой город.
Впервые в истории класса задание литературы был сорван, не успев начаться. Это был их завершительный, прощальный урок. Девчонки с заплаканными глазами тут же повисли возьми шее Веры Николаевны, стоило ей войти в кабинет. Ребята с хмурыми лицами сидели тесно на первых партах, глядя кто в пол, кто в плафон, явно сдерживая в себе нахлынувшие эмоции. Жизнь казалась образцом несправедливости и коварства.
Сороковник пять минут урока пролетели незаметно. По крайней мере, засим всем так казалось. О чём говорили тогда, никто как следует не помнит. Наверное, потому, что в этот день им по всем статьям впервые в жизни пришлось расставаться с человеком, по-настоящему близким и едва родным. И это несмотря на то, что и прощаться приходилось, по всем вероятностям бы не навсегда.
— Господи, ребятушки вы мои дорогие, — маловыгодный переставала причитать растерянная Вера Николаевна в тщетной попытке усмирить класс, — Да ведь не на другую а планету я от вас улетаю! Ну, что за трагедию ваша милость тут устроили?! Мы встретимся! Мы все обязательно, ахти скоро встретимся. Я вам обещаю.
Девчонки утирали слёзы. Почему-то говорили в ответ, обнадёживающее кивая головами. Все верили в скорую встречь, и одновременно в собственный самообман. Ведь так было легче преодолеть со своим бессилием перед неизбежностью расставания.
Город, несравнимо уезжала Вера Николаевна с семьёй, находился не много ни один, а в трёх тысячах километров от них. И этот факт непреодолимой преградой вставал нате пути их ближайших планов о встрече.
— До свидания, Веруся Николаевна! Мы вас никогда не забудем! – кричали они в иллюминатор, вслед уходящей учительнице. А та в ответ махала им рукой, прикрывая огромным букетом цветов шмась и, градом катившиеся по щекам слёзы.
С деревьев, как черепаха кружась, спадали первые осенние листья, выстилая под её ногами отойди уже в совсем другую жизнь.
Новую учительницу, пришедшую нате смену Веры Николаевны, директор школы представил сразу по времени выходных.
— Вот, прошу любить и жаловать вашу новую учительницу соответственно литературе Зою Павловну, — произнёс он, торжественно обращаясь к классу, а следом повернулся к двери, и жестом пригласил войти нового педагога.
В комнатат, решительным шагом вошла молодая, эффектная, со вкусом одетая подросток лет тридцати пяти. На её лице играла, в области актёрски поставленная улыбка. Подбородок она держала слегка приподнятым ввысь так, что взгляд ее, устремлённый в класс, казался падающим свысока вниз. Оглядев внимательно ребят, она предложила садиться тоном неоспоримого превосходства.
— Я уверена, наш брат подружимся, — обратилась она к директору школы, тем самым давая схватить на, что ситуация у неё под полным контролем.
Их пионер совместный урок прошёл в виде знакомства. Зоя Ивановна чередуясь по списку поднимала, и внимательно рассматривала каждого, словно мануальщик рентгенолог, снимок нового больного.
Выбор подходящей клички новой училке встал возьми повестке в тот же день. Сначала была предложена предостаточно традиционная расшифровка имени Зоя в варианте «Змея особо ядовитая». За всем тем столь длинная словесная форма была неудобной. Поэтому к первым два буквам имени были прибавлены две первые буквы её фамилии Зябликова. (до в результате было принято решение отныне называть её Зозя.
Новая словесница была полной противоположностью их прежней любимице. С первых дней их лапа она предпочла общаться с классом исключительно с позиции силы. Все же, подобного обращения «Десятый-Б» категорически не мог дать позволение никому. И уж, тем более той, что неведомо зачем бесцеремонно ворвалась на Олимп, предназначенный прежде лишь одной Вере Николаевне.
Намерение о низвержении самозванки было принято единогласно. Даже, вечно безразличный к большинству происходящих событий Игорёк, по кличке Пончик начал с настроением вспоминать варианты сценариев на тему: «как довести учителя». Предлагалось всякая всячина. Однако всё было не то, потому что было ветхо. А пойти на традиционные приёмы укрощения учителей «Десятый-Б» невыгодный мог. У этого класса была особая репутация, и опустится давно уровня чего-то обыденного, было не в их стиле. Почему, заговорщики решили не торопиться, а применить тактику «разведки боем», пусть нащупать слабые училкины места.
Саня Кныш старался из всех сил. Неизменно, на каждом уроке после традиционного «Здравствуйте, повитуха Удава!» он, либо с криком «Вон!», либо просто с молчаливым указанием рукой сверху дверь, торжественно покидал пределы кабинета.
Просьбы о выходе с класса и вопросы на отвлечённые темы, возникали именно если так, когда Зозя, наиграно подняв глазки и мирно сложив до собой ручки, начинала изложение нового материала. Уроки невыгодный клеились, и это понимали все.
Поначалу Зоя Ивановна крайне нервничала. И даже, несмотря на её старательные попытки замаскировать собственную нервозность, класс чувствовал, что уверенно продвигается к назначенной цели.
Чай вскоре, то ли ощущение заговора, то ли воспитательный опыт помогли ей, отчасти понять собственную ошибку. Её ухватка общения с классом стала постепенно меняться. Зозя перестала расстраиваться на крик, и даже не реагировала больше на Санины провокации. Пускай бы по всему было видно, что даётся ей сие нелегко. Тем не менее, установить с классом контакт ей, по части-прежнему, не удавалось.
Ситуация всё больше приобретала фасон патовой. Неугодная училка больше не реагировала на мелкие пакости, старалась наглядеть уверенной и спокойной. Это в свою очередь повергало в недоумение Десятый «Б». Прежние ожидание свержения диктатора рушились на глазах.
Возможно, со временем совершенно утряслось бы само собой. Их уроки стали бы обычными заурядными уроками, о которых в дальнейшем еще никто и не вспомнил бы. Но фраза, брошенная Зозей, со временем их первой контрольной работы, стала поистине роковой.
— Не имеется… Честное слово, просто удивляюсь! Кто вас учил до самого меня? — начала она урок, посвящённый работе по-над ошибками.
Ящик Пандоры был распахнут. «Десятый-Б» был способным простить многое. Но только не оскорбление, брошенное инда случайно, в адрес их любимой Веры Николаевны.
Затянувшееся перекур было сорвано. Обстановка накалилась мгновенно. Реплики недовольства посыпались откуда угодно, едва балансируя на грани с грубостью. Вспыхнувшая поначалу Зоюха Ивановна, в традиционной форме, попыталась приструнить распоясавшихся учеников. Только почувствовав, что ситуация вот-вот перерастёт в открытое антагонизм, она применила свой любимый приём. Вызванная к доске случайная пациент постепенно перевела направление «главного удара».
Урок закончился близко спокойно. Но это видимое спокойствие на самом деле было едва только предвестником надвигавшейся бури.
Неделю спустя старшие классы выехали держи поля помогать в уборке урожая.
«Десятому-Б» досталось морковное место. Погода, на удачу, была замечательная. Светило солнце. В небе по-над полем клиньями пролетали перелётные птицы. Осень вступила в самую живописную пору, именуемую «золотой». Целик, видневшийся неподалёку, завораживал. Словно широкими мазками кисти, позолота берёзовой рощи накладывалась бери яркую зелень хвойных деревьев. А кленовый багрянец яркими всплесками так там, то тут вкраплялся в это нерукотворное художественное картина. Настроение у всех было великолепное.
— Ну, что надышались, налюбовались? – послышался здоровый голос физрука Николая Ивановича, — А, теперь за работу, вслед работу ребята!
Надо сказать, что «Десятый-Б», когда что-то и делал, то делал обязательно организованно и ото души. Разбившись на три бригады, они дружно принялись следовать работу. Девочки собирали в сетки, выкопанную трактором морковку, а ребята уносили и взвешивали, саккумулированный урожай на весах. Работа кипела.
И вдруг одна изо главных заводил класса Наташка Николаева, обратила внимание получи корнеплоды. Морковь действительно часто попадалась очень причудливой фигура. Сросшиеся корешки, напоминали собой различные предметы, и даже сказочные персонажи. Приблизительно, неожиданно начала собираться коллекция из подобных находок.
Порой уборка была завершена, ребята, расположились на окраине сооружение. Они достали, привезённые из дома бутерброды, и решили поклевать. Что может быть вкуснее обеда на свежем воздухе, к тому а, после ударной работы в поле? Не забыли они и насчет свежую морковку. Только что выкопанная из земли, возлюбленная была как никогда сочной и сладкой.
— Да, вы не хуже кого зайцы хрустите! – засмеялся, глядя на жующих ребят, Никаша Иванович, — Аж, на том конце поля слышно!
Некто ещё немного постоял около них, поздравляя с заслуженной победой. «Десятый-Б» вновь отличился, собрав больше всех. Посмеялся, пошутил и ушёл, своевольно того не подозревая, что натолкнул Наташку на дерзкую идею.
— Ребята, постойте, что я нашла! – и она показала всем морковь гигантского размера.
— Ого! – ладно воскликнули все, глядя на плод-чемпион. Морковь размером мало-: неграмотный меньше, чем сорок сантиметров в длину и около двадцати сантиметров в ширину поистине впечатляла.
— Да, таким весь класс разом накормить есть! – тут же предположил кто-то.
И все дружно расхохотались.
— Имеется возможность, — вдруг понизив голос, и хитро прищурив правый шары, вкрадчиво произнесла Наташка. Она явно строила какой-так план.
— Ты что опять задумала? А, ну колись, «мастер происки, коварный гений»! – предвкушая заварушку, накинулись на неё ребята, и окружили стратега плотным кольцом.
— А, вона что, — с дьявольской искоркой в глазах ответила она, и (тутовое же перешла на полушёпот.
О том, что задумала в оный день Наташка, впоследствии вспоминала вся школа на протяжении многих парение.
Школьный звонок прозвучал, как всегда надрывно, с нетерпеливым желанием побыстрее загнать всех в классы. Суета и столпотворение у дверей кабинетов были заметны нате всех этажах. И только «Десятый-Б» сегодня занял места в кабинете литературы до сей поры до окончания перемены.
Зоя Ивановна вошла в класс и, обнаружив, как все на местах, не могла скрыть своего удивления: «Браво, молодцом! Не узнаю. Вы ли это? Ах, если бы видишь так всегда. Вижу, начинаете исправляться. Это похвально. Что же ж, прошу садиться».
Она повернулась к доске, чтобы написать тему предстоящего урока, (то) есть мгновение спустя, тишину разрезал дружный громкий хруст. До этого часа не понимая того, что произошло, Зоя Ивановна повернулась в павел-оборота, и замерла, глядя на класс. Её очевидное неудобство длилось не меньше минуты. Она медленно разворачивалась к классу. Её нижняя мясорубка постепенно опускалась всё ниже, а глаза раскрывались всё пошире.
Картина, представшая её взору, не помещалась ни в какие привычные грань. В школьной жизни случалось многое. Но, такое…!
Весь урок, дружно, все как один, сидя ровно за партами, безотказно грызли морковь. Причём, делали это намеренно так, (для того хруст раздавался как можно громче. Инквизиторы нагло улыбались, и злорадно смотрели в глаза своей жертве.
Постепенно, на смену замешательству итак приходить некоторое осознание происходящего. Опершись одной рукой сверху край стола, Зозя смогла, более-менее внятно, выпустить из себя: «Что? Что здесь происходит? Да, словно вы смеете?»
Но это лишь добавило масла в разгоравшийся дажбог, и хруст начал только усиливаться.
— Прекратите! Немедленно прекратите сие безобразие! – срывая нервно голос, начала кричать учительница. Сумбурно размахивая руками, она стала метаться между рядами.
Смотря со стороны, можно было подумать, что она пытается рассеять стаю мух внезапно залетевших в класс.
Однако, «Десятый-Б» хотя (бы) и не думал останавливаться. Достигнутый, в первые минуты успех, был шелковичное) дерево же подкреплён «активным наступлением». Наташка достала из пакета ту самую морковина гигантских размеров и, дерзко откусив солидный кусок, передала её соседке. Морковь пошла числом рядам, от парты к парте. Всем казалось, что момент безоговорочной капитуляции был уже близок. Изрядно обглоданный укроп и, окончательно вышедшая из себя Зозя, сошлись около парты, из-за которой сидел Мишка Корсаков. Это был ученик, некоторый имел весьма изысканные манеры, и потому слыл потомственным интеллигентом. Возлюбленная буквально выросла перед ним, когда кочующий символ победы попал к нему в грабки.
— Михаил! Как? И вы тоже? Вы же интеллигентный героев! Как вы можете в присутствии дамы…
Она подняла обрезки перед собой, явно вспоминая какой-то классический речуга, но хруст, хладнокровно откусанного Мишкой, куска, оборвал, его невыгодный начавшись.
— И ты Брут, — съязвил Петя Макаров огромный любитель истории. Меткое замечание было тут же поддержано дружным хохотом, некоторый звучал торжественно, словно гимн победителей.
Зоя Ивановна застыла посредь класса, опустив руки. Было ясно, что запасы например каких-то, мало-мальски весомых аргументов были исчерпаны. Выбора приставки не- оставалось. И тогда, всё тем же решительным шагом, ей пришлось удалиться с класса.
— Ура! Свершилось! – прогремел ей в след гром победного ликования.
— До сего времени. Сейчас начнётся, — предвкушая начало большой шумихи, предположил Саня, — К директору побежала.
— А-а!, — тут же согласились все остальные, — Только вопить) благим матом и может! А как «слабо» оказалось, так тут же в жилетку жаловаться побежала. Заноза несчастная!
— О! Точно. Она теперь у нас «Занозой» полно! – обрадовался Пончик, словно эта меткая кличка родилась без задержки именно в его голове.
— Ничего. Мы эту занозу вытащим, — пламенным тоном революционера двадцатого века, заключила Наташка, — Теперь главное на своём стоять, когда директор придёт. Безлюдный (=малолюдный) будем у неё учиться и всё. Это понятно всем?
— Да что вы, ладно тебе. Тут собрались приличные люди. Предателей посреди нас замечено не было, — послышалось в ответ со всех сторон.
Как бабка прошептала минут десять, а может чуть больше. Обсуждение предстоящего противостояния с дирекцией было в самом разгаре, когда-никогда дверь открылась и, к всеобщему изумлению, Зозя вошла в класс одна.
Вовка, сидевший получи первой парте, даже привстал с места, и выглянул в коридор, желая удостовериться в том, что директора там действительно нет. Удивлённый, возлюбленный только развёл руками, и отрицательно покачал головой.
А то, в чем дело? произошло потом, повергло недавних победителей в полное недоумение.
Оправившись через первого потрясения, Зоя Ивановна вернулась в класс, очевидно владея с лица. Учительница положила на свой рабочий стол поднос с школьной столовой. Затем она достала овощную тёрку, взяла лежавший держи парте, всё ещё солидный огрызок моркови, и начала его тереть. Зозя даже если не смотрела на изумлённый класс, а просто энергично и нудно перетирала морковку на тёрке. Предположить такой оборот событий въяве никто не мог. Застигнутые врасплох заговорщики, застыли нате местах. У всех на глазах их недавняя победа, скопом с её недогрызанным символом, превращалась в морковный салат. Ноль без палочки ничего не говорил, так как сказать было неча. Все заворожено смотрели на учительницу, но уже вдоль-другому. Вместо истеричной особы они вдруг увидели накануне собой мужественного и решительного человека, который оказался способным для достойный ответ. Постепенно по рядам пополз едва схватываемый ропот. Ребята начали перешептываться друг с другом, явно пытаясь затерять собственную оценку происходящему. И в этот момент, уверенно пройдя посереди рядами, к Зое Ивановне подошёл Мишка Корсаков.
— Позвольте, — обратился возлюбленный к учительнице, продолжавшей без остановки тереть морковь.
Зоя Ивановна остановилась, и подняла получай него глаза. В её взгляде не было агрессии. Невыгодный было в нём не только укора, но даже видимой обиды. Возлюбленная уступила морковь и тёрку Михаилу, а сама полубоком присела получи и распишись стул, опустив голову.
— Да… — протянула она со вздохом, (как) только переведя дыхание, — Ну, и удивили вы меня…! С победой вам! Молодцы! А, если говорить серьёзно, то простите меня ребята. Я при всем том, действительно, во многом была не права.
При этом возлюбленная устало покачала головой а, затем вспомнив что-то с своей жизни, улыбнулась и продолжила: «Да.… Вот, благо бы нам попалась такая училка, мы бы её ровным счетом из своей школы выжили! У нас такой был мастерство! Ух! Что ж, спасибо вам. К сожалению, иногда вот не более чем так, и удаётся посмотреть на себя со стороны, и домыслить собственные ошибки».
Она немного помолчала. Затем подняла голову, и оглядела застывших для местах учеников. — Ребята, долой войну! Давайте гнездиться дружно! А? – добавила она.
— Да, нет Зоя Ивановна, сие не мы, это вы нас сегодня удивили! – задумчиво произнёс сидевший держи последней парте Коля Шумаков. Обычно он был мало-: неграмотный многословен. Выступал редко. А если что-то и говорил, так только в тех случаях, когда тема действительно тревожила его загадочную душу.
Группа оживился. Ребята начали по очереди подходить к столу, и тереть морковина, символически перетирая вместе с ней, всю накопившуюся злобу и обиду. Климат явно менялась к лучшему. Уже кто-то из девочек начал едва дружеский диалог с учительницей, как наступивший мир взорвал колкий Наташкин возглас: «Предатели! Все предатели! Ненавижу!»
Она аллегро направилась к двери. Остановившись в проёме, она резко обернулась и в самом деле обожгла Мишку своим взглядом.
— Предатели! – повторила она наново и, выходя, громко хлопнула за собой дверью.
К концу урока однако оправились от взаимного потрясения, и глубоко задумавшись, разошлись бери перемену. Чувства были противоречивыми, но озлобленности уже отнюдь не было. Обсуждать событие, никто в этот день не хотел. Отдельный был погружён в собственные мысли. В том, что отношения с Зоей Ивановной изменились к лучшему, ноль без палочки не сомневался. И это было хорошо. А, вот как в (настоящее вернуть Наташку в коллектив, и доказать ей, что они маловыгодный предатели, никто не знал.
На следующий день, еще после окончания первого урока было очевидно, что всё-таки внимание ребят теперь было обращено лишь на Наташу. Симпатия ни с кем не разговаривала, пересев на свободную парту в крайнем ряду у окна. С одной стороны, до сей поры чувствовали за собой вину перед Наташкой, которая старалась про всех, а в результате осталась в полном одиночестве. Но с другой, разделенный поступок Зои Ивановны, явно внушал им уважение, и заставлял в настоящее время по-другому относиться к учителю.
Выход снова, неожиданно к всех, предложил Миша. Как только прозвенел звонок с последнего урока, дьявол подошёл к Наташе. Класс замер, ожидая дальнейшей развязки.
— Пусти, — нелюбезно обратилась она к преградившему ей дорогу Мишке.
— Погоди, Наташ. Отнюдь не кипятись, — спокойно ответил он, и открыл свой портфик. Затем, на столе появилась тарелка, небольшая овощная терочка и яблоко. – Наташ, давай, перетрём всё это к чёрту, а? Разве, друзья мы или нет? Согласись, ведь Зозя оказалась в самом деле совсем не такой, как нам казалось. Симпатия же просто нас боялась. Неужели ты не поняла?
Наташка некоторое пора стояла, молча. Она явно обдумывала Мишкины слова. Потому, она подняла взгляд, и грозно оглядела, окруживших её одноклассников.
— Наташ, допустим брось ты, в самом деле! Мишка же правду говорит, — послышалось со всех сторон.
Выждав паузу, она взяла в руки яблоко и, зыркнув насупившись, резко и громко откусила от него солидный кусок.
Ребята замерли, без- зная, что сказать дальше. Ощущение тревоги и неопределённости повисло в воздухе.
— Ой ли?, что припухли? – прожевав яблоко, сменила тон, а вместе с ним, и вульгаризм своего лица Наталья. Угрюмый взгляд вдруг исчез, а надутые уста плавно растянулись в улыбке.
— Тереть так, тереть!
Она облегчённо выдохнула и, засмеявшись, принялась тереть яблочко.