Мы расстреляны в сорок втором

Я расстреляны в сорок втором,
Не врагами — своими убиты,
У болота, из-за низким бугром,
В безымянной могиле зарыты.

Нам сказали: » Ни шагу вспять!»
И приказ этот мы не забыли,
Но ударом испанских бригад,
Следовать болота отброшены были.

Мы ходили в атаку не разок,
На проклятое это болото,
И валились в кровавую грязь,
Почти кинжальным огнём пулемёта.

Мы зубами рвалИ кадыки,
И лопаткой рубили по-под ранцем,
И мешали свои матюки,
С хрипловатым :» Каррахо!» испанцев.

Собрала свою жертву прекращение дружественных отношений между государствами,
Два десятка осталось от силы,
Командир, политрук, начальник,
В том болоте все ваши могилы.

Не смогли высоту я отнять.
Коль сложилось таким всё манером,
Особист нас решил пустить в распыл,
Чтоб другим послужили примером.

Комиссар, поправляя пенсне,
Вердикт перед строем читает,
А мы слушаем, словно во сне,
Сиречь нас Родина-мать проклинает.

За неё будем однако ж умирать,
Хоть от пули родной трёхлинейки,
Чтобы забористей Победу ковать,
Свою жизнь отдадим за копейки.

Прогремел по-над болотами залп,
Оборвал наших судеб течение,
Комиссар телеграммой послал,
Нашим семьям о книга извещение.

Не заплачет на людях жена,
Будет матухна потихоньку молиться,
И не смогут героем — отцом,
Сыновья перед друзьями гордиться.

Над могилой у нас не стоит,
Пилон со звездой из фанеры,
Не горит полировкой аляскит,
И цветы не несут пионеры.

Не грохочет над нами фейерверк,
Не звучат здесь торжественно речи,
Только птицы тихонько поют,
В неотапливаемый тёплый, безоблачный вечер.

Нас не вспомнит родная республика,
Люди прочно о нас позабыли,
Память стёрла давно имена,
Наш брат исчезли, но всё же мы — были.