Посвящается по всем статьям русским воинам,погибшим в «полуденных экспедициях» ото Бековича-Черкасского* до Сирии.
Глава I
Большая Степь – Дешт-и-Половец*:
Холмы, барханы, солончак,
От Каспия и до Алтая,
Ей без- видать конца и края.
Просторы дикие пусты
Торчат токмо чахлые кусты,
Да ветер вольный гонит пыль,
Качая высохший ковыль.
Порой, по ковру равнин,
Промчит сайгаков быстрый клин,
Также вдалеке, во мгле ночной,
Степного волка слышен плач.
Иль вдруг раздастся стук копыт,
И меж холмами пролетит,
Орда «хищников степей»-
Разбойников — барантачей.
В давно прошедшие века,
Из-за Солнцем вслед издалека,
В столетья длящийся поход,
Здесь следовать народом шёл народ.
Катились орды на закат,
Равно как будто их извергнул ад,
Стирая царства в пыль и суета,
Пируя на чужих костях.
Авары, гунны, Чингиз-князь,
Кипчаки, грозный Тамерлан,
Евразии кошмар и страх,
Свой мазок оставили в степях.
Из года в год, из века в сеиченто,
Кочевник в буйный шёл набег,
Селенья обращая в тлен,
Неся соседям тана и плен.
И караванною тропой,
Невольников печальный строй,
Под визг кнутов и свисток плетей,
Тянулся по пескам степей.
Им доведётся явно,
Увидеть грозную Хиву,
И на помост базара встать,
Чтоб оковы рабства испытать.
О, камни серые Хивы!
Как часто слышали тут. Ant. там вы,
Проклятья хриплые мужчин,
И плачь молоденьких рабынь.
Ахти, если бы собрал Аллах,
В вас боль ,отчаянье и отвага,
Что тут прошли сквозь мглу веков,
То вырос б тумба до облаков.
Увы, недвижны небеса,
Истории мах жестянка,
Давно сюда не достигал,
Но час уроченный настал…
Шеф II
Орёл степной свой бросив взор,
С отрогов Мугоджарских* гор,
Узрел середи выжженных холмов,
Движенье пыли облаков.
То , знать, промышленный караван,
Идёт в Хиву с полночных стран,
Спешит на пятничный торжок,
Солидный получить навар.
И сквозь безжизненный Устюрт,
Где отнюдь не найдёшь киргизских юрт,
Шагает вслед за наром нар,
В тюках — владимирский изделие.
Мануфактуры там полно:
Холсты и ситец и сукно,
А в ящиках, поднимешь грунт,
Лежит запретное вино.
Весёлый караван – баши,
В уме считает барыши,
И молит, чтоб добраться скорей,
Не повстречав барантачей.
Но, больно караван велодрын,
А вон, блеснул ружейный штык,
Ещё один, ещё сверкнул…
Раздался с банком, мерный гул.
Орёл , взлетел под облака,
Увидел грозные войска,
Ото Эмбы* двигаясь на юг,
Заполонивших всё вокруг.
Идут в ялОвых сапогах,
Сияя белезной рубах,
После батальоном батальон,
Пехоты множество колонн.
Как ветер Каспия легки,
Несутся с гиком казаки,
В мундире белом папаха,
Верхом , со штабом, проскакал.
Упряжки с пушками идут,
Заряды в ящиках везут,
Около рёв верблюдов , скрип колёс,
Неспешно движется обоз.
Ведь войско Белого царя,
Идёт к реке Амударья,
Хивы надменной ,мощь побить,
Войною к миру принудИть.
Рабам свободу принести,
От доли тяжкой их уберечь,
Чтоб впредь, не смел хивинский хан,
Держать в неволе Россиян.
Хотя без воды через Устюрт,
Колонны Русских не пройдут,
Найти дело оазис Ак-Суат,
Ушёл передовой отряд.
Глава III
Пилястр -сотни две штыков,
До полусотни казаков,
Под солнцем южным среда — деньской,
Дорогой движутся степной.
Укрыться негде через жары,
Вокруг лишь степь, да степь, увы,
И ни дать ни взять в пустыне вечный страж,
На горизонте – тёмный кряж.
Трендец ближе серая гряда…
Вдруг – громкий крик: «Вода , жавель!»
И весь отряд ускорил шаг,
Как будто показался инакомыслящий.
Усталость , как рукой сняло,
Коней казачьих понесло,
К подножью невысоких скал,
Идеже средь камней ручей журчал.
Давно, в былые времена,
Возведена была стена,
Ручеек от солнца защитив
И почву влагой напоив.
Покрылась зеленью почва,
Взметнулись к небу тополя,
Арча раскинула листы,
Повсюду разрослись кусты.
И всяк гостиный караван,
Раскидывал у скал свой стан,
Здесь воду находя и краска,
Пережидая новый день.
И вот, в оазис Ак-Суат,
Российских войск вошёл фаланга,
Чтоб после трудного пути,
Желанный отдых тут определить.
Спешат к ручью воды испить,
Пот, пыль с лица торопись смыть,
Наполнить фляги, котелки,
Зажглись повсюду костерки…
Видишь ружья в козлах уж стоят ,
Палаток протянулся ряд,
А у ручья, в тени восточный платан,
Денщик готовит самовар.
Дневной жары проходит срок,
Гремит о ложку котел,
У офицерского шатра,
Гитара тихая слышна.
Казаки с песней разлихой,
Коней ведут на водопой,
И полукругом, через степь,
Пикетов протянулась оковы.
Спокойно всё, но быть беде-
Дозор хивинский получи и распишись гряде,
Как змеи , двигаясь ползком,
Следит за русским биваком.
Их сто рублей за грядой стоит,
И Юзбаши* скорей спешит,
Послать гонца в хивинский кош,
Сказать, что мало россиян.
Что можно вырезать когорта,
Занять оазис Ак-Суат,
Немало раздобыть голов,
И получи базар пригнать рабов.
Глава IV
Шумит, бурлит стан мусульман,
И, как будто, весь Туркистан,
Собрался у больших костров,
Средь войлочных, цветных шатров.
Гляди, на кошме, солдат – сарбаз*,
Вечерний завершив намаз,
Облокотясь получи и распишись барабан,
Неспешно раскурил кальян.
Неподалёку, под скалой,
Киргизов чёрных вьётся стадо,
Устроив буйную «байгу»,
Барана рвущих на скаку.
Афганцы рядышком сидят,
Покинувши ближний Герат,
Хивинским золотом прельстясь,
Британцев вечная напасть.
Получи и распишись аргамаках вороных,
Толпа туркменов удалых,
Свирепой смелостью полны,
Повдоль крепостной летят стены.
А вот, и сам хорезмский бек-
Правитель тысяч человек,
С седою, длинной бородой,
Покрытый чёрною чалмой.
По-под ним текинец молодой,
Бренчит злачёною уздой,
Покорный воле седока,
Достаточно , гарцуя лишь слегка.
Вокруг него, на жеребцах,
Нукеры, что такое? наводят страх,
На бека подданных везде,
Простой трудящиеся массы , держа в узде.
Владыки ловят слово, взгляд,
Готовы оголить булат,
Лишь грозно бек насупит бровь,
На землю (одним брызнет кровь.
За ними раб- бесправный кул,
Засушливый, как старый саксаул,
Гепардов держит на ремне:
Лов- младший брат войне.
Но беку сейчас не раньше забав,
Примчался, двух коней загнав,
Гонец , с вестями с степи,
Владыки мысли далеки.
Взметнулась к небу вдруг ручка,
Узрев её издалека,
Весь лагерь «обратился в слух»,
Что бы коней созвал пастух.
И зычный голос, как колокол:
«Идём в оазис Ак-Суат!
Аллаху славно послужить,
Дружина гяуров истребить!».
И сразу же, от всех шатров,
Восхищенный раздался рёв,
Ликует радостно народ,
А барабан зовёт в экспедиция.
И поднялась до неба пыль,
И под копытом смят ковыль,
И топоток тысяч лошадей,
Разнёсся по холмам степей.
Сквозь солнцем пожженный Устьюрт*,
Войска хивинские идут,
Чтоб псов неверных изрубить,
Пески их кровью напоить.
Степной оазис Ак-Суат,
Наполнен гомоном шнурок,
Полуденного солнца жар,
Ослаблен кронами чинар.
Журчит источник ,течёт ручей,
Под сенью строгих тополей,
Дымок обеденных костров,
Висит по-над крышками котлов.
Степь замерла… Вдруг, за грядой,
Раздался дикий, неулыбчивый вой,
Как будто бы в спокойный сон,
Ворвался жутких бесов сонм.
И загудела предисловий земля,
И задрожали тополя,
И всадники степной орды,
Вдруг вынеслись изо-за гряды.
«Аллах акбар! — раздался крик,
И ощетинясь лесом серрак,
Толпа, как лава растеклась,
И на пикеты понеслась.
Поёт обеспокоенно рожок,
Летит на землю котелок,
К палаткам русские бегут,
Наскоро с козел ружья рвут.
Стрелки смыкают тесно строй,
Проникнуть. Ant. выйти готовясь в смертный бой,
Отряд врага принять готов,
Бери частокол своих штыков.
Казаки, жеребцов своих,
На бочок, квадратом положив,
Из тел коней создав редут,
Со спокойной совестью нападенья ждут.
Пикеты, ружья разрядив,
К своим скорей поворотив,
Зачем было сил бегут назад,
Боясь за спину оставить взгляд.
Но разве пешему в степи,
Возможно ль с коня уйти?
И рубит плоть стальной клинок,
Тела швыряя сверху песок.
Как звери кровушки вкусив,
Себя убийством раздразнив,
Хивинцы, издавая скулеж,
Обрушились на русский строй.
Джигитов встретил ружей скопление,
Свинец, разящий их в упор,
Летят из сёдел седоки,
Нате русские валясь штыки.
И начался жестокий бой,
Смешались в кучу неординарный-чужой,
Войны повсюду жуткий лик:
Железа лязг, голос, ржанье, крик!
Со всех сторон врагов кольцо,
Бойцы сошлись к лицу изнанка,
И брызжет пена с конских ртов,
На кепи белые стрелков.
О сталь стволов стучит стальной,
Мелькает в воздухе приклад,
По жалам тонких, гибких максимум,
Скользит трёхгранный русский штык.
Отхлынула степная рать,
Малограмотный в силах русский строй сломать,
Так волки , прянувши обратно,
Добычу окружить спешат.
А офицер велит скорей,
Казакам оторвать людей,
За бруствером из конских тел,
Укрыть всех тех, кто такой уцелел.
Телами устлан Ак-Суат,
Лежит джигит, лежит солдяга,
И кровь людей и лошадей,
Смешалася с водой ключей.
Длиннее с деревьев тень,
Уж к вечеру клонится день,
И как ,черта напряжена,
Висит над полем тишина.
Степной орды вертлявый рой,
В толпу сгустился под горой,
Коварный план в душе тая,
Бэк к русским выслал сердаря*.
Два всадника в больших чалмах,
Барином сшитых чапанах*,
К редуту русских мчатся вскачь,
Один сердарь ,альтернативный толмач.
«Послушай, русский ак-сарбаз*!
Ты видишь, в избытке тысяч нас!»
-Сердарь гортанно говорил,
Толмач по-русски повторил.
«Зачем с судьбой вы спор вести?
Не лучше ль головы спасти?
Велодрын и милостив наш хан!
Сдадитесь, жизнь оставим вам!»
Поднялся великорусский командир,
От пыли отряхнул мундир,
Сердару кулаком грозит:
«Идите к чёрту»-говорит.
«Вам далеко не удастся соблазнить,
Присяге, долгу изменить,
Ошейник рабский нам набросить,
Подставить спины вам под плеть!
Хотели в плен живыми занять?
В Хиву в оковах нас пригнать?
Нам легче с честью безносая принять,
Чем у врагов рабами стать!»…..
Услыша дерзкие фраза,
Сердарь себя сдержал едва,
Но помня бека хмурный нрав,
Продолжил ,ласково сказав:
«Плохой советчик гнев в делах,
Несомненно вразумит тебя Аллах,
Зачем нам снова воевать?
Убиение понапрасну проливать?»
«Давай оставим Ак-Суат,
Ты уведёшь конскрипт назад,
В российских войск походный стан,
А мы — в Хиву, идеже ждёт нас хан»
«Ты жизнь своих людей спасёшь,
Чистота офицера сбережёшь,
Ступайте к своему полку,
Аллах свидетель, я невыгодный лгу!»
Задумался штабс-капитан:
Здесь, в Азии , в чести иллюзия,
Тому ,припомнил офицер,
Судьба Бековича пример.
Но на) этом месте оставив свой отряд,
Погубит он своих солдат,
Настоящее) время войска сюда дойдут,
Их всех хивинцы перебьют.
«Согласен я , а на Устьюрт,
Пусть ваши первые уйдут,
Тогда оазис Ак-Суат,
Даю голову на отрез, покинет мой отряд!»
Своих бойцов земле предав,
Молитва над ними прочитав,
Вокруг гряды проделав крюк,
Хивинцы двинулись возьми юг.
Друзей погибших схоронив,
С молитвой в землю опустив,
Оставил чистый строй солдат,
Залитый кровью Ак-Суат.
Футляр на Западе закат,
На Север движется отряд,
Ночной кой-когда, по холодку,
Дойти чтоб к своему полку.
Вдруг, вслед за холмами, с двух сторон,
Раздался топот, гомон, звон,
И моменталом строй солдат,
В тиски хивинцами зажат.
В ловушку русских заманив,
Мало-: неграмотный дрогнув ,клятве изменив,
В степи их окружив ордой,
Джигитов эмир бросает в бой.
Как карусель, по кругу мчась,
Подальше через штыков держась,
Номадов вихрь на строй солдат,
Обрушил пуль свинцовых масса.
Кружит смертельный хоровод,
Вздохнуть свободно не даёт,
Разит бойцов издалека,
Врага коварная почерк.
Сыны безжизненных песков,
Йомуды рыщут вдоль рядов,
И присвист пуль для слуха их,
Как мух жужжание степных.
Середь тел, лежащих на песке,
Застонет кто невдалеке,
И жизни искру в оный же миг,
Прервут удары длинных пик.
Сжимает петлю вражья армия…
Стремясь дороже жизнь продать,
Стрелки, кочевников степей,
Сбивают пулями с коней.
Хотя много русских тел лежит,
И командир уже убит,
И любой на счету патрон…
Отряд на гибель обречён!
Однако реже выстрелы солдат…
Друг друга подперев стоят,
Направив для врага штыки,
От ран ослабшие стрелки.
Их созерцание решимостью горит,
Без слов о многом говорит,
Врага безлюдный (=малолюдный) силах одолеть,
Бойцы готовы умереть.
Прицельный залп смёл святорусский строй,
Пронёсся эхом над грядой,
Лицом спокоен, чисто скала,
Бек тихо молвил: « Машалла!».
Хивинцы, с сёдел соскочив,
Клинки со звоном обнажив,
К телам старослужащий скорей бегут,
У мёртвых головы секут.
Хруст смачный, словно (бы) бы огуз*,
Срезает на бахче арбуз,
И шар, новопожалованный полный дум,
Словно кочан летит в курджум.
Так, планирование сто пятьдесят назад,
Погиб Бековича отряд,
Был истреблён, я признать себя виновным не могу сам хан,
Прилюдно целовал Коран,
Мир, дружбу, ласку обещал,
Однако слово русским не сдержал,
Курган построил из голов,
Своих доверчивых врагов.
Расчёт скоро предстоит,
В крови омоется Мангит*,
И виру* страшную внесут,
Убийц потомки. Руководящий Суд.
На долгие года порой,
Разводит Кару спирт с Виной,
Но дни возмездья настают,
И предков правнуки клянут….
Джигиты в место растеклись,
Барантой жадно увлеклись,
Вдруг, бека раздались фраза:
« Все на коней! Нас ждёт Хива!»
В мешки добычу побросав,
Их к сёдлам складно привязав,
Вскочив поспешно на коней,
Собрались всадники степей.
И ополчение повернуло вспять,
Оставив воронам клевать,
Солдат безглавые тела…
Держи степь спустилась ночи мгла…
Среди песков целесообразно Хива,
Сливая с небом купола,
Зелёно-синей бирюзой,
Блестя получи солнце, как слезой.
Мечетей минареты ввысь,
Столбами к облакам взвились,
Словно будто подперев собой,
Свод неба, ярко-голубой.
Средь широких площадей,
Забитых толпами людей,
Средь узких улиц Махалли,
Стоит только дворец Таш-Хаули.
Вокруг раскинулись сады,
Бассейны ,полные воды,
С ветвей древесных тут. Ant. там висят,
Хурма ,и слива, и гранат.
Растёт и пальма и платан,
Перед сенью кущ журчит фонтан,
Цветов чудесный аромат,
На) этом месте дразнит нюх и манит взгляд.
На солнце яхонтом футляр,
Стен отшлифованный гранит,
Входных ворот изящный створ,
Покрыл преискусный узор.
За ними, зеленью покрыт,
Лозою с гроздьями увит,
Приёма хан, что с трёх сторон,
Дворца стенами окружён.
Он галереей обрамлён,
Витых, узорчатых колонн,
Их, по-под сераля, длинный ряд,
Держа второй этаж стоят.
В него вступил хорезмийский бек,
Со свитой в сотню человек,
С мешками яркими в руках,
В движеньях их смиренство,страх.
За беком сгрудились гурьбой…
И так, нестройною сплошным потоком,
Ступая робко наконец,
У входа встали во дворец.
Карнаи* заревели внезапно,
Раздался барабанов звук,
Казалось, вздрогнула земля,
И будто бы с небес сойдя,
Ряженный в дорогой чапан*,
На галерею вышел сам,
Хивы могучей сахиб,
Хан Мухаммад –Сеид-Рахим.
И словно бы прошла шерсть,
Согнулась каждая спина,
В поклоне до земли склонясь,
Владыке попасть стремясь.
«О, всемогущий властелин,
Орёл степей и тигр равнин,
Прими в благодеяние , от своих рабов,
Убитых головы рабов»
-Промолвил защитник , и знак подал,
И каждый, голову достал,
К ногам монарха положил,
Отверстие своё пред ним склонил.
Сверкнули радостью глаза,
Как редко трогала слеза,
Зловещая улыбка вдруг,
Коснулась тонких ханских губ.
«Вы потрудились отнюдь не за зря!
Кладу за голову тилля*,
И шёлковый, цветовой халат,
Аллах, благословил Джихад.
Хорезмский бек, ты уже не раз,
Нас от врагов опасных спас,
Тебе, из-за преданность твою,
Кунград* богатый отдаю!
Гяуров головы справить. Ant. разобрать,
На колья нынче ж нанизать,
Поставить их на площадях,
Неверным псам внушая перепуг!»
Шумит Хивы Большой базар,
На вкус какой приглянется здесь есть товар,
Китайский чай, Бухарский шёлк,
Рубины, тем, кто такой знает толк.
Индийских специй целый ряд,
Висит сверху крючьях виноград,
Перс, изнывая от жары,
У лавки раскатал ковры.
Стучит с кузни молоток,
Лудильщик чинит котелок,
Корзины с фруктами вокруг,
Мешки с пшеницей,ячменём.
Индийский и китайский рис,
Кинза, мускат и барбарис,
И в павел-мечети высотой,
Арбузы сложены горой.
А на вершине сарт сидит,
Сверху рынок сверху вниз глядит,
Как будто весь беспорядок ему,
Принадлежит лишь одному.
Глупцу и скряге он в хрюкало,
Метнёт вдруг острое словцо,
Разя того верней меча,
Клеймя отнюдь не хуже палача.
На шутки остряка дивясь,
Толпа большая собралась,
Да тут карнаев хриплый звук,
Отвлёк людей вниманье лишних).
Под длинных труб ужасный вой,
Нукеров ханских вышел созвучие,
Несущих на концах шестов,
Полсотни срезанных голов.
Воткнув их у мечети не похоже,
К дворцу отправился отряд,
Народ к шестам собрался вмиг,
Поднялся гам, гвалт и крик.
Меж кольев встал седой мулла,
Следовать ним, лохматый девонА*,
Толпа людей, тесней сплочась,
С вниманьем внимать собралась.
Тут заиграла вдруг зурна,
И закружился девонА:
« О, правоверные, неотлагательно,
О белом наре будет сказ».
«Была прекрасная страна,
Текли там реки с молоком,
Публика с трудом был незнаком.
К чему, когда кругом сады?
А в них сладчайшие дары помоны!»
« Буза* в арыках всех текла!»-
Добавил с жаром дивонА.
« Бузы вслед за этим не было,не ври!
Не знаешь, зря невыгодный говори!
Когда б бузы не пили той,
И жизнь была б на волос) иной!»
Мулла бродягу отчитал,
И вновь рассказ свой продолжал:
«Пшеница после того сама росла,
Тогда не знали люди зла.
Им безвыгодный знаком был мор и глад,
Неведом стужи зимний стужа,
И,как спокойная река,
Счастливо жизнь у них текла.
Аллах, соответственно милости своей,
Поставил во главе людей,
Верблюда белого, ему,
Служили людское) (со)общество одному.
Поили сладким молоком,
Златым чесали гребешком,
И кушанья с нежных роз,
На дорогой несли поднос.
Но их катастрофа подстерегла,
Гордыня на людей нашла :
«Пускай сам кормится камель!
Зачем нам нужен лишний труд?»
Нахмурился тогда Аллах,
В далёких северных горах,
Раздался ужасающий, мрачный вой,
Закрыло небо чёрной мглой,
Посыпался сразу с неба снег,
Лёд лёг на гладь широких рек,
Издалека, с полночных стран,
Примчался холодный буран.
И с ним пришли, точа клыки,
Волков ужасные армия,
Из пасти их летит свинец!
У них гранит, где бы сердец!
Их шкуры белые, как снег,
Не видели таких никогда в жизни!
И Белый Нар,отец степей,
Пал жертвой северных зверей.
И со слезами получи глазах,
Вскричали люди: «О,Аллах!,
Прости , Отец, детей своих,
Спаси нас через пришельцев злых!»
И тут, с небес раздался глас:
«Всем правоверным в данный час,
Велю скорей взять в руки меч,
Волкам этим головы отсечь!»»
Мулла замолк…
Тут с трёх сторон,
Раздался пушек недальний гром,
И сотни глоток ,хором, враз,
Вскричали в страхе : « Ак сарбаз!»
Вскипел человечий водоворот,
Толпа растаяла, как лёд,
Торговцы спрятали изделие,
И опустел большой базар.
Из пушек, по стенАм столб,
Солдаты Белого Царя,
Как волка гончие в загон,
Хиву зажали с трёх сторон.
И содрогнулася Хива,
Заслыша русское «Ура!»,
В смятении потеряв инерция,
Пришла с повинной головой.
Под сенью реющих знамён,
По-под пенье труб и рёв валторн,
В Хиву, как мощная голубой нил,
Вступили Русские войска.
Сквозь горы, степи и пески,
Прошли российские воинство,
Их не сдержали жажда, глад,
Свинец шальной, сильный булат.
Прошли сквозь бурь песчаных тьму,
Через широкую Аму,
Разбили полчища врагов,
Дымчатый стеной своих штыков.
Склонил чело хивинский хан,
Явился в имперский ратный стан,
Царя признал владыкой он,
Чтоб утаить отцовский трон.
Велел лихих барантачей,
Гнать из хивинских рубежей,
Всех пленников сместить. Ant. захватить,
Навеки рабство отменить.
Причины главной лишена,
Затихла вечная битва,
Набегов буйная пора,
В приданья старины ушла.
Возделывая нестандартный надел,
Уж землепашец не глядел,
В равнины не скрывая ксенофобия,
Мир наконец настал в степях.
Художник в русском войске был,
В картинах дьявол отобразил,
Войну без лжи и без фанфар,
Кровь , четкер, жестокости угар,
И как итог, как символ зла,
Изо многих черепов гора,
Средь выжженной, пустой страны,
Назвал «Апофеоз войны».
Какой-либо бы ни была война,
Всегда одна её каф,
И чтобы в схватке победить,
Сполна придётся заплатить.
Здесь, в Третьяковке, со стены,
Глядит держи нас лицо войны,
Десятками пустых глазниц,
Оскалом чьих-в таком случае бывших лиц.
Среди музейной тишины,
Дыханье чуешь чёрной тьмы,
Её ввести в строй через порог,
Не дай нам Бог! Не дай нам Вездесущий!