Гревская жилище
«…Девушка плясала, порхала, кружилась на небрежно брошенном ей лещадь ноги старом персидском ковре, и всякий раз, когда её сияющее лик возникало перед вами, взгляд её больших черных глазища ослеплял вас, как молнией …». Нет, это была далеко не Гревская площадь … это Одесса. Небольшая группа музыкантов играла получи и распишись площади между оперным театром и несгибаемым тысячелетия Лаооконом. Центр сентября, днём ещё лето, а к вечеру на весёлые одесские огоньки заглядывает сезон и принимается играть с летом. Лето обнимает тёплым дуновением из каких мест-то с Дерибасовской, но через минуту осень отвечает хулиганской щекоткой с моря.
Музыканты вне остановки играют Утёсова, еврейские песни … «Мишка-одессит» и «Хава Нагила», «У чёрного моря» и «Шалом».
Девчонка, парение десяти, не обращая ни малейшего внимания, ни получай смеющихся окружающих, ни на чуть смущённых родителей, ни ажно на самих музыкантов, выделывается, как только может. Т. е. же она пляшет! Ножками притопывает, плечиками ведёт, а олигодон как она вихляет бёдрами … куда там до неё незабвенной Людмиле Прокофьевне! Музыканты с «Семь сорок» без перерыва выходят на «Лучший у моря». Девчонка, лишь на мгновение остановившись, и бросив для музыкантов недоумённый взгляд, с утроенной энергией пускается в пляс. «Живи моя Жемчужина Черноморья, живи и процветай!». К девчонке выкатывается мальчуган и, приложив растопыренные пятерни к подтяжкам, из всех сил топает ногой по брусчатке. Такой незначительный «Изя Шниперсон». Родители хохочут: «Придётся теперь в хедер переводиться!».
Изо-за спин зрителей вылетает подпивший парень с лицом, выражающим полное таски жизнью: «Що це було?» Со шутки ради народ объясняет. Парень, приложившись к пивному горлышку, пытается постичь, но тут на него сходит озарение: «А, сие гимн Одессы!?». Девчонка смотрит на него возмущённо и, скорчив ужасающую гримасу, недавно пускается в пляс. Нет, это была не Гревская район. Это Одесса.
«Бульвар». Прохладно, но если накинуть пледик и заказать горячего чая – уютно. Дневная суматоха у Дюка стихла, и пап-основатель имеет редкую возможность спокойно полюбоваться на морвокзал. Сразу за спиной какой-то шёпот. Мимо проносят ту самую «Эсмеральду», по-настоящему спящую на руках у папы, который шёпотом маме: «Завтра пораньше пойдём возьми Соборку!».
Эх, не знал он, что на Соборке вдоль вечерам играет целый оркестр.
Сэр-капитан
Белгород-Днестровский. Грозная долговечность на берегу лимана. Для турок в древние века, валах в Великую Отечественную она становилась «крепким орешком» в их бесславных военных кампаниях. Несомненно что там турки? Даже волны Днестровского лимана вслед шесть столетий так и не смогли хоть сколько-нибудь ослабить её мощь! Одно слово — Аккерман! Поэт поэтов посвятил ей: «Тогда боялись да мы с тобой султана. А правил Буджаком паша. С высоких башен Аккермана…». Престижно!
По традиции, в начале осени, в Аккермане проводится финал «Железной лиги» — сие, когда взрослые дядьки увешиваются всякими жестянками … простите, заковываются в доспехи и начинают друг друга лупить по картонным щитам … простите, простаивать честь ордена. Рыцари! А жестянками или латами — и тот и другой может выбрать для себя. Для тех, кто, «ангиня», лежал в обнимку с аспирином, малиной и Вальтером Скоттом, безграмотный щадил коней, чтобы успеть на турнир, дабы насыпать на трон королевы любви и красоты Наташку со дальнейший парты (несмотря на то, что она, «язва», безлюдный (=малолюдный) дала списать самостоятельную) — для таких, конечно, во-вторых.
Как и в старой, доброй Англии, на период турнира, к замку стекаются торговцы всех мастей. Лошадиные сбруи и чехольчики во (избежание айфонов, крепчайший эль и «Отвёртка», доспехи, сработанные искусными последователями святого Дунстана и магнитики нате холодильник … чего только не предлагают современные купцы. Добро бы, чаще лотки напоминают известные «Всё от 10 гривен». А как же-да! В Одессе именно так – «от 10-ти».
После тропинке вдоль лотков важно прогуливается современный «лыцарь» в звании капитана милиции. Доспехи с трудом сходятся на животе, открывая взору «поддоспешник» в виде майки, «шлем» с гербом-кокардой съехал сверху затылок, резиновый «меч» болтается сзади в районе колен … «без страха и упрёка» одним короче (говоря).
Видимо за неимением достойных противников, сэр-капитан и решает пристать к одному из торговцев, на предмет торговли алюминиевыми английскими «боевыми» мечами, жестяными янычарскими ятаганами и деревянными гетманскими булавами:
— Дозвіл, щоб зброя ближнього бою?
— …….. ???
— Виза на холодное оружие есть?
— Нет.
— Як же что-то около?
Продавец, не вполне осознающий, что за разрешение ему надлежит:
— Так это же не оружие. Это сувениры.
— Якобы не оружие? Мечи, ножи ….
— Да Вы посмотрите самочки, какой это нож? Колбасы не отрежешь.
Сэр—три), скручивая жестяной ятаган в спираль, потягивается грустью и вздохом берётся по (по грибы) булаву.
— О! Почти бейсбольная бита! Так врезать можно!
— Дозволительно и утюгом врезать. Да такие в каждой сувенирной палатке получи и распишись Дерибасовской продаются.
Совсем скисший «лыцарь» закона цепляется ради последнюю надежду — меч:
— Ну это прям сегодняшний день оружие!
— Какое это оружие?
— Как какое? Колюще-режущее!
— Так точно какое режущее? Он мягкий, как пластилин!
Сэр-шкипер, окончательно осознав тщетность своих попыток по наведению приближенно, в его разумении, но, тем не менее, желающий приберечь хоть внешний облик стража порядка, закидывает последнюю удочку:
— Целое равно! Колюще-режущее! Вот покажи, как ты с ним обращаешься?
Легко схватывает продавец, берёт из рук капитана «грозное» оружие предков и начинает махать им в стиле ниндзя-двоечника. Наш «лыцарь», в неподдельном испуге отпрянув с продавца, восклицает: «Ну так бы и сказал, что сие оружие … махательное!».
И в полнейшем расстройстве, капитан уходит.
Бесспорно, у любой хозяйки такого «махательного» оружия полная кухня … пора бы подсказать подгулявшим мужичкам, что домой им безопаснее заявляться всего в сопровождении такого «лыцаря без страха и упрёка».
Вахтенный по «Бульвару»
Ресторан «Бульвар». Рядом с Дюком. Волшебно находиться в летнее время на улице, в плетёных креслах, слушать музыкальные вариации получай одесские темы, которые выдаёт местный виртуоз на фортепьяно и вкушая одесские деликатесы глазеть на суету около Дюка.
Часов восемь вечера. До сего времени достаточно тепло, но женщины уже потихоньку начинают закутываться в пледы, которые им приносят официанты. Что там в подбор … так, цимис, уху, жареные барабульки и конечно мороженное. Впереди недельный покой. Жизнь прекрасна!
Поднося вилку с кусочком рыбы ко рту вздрагиваю через пронзительного мяуканья. У ног сидит толстенный кот (такой, что в «Блудном попугае») и требовательно смотрит на меня. Пытаюсь воссоздать заход с куском рыбы. Вопль раздаётся снова, причём уж с угрожающими оттенками. Ладно уж … на! Стряхиваю с вилки клок и беру новый. Кот полностью удовлетворён и, понюхав кусок, покачиваясь, как беременный отходит, не притронувшись к угощению. Вот тебе в! Странно. Ресторан хороший, чтобы кормили испортившейся рыбой, бабка еще надвое гадала, но кошки-то чуют «некондицию» лучше собак. Размышляю, ась? делать … От размышлений отвлекает тот же пронзительный голос (мяуканьем этот звук назвать сложно), но теперь объектом попрошайничества является под лад, сидящая за соседним столиком. Какое-то мясо едят. Небезынтересно, как у них по части «свежачка». Со смехом сударь с женщиной угощают кота. Кот уселся на хвост, понюхал и … никак не притронувшись к мясу, пошёл дальше.
Вот это да! Набрёл в свою голову на общепит. А если у них и салаты и мороженное такое … !?
Полушутя спрашиваю у официантки:
— Что же-то кот не жалует вашу кухню. С чего бы сие?
Официантка с улыбкой:
— А он уже ходить не может с обжорства, мы его подкармливаем. Но видимо, чтобы форму безлюдный (=малолюдный) терять, он каждый вечер, часам к восьми, приходит семо и попрошайничает. Но ещё никто не видел, чтобы некто выпрошенное ел.
Кот — одессит. «Мама, это я дежурю. Я очередной … по «Бульвару».
Торопыга
В магазине. В этот день улетаю. Понятно, что-то важное отложено на этот последний число. А как иначе-то? Тратить время не на нега пребыванием? Нет уж! Итак, скаковой лошадью ношусь вдоль городу в поисках художественного магазина. Пролетаю Дерибасовскую, Соборку, Льва Толстого … недостает нигде. По Нежинской выруливаю на Преображенскую … вот, «Канцтовари», может инде есть …
Захожу, магазин только проснулся, две сонные продавщицы у кассы а-то лениво обсуждают. Оглядываю ассортимент, есть! Прошу изъявить. Кого прошу – не понял сам, реакция такая, якобы если бы я попросил их, сам находясь у Потёмкинской лестницы. Погромче. Маловыгодный помогает. Что ж, подхожу к ним:
— Девушки, будьте добры!
— Отчего Вам?
— Покажите …
Одна неохотя идёт. Показывает. Задаю что за-то вопрос о комплектации. Ответа нет. Повторяю настойчивее. Женщина достаёт из под прилавка коробку и начинает рассматривать картинку получай ней, на которой нарисовано всё в сборе.
— Вот, видите, поглощать! Що спрашивайте?
Действительно, чего это я … ведь я обычно распрекрасно вижу сквозь прилавок.
— Хорошо, упакуйте.
Проходит минут пятью, хотя надо, всего-навсего, положить в коробку и закрыть крышку.
— Дева! Я понимаю, что 11 часов – это раннее утро, так я был бы очень признателен, если бы Вы смогли побыстрей закончить процесс передачи товара покупателю!
— А що такое? Що Ви дёргаетесь?
— Девчина, во-первых, я и так уже провёл у вас довольно беда сколько времени, а во-вторых, у меня самолёт через час!
Та, обращаясь ко дальнейший продавщице:
— Нет, ну ты видала, эти москвичи хронически куда-то торопятся!
Трамвай
Еду в машине точно по Николаевской дороге (та, что в сторону Херсона). В Одессу возвращаюсь. Около благодать. Справа поле, трава по пояс, солнышко пригревает. Расположение духа великолепное. Дорога не совсем знакомая, поэтому стараюсь отнюдь не отвлекаться.
Вдруг, чувствую, что-то не так. Боковое глаза зацепило какой-то объект справа. Бросаю мимолётный выражение глаз и … отвести его не могу. Глаза лезут на гусь лапчатый. Поле на расстоянии, каких-нибудь 5 метров, высокая зелье. И вот по этой траве меня шустро обгоняет трам. Самый настоящий, которые раньше были, красный (в Одессе превалирующая тех трамваев и осталось). Но чтобы в поле!?
Представьте ощущения – бескрайнее ровное бахча, ни намёка на какие-либо строения, если только лишь очень вдалеке и вот по этому пустому полю едет трам. Усугубляется эта картина ещё тем обстоятельством, что с-за травы я рельсы не вижу. Вот так в Одессе трамвайные маршруты проложены. Хочешь – в степь, хочешь – в море.
А может это тот самый путь вдоль которому героиню Елену Соловей в фильме «Раба любви» ото белогвардейцев трамвай увозил. «Господа! Вы звери, господа!».
Фаршмак
В одесском кафе «Компот». Это такая сеть, в которой фирменным блюдом является смесь. На любой вкус – вишнёвый, клубничный, яблочный … . Вкусный! Прислуга выслушивает пожелания, среди которых «Селёдка под шубой». Уходит. Посредством некоторое время приносит блюдо:
— Ваш форшмак.
— Я не заказывал фаршмак.
— А что?
— Вот видите, записывать проще. Я заказывал селёдку подина шубой.
— А точно не форшмак?
— Точно.
Недоумённо смотря получай тарелку с форшмаком:
— Странно! В Одессе, и не форшмак … .
Современник Гоголя
В гостинице возьми стойке лежат карты Одессы, в виде складных книжечек, с указанием основных достопримечальностей. Взял одну книжицу. На равных правах с Дюком, Оперным, Потёмкинской лестницей в ней, конечно, присутствует и «Дом с атлантами» получай улице Гоголя.
Прошёл по Приморскому бульвару, через Тёщин бюгель … сворачиваю на Гоголя. Прохожу всю улицу, глазею по части сторонам – нет атлантов. Прохожу ещё раз … нет и целое тут. Знаю точно, что должны быть. «Дежа вю» обожаю, пересматриваю и неотразимо помню Ежи Штура на фоне атлантов. Ещё разок, чутче … нету!? Закрадывается мысль о «неточности» карты. Ведь на который-нибудь улице точно они находятся я не знаю, может идеже-то рядом. Помянув «добрым» словом хапуг-туроператоров, которые малограмотный удосуживаются сделать нормальные карты, решаю начать поиски ото памятника основателям Одессы (памятник Екатерине II ).
Прохожу по Сабанееву мосту, уткнувшись в развёрнутую карту.
— Вы що-то подсказать?
Поднимаю глаза, передо мной маленького роста, кудрявый с кудряшками на темечке, в очках с сильными диоптриями, с каким-так рассыпающимся пакетом одессит. Вид у него весьма колоритный и фантастически рассеянные и, одновременно, озорные глаза.
— Спасибо. Вот, не могу атлантов вырвать. Ant. потерять.
— Это каких? А Ви откуда?
— Ну, дом с атлантами … вона, по карте они на улице Гоголя должны толкать(ся). Из Москвы.
— Нет тут такой улицы.
— Как да и только? Вот же, если судить по карте, вон возлюбленная перпендикулярно идёт!
— Ви сюда слушайте! Нет такой улицы! Сие Надеждинская.
— Хм-м-м … а могли переименовать? Мужичок очень грустно:
— Могли. Сии всё могли. Но при мне не переименовывали.
Кого некто подразумевал под «Этими», неизвестно. Может коммунистов, может современников … В общем атлантов я ес … они на реставрации были, поэтому затянуты непрозрачной плёнкой. Посмотрел в дырочку получи и распишись земную твердь со звёздами на каменных плечах.
P.S. Бульвар Гоголя раньше называлась Надеждинской, а в 1902 году, к 50-летию со дня смерти писателя, возлюбленная была переименована в его честь. А мужичку-то на физиономия лет 45, не больше.
Контрольные весы
На «Привозе». Благоухание рыбы, земляники и разливного вина. Покупаю черешню у настоящей «Тёти Сони», необъятной, крикливой и на редкость суровой товарки:
— Мне килограмчик. – взвешивает, то добавляя ягодку, так убирая. Наконец протягивает пакет.
— Всё точно, не ошиблись? – с улыбкой. Мажор прекрасное.
— У мине всё честно всегда! Ви що думаете!? Коли ви в Одессе, то вас сразу обдурят!!??
Вон, проверьте получи и распишись контрольных весах!
Поворачиваюсь в сторону, куда указывает товарка и меня дословно скрючивает от хохота. В торце ряда стоят «Контрольні ваги», а к ним черед, как в мавзолей.
Зачем английский?
На украинской границе. Заполняя миграционную карточку. Верхние три строчки длинные, сверху 16 букв – «Ім′я, Прізвище, Громадянство». Машинально заполняю фамилию, слава, отчество и только потом обращаю внимание, что надписи в украинском дублируются на английском – «Name, Last Name, Сitizenship». Терзают «смутные сомнения», чисто «Сitizenship» переводится, мягко говоря, не совсем как «Отчество». Как будто ж, делать нечего, вылезаю из машины и, заходя в помещение пограничного поста, с виноватым видом протягиваю заполненную карточку пограничнику. В (течение того времени он изучает, нарочито громко сокрушаюсь, как плохо невыгодный знать английского. Прочитав моё «творение», пограничник поднимает получи меня глаза и искренне недоумевая, произносит: «А зачем тебе британский? Есть же украинский!».
Где эта улица?
Снова же на границе. Пограничник, спросив куда путь-просека и как в России обстоят дела с кризисом, прищурившись, спрашивает:
— Самоуправно заполнить сможешь?
— Смогу. Не в первый раз.
— Точно сможешь? Безвыгодный ошибёшься … ?
Понимаю, к чему такой оборот, и с улыбкой:
— Если поможете, буду безмерно благодарен.
— Давай сюда!
Протягиваю вместе с карточкой пятьсот рублей (Твёрдая тариф за быстрый проход, не меняется давно. А говорят стагфляция).
— Так, значит едешь в Одессу … какой же адрес набросать … ? А, напишу Дерибасовская …, — и, обращаясь к напарнику, — В Одессе (за)грызть Дерибасовская улица?
