Утро туманное. Улочка узкая. Темный прогнивший забор.
Вышел на улочку дядечка бронзовый – знать, был вчера перебор.
Путь преградил, к горлу финку приставил мне, жутко очами блеснул.
– Ну, ты, писка,– сказал сиплым голосом и перегаром дыхнул. –
Что расписал ты в своей новой повести все похожденья мои?
И осветил в ней, как будто фонариком, все прегрешенья мои?
Тайные помыслы, страсти постыдные – выставил всё напоказ,
И ядовитой своею сатирою свой ты наполнил рассказ.
Жил я спокойно в своем тихом омуте, как под корягою линь.
А теперь тычут в меня всюду пальцами. Так что молись, брат, аминь!
– Но… но позвольте, ведь я же не вас совсем в повести той очертил.
Я в этом образе – он собирательный! – вымысел свой воплотил!
А вас не знаю я, впервые вижу вас! Мой же бесплотен герой!
Он на страницах живет, в мире нет его…
– Пасть свою, слышишь, закрой.
И черканешь обо мне хоть словечко впредь в своих писаниях ты –
Знай, что явлюсь я к тебе, где бы ни был ты. Тут тебе, брат, и кранты.
{gallery}04_zverev{/gallery}