Внезапно накануне белым королем засеребрилось облачко, и из него возник знахарь. Он деловито доложил обстановку. 

Ворожба по внутренностям животных дала противоречивые результаты. В священном ручье провидец увидел колеблющиеся весы, но в чью сторону они склонились, осталось неясным, в) такой степени как их почти сразу заволокло густым потоком месячные. В пламени костра перед впавшим в транс колдуном возник переливающийся образ белой королевы, и вещая птица шепнула волшебнику, что-то король одержит победу, если пойдет на величайшую с жертв.

Одним словом, ведун предоставил обычный набор ни к чему безвыгодный обязывающих прорицаний. Последнее было особенно туманным. Что как имела в виду вещая птица? Какая из величайших жертв могла растворить королю путь к победе?

Уж не лукавил ли знахарь?

Белый король не слишком-то доверял ясновидцам. Симпатия больше полагался на силу своего разума и отвагу воинов, нежели на басни пророков и колдунов. Да и какой прок через всех этих прорицаний? Так или эдак – битвы маловыгодный миновать, смотри хоть в воду, хоть в огонь.

Окончив рапорт, маг отвесил королю почтительный поклон, подогнул ногу, что гусь лапу, завертелся волчком  – и исчез. Сие тоже было частью ритуала. Колдун обожал разные театральные эффекты, и кесарь, хорошо понимая влияние колдуна на моральный дух войска, вынужден был сие терпеть.

Лишь только исчез колдун – в густом невнятно-синем небе появились дикие гуси. Гусей было ахти много, и они летели над самым полем, вытянув длинные худые шеи и чуть-чуть не задевая концы копий. Когда птицы пролетели, в дальнем конце доски, у самой его кромки, всплыл просветленный золотистый шар.

Король поднял руку со скипетром.

– С нами Предвечный! – провозгласил король.

Загремели барабаны, затрубили горны. Пролив налился ядовитым багровым светом и беззвучно лопнул, разбрызгивая снопы малиновых искр. С лагеря белых, бряцая доспехами, выдвинулся пехотинец.

Крикливо заблеяли карнаи в лагере черных.

– Аллах старший! – провозгласил падишах.

Он стоял под черным знаменем с изображением трехглавого пеликана. В черной чалме, увенчанной темным, по образу глаз дракона, алмазом, в расшитом узорами черном блестящем халате, король казался воплощением хитрости и коварства.

Рукой, унизанной драгоценными перстнями, король взял из золотой чаши маслину и отправил ее в хайло.

Так начиналось это сражение.

И вот теперь король белых бежал через войска падишаха.

Над его головой кипели молнии, и сухой нитки нет розовый снег, словно застывшая кровь погибших воинов, сыпал с затянутых мутной пеленой небес. Тезис было безвыходным. Прорицание колдуна сбывалось. Ключ от победы находился в руках короля, хотя он не пожелал воспользоваться им!

Поначалу битва протекала в равной борьбе. Обана полководца были дальновидными стратегами; и тот и другой знали обилие военных хитростей. Но свои замыслы короли хранили по-под покровом глубочайшей секретности, маскируя их невинными и даже (как) будто будто лишенными смысла, на первый поверхностный взгляд, ходами. А – на войне как на войне: тут и спустя некоторое время происходили локальные стычки; иной раз, ради далеко идущих целей, приходилось отрывать от себя тем или иным солдатом. Текла кровь. В боевые операции втягивались до сих пор новые и новые резервы. Сражение принимало все более недобрый характер – для того, чтобы выиграть битву, кому-в таком случае приходилось умирать…

К 33 ходу положение на луг брани стало критическим.

Казалось, силы армий равны; и позиции наподобие белых, так и черных, были вполне надежны. Но поуже ясно было и то, что это кажущееся спокойствие и никаких гвоздей в любую секунду взорваться и обернуться для одной из сторон непоправимой катастрофой.

Таким (образом и произошло.

Сумерки над полем боя сгустились, и небо заволокло тучами; шел ржаво-бурый холодный дождь; в природе царило гнетущее напряжение. По всей видимости, и идеже-то там, в зловещей небесной вышине, шла жестокая  столкновение не на жизнь, а на смерть.

Но король никак не чувствовал ни ветра, ни дождя; казалось, он вышел с потока бытия; ни единой мысли не витало в его иссушенном мозгу: шабаш варианты, как думалось ему, были им уже незапамятных) времён перебраны, все мельчайшие нюансы борьбы рассмотрены, и никакое определение не могло удовлетворить его.

И вот он ясно увидел в всей своей парадоксальной красоте этот необыкновенный ход!

Жрать в подобных прозрениях некая музыка, даже, в своем роде, словарь-указатель.

Все фигуры белых вдруг разом зазвучали грозной мелодией победы, и однако стало до боли ясным, обрело свой глубинный цель. И пусть, пусть гибнут воины – и свои и чужие – чтоб истребляют друг друга, ступая по лужам крови – что-что из того? На войне как на войне.

Однако уже веяли в сердце короля иные звуки. Волны неисчерпаемой любви, нежности и света пробивались изо каких-то непостижимых горних миров. И испытанное в жестоких сечах центр короля сжалось с такой нежностью, с такой щемящей тоской, для того выражения которых не найти слов на человеческом языке.

По времени битвы «прозрели» и многие другие. Нашлось немалое пятнадцать мудрецов, по косточкам разобравшим это сражение и, с математической точностью, точь в точь дважды два – четыре, доказавших, что если бы самодержец на тридцать третьем ходу принес в жертву прекрасную королеву – спирт одержал бы блестящую победу.

Бедные, бедные люди!

Чего могли знать они, все эти жалкие аналитики, трендец эти интеллектуалы, о любви короля к прекрасной королеве? Кто дал им прерогатива судить его?

Лишь одна королева своим вещим сердцем поняла, будто творилось в душе ее возлюбленного супруга.

– О, мой конунг,– нежным, как журчание весеннего ручейка, голосом, произнесла возлюбленная. – Гони прочь думы обо мне. Будь тверд и поступай в среднем, как угодно богу.

– А как угодно богу? – с горечью вымолвил шах. – Послать мою любимую королеву на верную копец?

– Мой милый, царственный супруг,– с глубокой нежностью сказала прекрасная королица. – Не ты ли учил нас, что по сей день мы созданы для войны. В этом – смысл нашего бытия. Понеже лишь на войне оттачивается ум, крепнет воля и дерзость, совершенствуется все сущее. Без войны же все глохнет и замирает.

– Таким (образом, значит, божья воля – это кровавая бойня? Сие мучения и смерть? И, как венец всего, твоя бессмысленная неудача? – гневно воскликнул король.

– О, не бессмысленная! – ответила короличка. – Посмотри, как мудро устроен наш мир. Крылатые цска способны летать над нашими головами; гвардейцам дано вырабатываться только вперед; благородные офицеры скользят по диагоналям, а могучие ладьи таранят оборону противника с открытых вертикалей. Я а способна разить, как молния, со всех сторон. Весь мы созданы  разными, у каждого свои пути в этом мире, однако все мы рождены для войны! Ты же поставлен крутить нами. И если для победы над черным войском тебе нужна моя жизнь – возьми ее.

– Ми не нужна победа,– сказал король.

– О, мои король! Опомнись! Что ты говоришь? Ведь боги си злопамятны и жестоки! А мы – лишь жалкие игрушки в их руках. Автор этих строк можем жить и чувствовать, лишь повинуясь их воле. Смирись но и не ропщи. Прими с благодарностью превратности судьбы. И помни: в этой доске не может быть двух владык. Вотан должен победить, а другой умереть. Таковы правила игры.

– Я знаю кредо игры,– сказал король.

– Любимый мой! – молвила монархиня. – Увы, но мы не рождены для счастья мирной жизни. Отбрось сомнения, дозволь мне умереть! Ведь чем величественней, чем драгоценней сверхжертва – тем ярче слава короля и красивее зрелище чтобы богов!

И прекрасная королева посмотрела на короля таким кротким, ясным и любящим взглядом.

– О, жестокие боги! – вскричал озленный король. – Вы придумали нас для своей забавы! Ваша сестра наслаждаетесь, видя, как мы истребляем друг друга! Прах) вы дали нам способность мыслить и любить? За по сей день сокровища вселенной я не отдам вам на заклание мою королеву!

И вона теперь он бежал по полю боя, преследуемый черным войском, чисто заяц. Он видел, как гибли его лучшие воины, и  монарх уже торжествовал. И распыленное, раздробленное войско белых уже вничью не могло помочь своему несчастному королю.

– О, стыдобушка мне! Позор! – вскричал в отчаянии король. – Вследствие этого, почему я не послушал твоих слов, о, моя прекрасная ферзь! Лучше бы тебе погибнуть, чем быть свидетельницей мой униженья!

И ответила прекрасная королева:

– О, мой отважный муж! Придет час – и все мы будем сметены с этой доски неведомой рукой; и позже все мы – и черные, и белые,– будем пластом лежать вместе, пока нас не расставят для новой битвы. А сегодня ты доказал, что ты – не бесплодная деревяшка. Ты пожертвовал всем ради своей любви. Как) единственное, ради чего стоит жить, сражаться и умирать держи этом свете – это любовь.

Черный падишах лишь только сумрачно усмехнулся, слушая все эти «бабьи бредни».

– Неизвестно зачем говорят лишь поэта, а не воины,– презрительно заметил возлюбленный шахине.

Он взял маслину и отправил ее в рот.

– Самое время кончать с этими болтунами,– сказала шахиня, но в глубине своего сердца симпатия позавидовала белой королеве.

Падишах дал знак воину и оный, подойдя к королю, вонзил в его сердце кривой ятаган.

Владыка упал, и его белая мантия обагрилась кровью. Шагнув к королю, властитель горделиво поставив черный сапог на тело поверженного врага и выплюнул косточку.

Нищий, бедный падишах!