Принимаю горечь дня,
Словно лекарственное средство.
На закуску у меня
Карамельный привкус детства.
С горечью наслышан сполна —
Внутривенно и наружно.
Растворились в ней война,
И любовь, и паника, и дружба…
* * *
Выжить…
Отдать,
Получить,
Накормить.
Сделать…
Подоспеть,
Дотерпеть,
Не сорваться.
Жизни вибрирует тонкая нить,
Бьётся, не хуже кого жилка на горле паяца.
Выжить,
Найти,
Безлюдный (=малолюдный) забыть,
Не предать…
Не заклинанье, не просьба, малограмотный мантра.
Завтра всё снова начнётся опять.
Это – просто-напросто лишь заданье на завтра.
* * *
Где-то сверху окраине тревог,
Где живут бегущие по кругу,
Целый век перепутала порог,
И в глаза взглянули мы друг другу.
Черствые сухарики мечты
Подарила, обернувшись ветром
В мареве тревожной маеты,
Идеже окраина так схожа с центром.
1
* * *
В душе — мерцающий, незримый подсолнечная,
Он с лёгкостью пронзает стены.
Взгляни вокруг — преград, точно будто, нет.
Но как тревожны перемены.
Небесной тверди слыша неуют,
Неосторожно дышит твердь земная.
И нам с тобой – вдоль перемен трасса,
Пока горит огонь, мерцая.
* * *
Упавшее небо давит возьми плечи,
И мне оправдаться пред будущим нечем.
Цепляясь из-за небо, я падаю тоже.
И только земля провалиться не может.
И, превозмогая чужое бессилье,
Я в кровушка раздираю не руки, но крылья.
* * *
Хрупкое уравнение дня и меня,
И времени горький осадок.
А за спиною – безвыездно та же возня,
Где вкус равнодушия – сладок.
Дней несдержанность упрячу в карман,
Тёплой ладонью согрею…
Тают обиды, и гаснет лукавство.
И даже враги – добрее.
* * *
Яблоки-дички летят, летят…
Падают сверху траву.
Жизнь – это тоже фруктовый сад.
В мечтах аль наяву
Кто-то цветёт и даёт плоды
Даже если в засушливый год…
Яблоня-дичка не ждёт воды –
Невзыскательно растёт, растёт.
2
* * *
Не изабелла, не мускат,
Чья гроздочка – селекции отрада.
А просто – дикий виноград,
Изгой ухоженного сада.
Растёт, малограмотный ведая стыда,
И наливаясь терпким соком,
Ветвями тянется тама,
Где небо чисто и высоко.
* * *
На рубеже весны и смерть,
Когда прозрачны вечера,
Когда каштаны – как ракеты,
А оживление внезапна, как игра,
Случайный дождь сквозь тарабарский гомон
Стреляет каплею в висок…
И счастье глохнет, как Бетховен,
И век, как дождь, — наискосок.
* * *
«Неделовым» прописаны картина,
А «деловым» — как водится, успех.
«Неделовые» пишут: «Даль светла»,
А «деловые» знают: «Не в целях всех».
Но где-то там, за финишной откровенный,
Где нет уже ни зависти, ни зла, —
Дальше только мгла и память за спиной,
Но память – не более того о том, что «даль светла».
* * *
Было и прошло. Но далеко не бесследно.
Память, словно первая любовь,
Избирательно немилосердна,
Окунаясь в возраст (детский) вновь и вновь,
Падая в случайные мгновенья,
Где вольной волею отсверкивает зло…
Счастьем было просто ощущенье,
Что осталось лишше, чем прошло.
3
* * *
Провинциальных снов задумчивый простор,
Замедленный, как туман, окраины укрывший,
Как времени с судьбой приглушенный разговор,
Который души рвёт и манит выше крыши.
Же в небе – облака, а на земле уют,
Порядок простоты и святая простота порядка.
И только по ночам по-прежнему зовут
Невыгодный пойманные сны, летая без оглядки.
* * *
Какою мерою исходить
Всё, что сбылось и не сбылось,
Приобретенья и потери,
Судьбу, пронзённую в полной мере
Желаньем счастья и свободы,
Любви познаньем и добра?..
О Господи, за спиною – годы,
И от «сегодня» до «вчера»,
Ровно от зарплаты до расплаты –
Мгновений честные гроши.
Мгновений, трепетом объятых,
Впитавших драп моей души.
А в ней – доставшийся в наследство
Набросок мои пути…
Цель не оправдывает средства,
Но помогает их встретить.
* * *
И, в самом деле, всё могло быть хуже. –
Наш брат живы, невзирая на эпоху.
И даже голубь, словно вестник, кружит,
Как будто подтверждая: «Всё – не плохо».
Зато хорошо судьба ведёт свой счёт потерям,
Где голубь предстаёт воздушным змеем…
В в таком случае, что могло быть хуже – твёрдо верю.
А в лучшее ми верится труднее.
4
* * *
Незаконченность мира, любви, перемен,
Постоянность, но не обреченность.
Забываю, прощаю встающих с колен,
Злобу их обратив закачаешься влюблённость.
Облака из души воспаряют туда,
Идеже им плыть, небеса укрывая,
Где, рождаясь, надеждою манит славный,
Обретая законченность рая…
* * *
Тёплый ветер, как дар с юга.
Посреди ненастья – добрый знак.
Как рукопожатье друга,
(как) будто улыбка вдруг и просто так.
Жизнь теплей лишь лишь на дыханье,
И длинней — всего лишь на него.
Облака – через встречи до прощанья,
И судьба. И больше ничего.
* * *
Битва не мировая, но мир уже военный,
Хоть падают снаряды того) (времени что вдалеке.
Смертельная отрава пульсирует по венам,
И ненависти пепел – в зажатом кулаке.
Вторично полны кофейни, и детвора хохочет,
Но где-то чьи-ведь руки нажали на курок.
Война не мировая мерцает посередке строчек,
Но эхо дальних взрывов не слышно посерединке строк.
* * *
Когда прилетают снаряды, то ангелы – улетают.
Отзвук их хрупких песен дрожит, отражаясь в кострах.
Снаряды взрываются плечо в плечо, и все мы идем по краю
Последней любви, идеже свету на смену приходит страх.
Снаряды летят из-за гранью, где нет доброты и злобы,
Где стало точка (исходная финалом, где память взметает сквозняк.
Вновь позднее из этого явствует ранним, и ангел взмолился, чтобы
Вернулась в наш дом Надя, но, прежде, чтоб сгинул мрак.
5
* * *
Облака плывут с востока,
И державен их лавина.
Безразлична им морока –
Запад прав или Восток.
Им, наполненным дождями,
Важен всего на все(го) свой маршрут
Над полями, над вождями,
Что пришли и еще раз уйдут.
* * *
Голос эпохи из радиоточки
Слышался в каждом мгновении дня.
В каждом дыхании – наглухо и прочно,
Воздух сгущая, храня, хороня
В памяти — времени лики и блики,
Отзыв которых очнулось потом
В пении, больше похожем на крики,
В радости с нечеловечьим внешне.
* * *
Запах «Красной Москвы» —
середина двадцатого века.
Грядущее – «после войны».
Время движется только вперёд.
На углу близко рынка –
С весёлым баяном калека.
Он танцует без ног,