Ребенок по телефону, продолжение 4
Властитель десятая
Ах, какая женщина!
Чингачгук и Следопыт размахивали руками возьми холме недаром: на следующий день бригада косарей переместилась наверх по течению реки. Здесь речная пойма идет бери сужение, загибается своеобразным кренделем и упирается в мшистый берег, покрывшийся деревьями и кустарником.
В этом-то кренделе-закутке лежит, (как) будто гигантская рыба сом, старая проржавелая баржа, вросшая своим днищем в илистое профундаль реки. Перед баржей блестит тихая заводь.
Камыш и осока в сих местах хороши, дело движется споро, с веселыми шутками-прибаутками; к половине четвертого поделка уже окончена, и последняя ходка с сеном оправлена на разгрузку. В ожидании механизмы кое-кто из заводчан решил искупаться, и старая барка оказывается отличным местом для тех, кто собрался понырять.
Гея Гвоздев весь день пребывает в меланхолично-минорном состоянии духа, и толстяк Ивасик, обратив на это внимание, замечает ему в своей обычной грубоватой манере:
– Эгей, Гвоздодер! А ты чо ходишь сегодня весь день, наподобие в воду опущенный? Что, жена не дала?
Вопрос, известно, довольно бестактный, и Геннадий Гвоздев лишь пожимает плечами, да в глубине своей души он чувствует и некий укол: без- то, чтобы Иван-пошляк со своими шуточками попал в яблочко… в помине (заводе) нет… но если посмотреть в корень проблемы…
А Ирина весь праздник кружит около него, как пчела вокруг медового цветка. И, почему удивительнее всего: чем меньше Геннадий Гвоздев обращает сосредоточенн на эту прыткую девицу, тем упорнее она вертит предварительно ним своими пышными телесами.
Между тем Светлана так тому и быть купаться. В легком купальнике, бесподобная, как жрица любви, ступает возлюбленная своими чудными ножками в воду и бредет к тихой заводи, крохотку покачивая бедрами. Геннадий Гвоздев зачарованно смотрит ей в спину.
В сей день ОНИ не перемолвились еще ни словом. Однако и без всяких слов ЕЙ ясно, что она – в эпицентре его внимания. И немедля, входя в эту мирную заводь с грациозностью лани, она ощущает для своей спине жгучий взгляд красивого печального мужчины…
Солнышко палит убийственно, и Геннадий Гвоздев решает тоже освежиться – почему бы и в помине (заводе) нет? Он выходит на баржу и красивой ласточкой ныряет в воду.
Нефтебаржа возвышается над рекой, пожалуй, метра на полтора, а серьёзность реки возле ее края достигает груди среднего человека. Вынырнув, Генуся Гвоздев забирает немного в бок и подплывает к барже. От стального борта получай воду падает короткая тень, и Гвоздев погружается в воду за самое горло, укрываясь от солнца в этой прохладной тени.
В некотором отдалении через него, белеет одинокая шляпка – это купается Светлана. Дав небольшую петлю, барышня медленно плывет к берегу. Вот нога ее уже ступает бери дно реки, и Светлана медленно движется по направлению к барже. Геннаша Гвоздев решает, что, пожалуй, и ему пора выходить. И ужак как-то так совпадает, что пути молодых людей пересекаются у баржи. И аж складывается таким удивительным образом, что ни Ирины, ни Ивана, ни кого-либо опять-таки поблизости нет. Метнув беглый взгляд в сторону берега, Генуша Гвоздев убеждается в том, что из-за баржи ИХ приставки не- видать! Это ль не перст судьбы?
И Геннадий Гвоздев делает резьба навстречу Светлане. И Геннадий Гвоздев молча смотрит в ее дивные вежды глубокими тоскливыми очами… И наш горемычный герой обнимает Светлану после талию и привлекает ее к себе – очень нежно и бережно… И… целует ее в сочные цедильня…
Позже, когда между ними уже установятся более тесные, этак сказать, сексуально-доверительные отношения, она сознается ему, зачем этот поцелуй перевернул ее сердце. И что никогда, ввек в жизни ее никто еще так не целовал!
Же сейчас, оторвавшись от губ этой восхитительной женщины, Генаша Гвоздев воровато оглядывается по сторонам – не заметил ли который-нибудь, как они целовались?
– Я буду там! – шепчет Геныч Гвоздев, указывая на поросший густыми деревьями берег по течению по течению реки. – Придешь?
На лице Светланы – загадочная смех. Она не отвечает ему ничего, но ее смех, в совокупности с ее блестящими глазами, красноречивей всяких слов.
И Генуся Гвоздев выходит из воды, подобный прекрасному Аполлону. И Геня Гвоздев огибает баржу и с задумчивым видом движется к деревьям для берегу реки.
И вот наш герой уже шагает вдоль узенькой тропке, и над его головой смыкаются ветви верб и акаций, а со стороны реки стеной стоят камыши. Поем с баржей остается где-то там, за спиной Геннадия Гвоздева; далеко не слышно более людских голосов, звуков музыки и других признаков человеческой цивилизации – первозданная ни звука и покой… Впереди – заросли молодой ивы, и Геннадий Гвоздев, без- колеблясь, подходит к этим кустам. Подобно отважному охотнику с романов Фенимора Купера, он раздвигает ветви руками, и (в же пугливо отпрядывает назад: шумно хлопая крыльями, с-под его ног взмывает куропатка, едва не задев его щеку крылом. Движок Геннадия Гвоздева обрывается и падает в пятки, и там, на минут(к)а замирает. После чего короткими толчками всплывает вверх и начинает драться в учащенном ритме.
Кто же из них испугался превыше? Куропатка – или Геннадий Гвоздев?
Впрочем, несмотря на глупую куропатку, новобракосочетавшийся человек пробирается сквозь кустарник, и его очам открывается прелестная фильм. Округлый лужок, заключенный в полукружье камышей и кустарника, лежит у берега реки, врезаясь в нее небольшим мыском – лучшего места для того предстоящего свидания и выдумать нельзя.
Геннадий Гвоздев выходит держи лужайку; он подходит к бережку и, присев на корягу, погружает циркули в теплую зеленоватую воду. Затем встает и начинает нетерпеливо шествовать по полянке.
Проходит минут десять, а может быть, и весь век пятнадцать. Нетерпение Геннадия Гвоздева все возрастает. Возможно, симпатия не придет? И ему пора возвращаться? Но, чу! По какой причине это?! Слышен шум… Треск… Кусты шевелятся… И из зарослей ивы из этого следует Светлана! Наш Аполлон устремляется навстречу своей неотразимой Афродите. Симпатия обнимает ее и пылко целует – сначала в губы, затем в шею… Женск(ий) (пол откидывает голову назад, и из ее груди вырывается без (весу стон. Геннадий подхватывает Светлану на руки и переносит для лужок. С бесконечной нежностью он опускает свою прелестную добычу возьми траву-мураву и покрывает поцелуями эту роскошную женщину, а его шуршики уже жадно шарят по ее телу, и одна с них нетерпеливо пробирается ей за спину, пытаясь расстегнуть непослушную застежку для лифчике, и тут… тут раздается треск!
Молодые люди вскакивают бери ноги и отлетают друг от друга, как бильярдные глаза. Кто там? Возможно, дикий кабан? Похоже на ведь: треск становится все сильнее, кусты зловеще раскачаются, и с них выходит… Иван!
– А, так вот вы где,– произносит толстяк, угрюмо топорща брови. – Понятно…
Сложив на груди могучие щупальцы, он окидывает парочку строгим взглядом – так школьный доцент смотрит на проказников-учеников. Щеки Геннадия Гвоздева покрываются румянцем.
– Гена, а у тебя трусики уже высохли? – осведомляется гигант.
С этими словами он приближается к Геннадию Гвоздеву и с самой серьезной миной ощупывает его трусики.
– Да… Высохли… И у меня трусы тоже высохли… А у тебя, Света?
Иванюха протягивает руку к Светиным трусам, желая проверить, высохли они, либо — либо нет. Женщина хлопает его по ладони и отбегает.
– Ну-кася, а если трусы у вас высохли,– как ни в чем, ни в прошлом, подытоживает баламут,– то пора ехать. Фантомас уже вернулся, аминь оджидают только вас…
Он окидывает парочку пытливым взором:
– Иначе говоря, может быть, вы остаетесь здесь?
Но ни Гея Гвоздев, ни Светлана не изъявляют желания оставаться в плавнях, и подрастающее поколение люди пускаются в обратный путь.
Фантомас, действительно, уже приехал, и подавляющая заводчан сидят в кузове грузовика в ожидании остальных. Минут по вине десять машина трогается. Трясясь на ухабах, она проезжает мимо Глинищ, преодолевает сильный извилистый подъем и выезжает на грунтовую дорогу. Начинается хоровое коленце. Первым номером программы идет Черемшина. Затем следует Червона рута, впоследствии чего звучит украинская народная песня: Ти ж мене підманула.
Умереть и не встать время этой поездки Геннадий Гвоздев оказывается на скамье вблизи с Иваном, а Светлана – возле Виктора Лося, который залез в кабриолет в первых рядах и специально захватил для нее местечко сбочку с собой.
Певцы распевают звонкими задорными голосами:
Ти ж казала у суботу
Підем вдруг на роботу.
Я ж прийшов – тебе нема:
Підманула, підвела!
Сохатый поет с большим энтузиазмом, попутно предпринимая плохо замаскированные попытки присосаться к Светлане и как бы нечаянно ухватить ее за руку то есть (т. е.) колено на поворотах и скачках. На его длинном лопатообразном лице играет самодовольная смех.
Ти ж мене підманула,
Ти ж мене підвела,
Ти ж мене, молодого…
Рядом словах: з ума розуму звела Виктор Лось поднимает руку и небрежным жестом Казановы опускает ее в плечи Светланы, которая, впрочем, тут же и сбрасывает ее. Ванюша толкает локтем в бок Геннадия Гвоздева и басовито рифмует в своем привычной фарсовый манере:
Светлане нужен Виктор Лось,
Как голой сраке перержавелый гвоздь!
Стихи эти покрывает дружное ржание, и пристыженный Лось несколько умеряет свой пыл.
Заготовители кормов успевают выполнить с десяток популярных песенок, прежде чем машина въезжает в остров. С этого момента заводчане начинают время от времени вбивать (в клавиши) гвозди по кабине, сигнализируя, таким образом, шоферу, чтобы дьявол сделал остановку. Когда Фантомас выезжает на Николаевское шоссейная дорога, в кузове остается едва ли треть пассажиров.
На Пугачева из этого следует и Светлана, а за нею с машины соскакивают Лось и Геннадий Гвоздев.
– Тебе гораздо? – интересуется Лось у Светланы.
– А тебе? – спрашивает Геннадий у Лося.
– Ми – направо.
– Ну, а нам – налево,– заявляет Гвоздев и, небрежно махнув в прощанье Лосю, роняет. – Пока!
И Геннадий Гвоздев со Светланой идут в нарушение закона, а Виктор Лось смотрит им в спины с открытым ртом, а засим поворачивает направо и идет домой – к жене и своим маленьким лосятам.
Молодые люди люди бредут по Пугачева. Разговор не клеится, и они в молчании доходят давно перекрестка.
– Ну, вот и пришли… – вздыхает Светлана у пешеходного перехода, вскидывая сверху Гвоздева синие очи. – Я живу там… на той стороне!
Симпатия машет рукой через улицу, в направлении пятиэтажных домов.
В целях пешеходов загорается зеленый свет, и Светлана ставит свою прелестную ножку в черной туфельке нате зебру. Обернувшись к Гвоздеву, она протягивает ему руку ладонью кверху:
– Ну, так что? До свидания, Гена?
В ее словах – нескрываемый намек на то, что ей вовсе не желать уходить, а в глазах – дивный манящий блеск. Геннадий Гвоздев отвечает ей тоскливым вожделенным взором. Спирт робко пожимает ее ладонь.
– А, может быть, погуляем сызнова немножко, Света?
– Ну, что ж… – на лице Светланы – солнечная смех. – Раз тебе этого так хочется… Давай погуляем…
Возлюбленная убирает ногу с зебры:
– И куда мы пойдем?
Геннадий Гвоздев пожимает плечами:
– Никак не знаю.
– Там, во дворе, есть лавочки… – сообщает ему Светланка.
Тихий дворик… На одной из лавочек под каштаном сидит малолеток мужчина в тенниске бледно-кофейного цвета, с малиновым силуэтом звезды неправильной телосложение на левой стороне груди. Рядом с ним – шикарная, в упор-таки обалденная блондинка в красивом ситцевом платье чуть повыше колен.
Мудила понурил голову и сцепил ладони у живота. На его челе – отпечаток какой-то давней, глубоко выстраданной думы.
– Ты знаешь, Света… – бас Гвоздева звучит глухо, сдержанно, с едва заметным трепетом. – Надо быть, я скоро разведусь с женой…
Сделав это предисловие, Геннадий Гвоздев умолкает – держит паузу. Юница тактично молчит.
– Ты понимаешь, Света…
И Гвоздев поднимает держи женщину свои ясные печальные очи и принимается объяснять ей причины такого непростого решения.
С присущим ему великодушием, Великородный Гвоздев винит во всем лишь только себя одного! И – ни единого пустозвонство упрека в адрес своей жены!
Ведь это он умереть и не встать всем виноват! Он!
Ему недостает выдержки, хладнокровия, и некто никак не может смириться с тем, что его пенелопа пренебрегает им, бывает с ним неприветлива и холодна! А он, отместку) того, чтобы подобрать к ней ключик, как-то сгладить углы, ведет себя с нею бесполезн горячо и несдержанно!
Иной раз дело доходит даже прежде таких степеней, что он кротко журит жену с-за какой-нибудь там не пришитой пуговицы! А следом сам же казнит себя, и искренне кается в этом. Хрен с ним, пусть жена не заботится о нем! Пусть она малограмотный понимает его души, отгородилась от него стеной своего равнодушия! А… кто же дал ему право ее судить?
Лана внимает исповеди молодого грешника с большим состраданием, и Геннадий Гвоздев углубляется в этическую сторону проблемы. Симпатия ставит вопрос ребром: что нравственней, что этичней: совершать свой долг примерного семьянина, прекрасно видя, что женушка уже охладела к нему, и теперь они просто живут почти одной крышей? Влачить серую убогую жизнь, принося в жертву себя, свою младость, свою индивидуальность? Лицемерить и фарисействовать? Кривить душой? Или а вырваться, наконец, из этой душной ханжеской клетки и – вбежать в небеса?
На его нервно сплетенные пальцы ложится мягкая ладоша прелестной утешительницы:
– Взлететь в небеса!
Ибо, оказывается, перед Светланой уж стояла подобная же дилемма. Ее бывший муж – дупелину грубый, низкий и эгоистический человек, всячески ущемлял ее, относился к ней сиречь к своей рабыне, к бесплатной кухарке и прачке. Он не желал замечать в ней живое существо, но видел лишь куклу, как только ее тело для удовлетворения своих похотей. И она послушно терпела это чудовище! А он всячески измывался над ней, закладывал следовать воротник, таскался по бабам, и даже позволял себе наносить обиду ее с употреблением матерных слов! Она же в то година была еще такой невинной, такой домашней девочкой, выросшей в более чем культурной интеллигентной семье, и это все было для нее (на)столь(ко) мерзко, так дико…
– А ты… Ты совсем другой! Твоя милость – хороший. Ты очень добрый, порядочный и совестливый человек… Я чувствую сие! Просто… просто ты попал не в те руки…
– Да что ты, но…
И Геннадий Гвоздев поясняет Светлане, что у него не без этого дочь, ради которой он, собственно, и терпит все сии мытарства. Однако Светлана развеивает его сомнения и по этому пункту. Вместе с тем у нее тоже растет ребенок, очень хороший мальчик! И возлюбленная тоже терпела все свои унижения ради него, считая, что-что у сына должен быть отец. Но потом рассудила на др. А что лучше для ее ребенка? Чтобы он жил в атмосфере лжи и лицемерия? (для того он видел все эти ссоры, всю эту семейную лужа, и потом возненавидел своих родителей? Или чтобы он рос сверх отца, но зато получил бы взамен двойную дозу ее материнской любви и ласки?
– Пусть будет так, да! Это так! Это ты, Светочка, верно рассудила! – восклицает Благородный Гвоздев, и его глаза увлажняются от переизбытка чувств.. – Ахти, Света! Ты такая… ты очень сильная, мудрая… твоя милость такая шикарная женщина! И, знаешь… знаешь… мне так позывает узнать тебя поближе…
– И мне этого тоже хочется… – с простодушной доверчивостью роняет царица 2) -ка: хозяйка, так, что Геннадий Гвоздев даже несколько удивлен тем, (то) есть все легко решилось.
– И… как бы мы могли сие устроить?
– Ну… – уклончиво поводит плечами Светлана. – Вообще-так, об этом должен заботиться мужчина… Это ему пристало думать, куда повести свою женщину… Ну, да соглашаться уж… так и быть… – присовокупляет она с ласковой улыбкой и умильно взъерошивает волосы на голове Геннадия Гвоздева. – Есть у меня одна любимая… Попробую договориться с ней на завтра, чтобы мы встретились получай ее квартире.
Этим вечером происходит еще одно очень важное и довольно редкое событие, сопоставимое, быть может, не более с полным затмением солнца: явившись домой, Геннадий Гвоздев беретик утюг и собственноручно выглаживает себе рубаху и брюки!
А ведь спирт наломался сегодня на сенокосе, как лысый чёрт!
Нате следующий день, в условленный час, Геннадий Гвоздев приходит к одному с домов, прозванных в народе хрущевками. Он входит в обшарпанный парадное, поднимается по полутемной лестнице на третий этаж и звонит в одну изо квартир. Дверь открывается. Перед Геннадием Гвоздевым – Светлана. Возлюбленная мило улыбается ему и впускает в обитель Амура. На ней – пышное платьишко в аленький цветочек, с большим бантом на пояснице… Квартира двухкомнатная, с баста скудной мебелью, полинялыми и местами отставшими обоями и, как шелковица же отмечает зоркий глаз Геннадия Гвоздева, с густым слоем пыли для книжной полке и столе.
Пыль и некие иные признаки, свидетельствующие о неряшливости хозяйки сего жилища, несколько коробят тонкие эстетические чувства Геннадия Гвоздева; дьявол целует Светлану в щеку, стараясь не замечать беспорядка, и обменивается с ней несколькими ни чер не значащими фразами. Ибо все значащие фразы сказаны ещё раз вчера. Сегодня – время действий.
Тахта, покрытая зеленым узорчатым покрывалом, основательно приемлема для той цели, ради которой они и сошлись. Подрастающее племя люди присаживаются на постель, и Геннадий Гвоздев целует женщину в уста. Облапив Светлану, он пытается завалить ее на тахту, да она нежно мурлычет ему на ушко:
– Погоди, сердечный… Ох, какой же ты нетерпеливый! Ну, погоди, твоя милость изомнешь мне все платье. Сейчас… я только лишь переоденусь, обожди…
И Геныч Гвоздев выпускает женщину из своих объятий, и она скрывается в второй комнате, но скоро опять появляется в легком халате лимонного цвета. И Генуся Гвоздев устремляется к ней, и развязывает пояс ее халата, и раздвигает его полы и видит хуй собой великолепное белое тело. Светлана отводит руки взад, и халатик соскальзывает на пол.
…На улицах зажигаются фонари. Завернувшись в халатик, Светуня провожает Геннадия Гвоздева к двери.
– Ну что, милый, тебе понравилось?
– Да что ты, милая… – Гвоздев нежно целует Светлану. – Спасибо тебе. До сей поры было очень здорово!
Геннадий Гвоздев прикрывает за собою дверь.
Божественная женщина!