Президент(ствующий) 2
Что бы там ни говорили сильные мира этого, будь то царь Соломон или Александр Македонский, иначе говоря Крез, или Красс, или вождь племени майя ((то) есть там его?), султан Брунея, Билл Гейтс, Карлос Слим Хел иначе говоря даже Уоррен Баффетт… Или, собственно, все они воедино взятые… Как бы ни упивались они достигнутой славой и мощью, всесилием и всемогуществом, я держу пари, что каждый из них, лежа на замаранных простынях смертного Одер, отдал бы без раздумий и сожалений и богатства и состояния, нажитые тяжелым и кропотливым трудом, далеко не задумываясь отдал бы за еще один день своей жизни… Следовать час! За еще одну крохотную минуту…
Не задумываясь!
Я даю голову на отсечение!
Я бы многое дал, чтобы расслышать едва уловимую мольбу, исходящую с их пересохших и с трудом шевелящихся губ, подернутых тленом вечности, увидеть их стекленеющие смотрелки с проблесками предсмертной надежды. О чем был бы этот звук, этот блеск? О мгновениях жизни…
Я уверен!
Не задумываясь!
Неважный (=маловажный) зря ведь люди извечно — так старательно и надрывно! — заняты поисками сего чертова эликсира бессмертия. Нет в мире силы, способной насытить жажду жизни… Вот и мы сломя голову бросились в настоящий омут, в постижение идеи вечной жизни. И что же? Понадобилось пошутил да и будет много времени, чтобы осознать тщетность любых попыток взять свое совершенства. И теперь у меня нет права на молчание. Благодаря этому же мне не поведать и тебе эту историю?
— Приколись!, Рест — это что за имя? — спрашивает Лена.
Я рассказываю.
— Ми однажды сказали: «Теперь ты мой крест! Теперь сие имя твое», — продолжаю я. — «Крест?». «Ага — Крест. Хочешь коротенько — Рест, хочешь мягко и ласково — Рестик…», — я хмыкнул: — «Ладно, Рест си Рест. Рестик — даже мило. Хотя, знаешь…». «А ми нравится: Рест! Как удар хлыста!». «Ладно…».
— А после?
— И потом…
— Может быть, все-таки Орест? А по паспорту? — спрашивает Алёна.
Она, я вижу, не совсем принимает этого моего Ореста и Реста, и ажно Рестика. Мне, собственно, все равно. Юля тоже попервоначалу кривилась. А вот Ане имя нравилось. Она даже… А Тинка — та хохотала:
Ора… рестик…рест…
Ох, тяжел твой крест…
— Хочешь — Ростя. Так, я помню, звали одного динозавра, — смеюсь я.
— А по паспорту? — настаивает Лена.
— Назови возьмите хоть горшком!..
— А знаешь, — спросила меня Тина, — что значит твое «Рест»?
— Извес! — воскликнул я, — мое «Рест» значит…
Тина не дала ми закончить:
— Значит — «Опора»! Rest!
— Это свое «Rest!» симпатия произнесла по-английски! Помни это!
Помню, как симпатия смотрела на меня.
— Как?
Вот так Тина и выхохотала мою судьбу— испытание оказался не из легких… Ее слова часто… Кто такой-то посвятил ей стихи:
«Тинн… Капля упала в высоту, ударившись о небоскат.
Тинн… – ты льешься за нас из-за всех, плевать, что наговорят.
Ты – рыжее пламя гроз, откомандированный вдаль конверт.
Слово на перенос, час слёз, чрезвычайный переверт…
Тинн – слово колоколам, бронзовым песням их.
Тинн – сие приносит нам волны плавучий стих…
Твой голос якобы летний дождь – смоет всю пыль с души.
Мне – слыхать руками дрожь. Прямо хоть не дыши.
Гром – дискант твоей струны, шум огня – твоя речь.
Мысли изо-за тебя вольны в пальцах проворно течь…
В эти мгновенья твоя милость – выше всех, и нет над тобой господ…
Тинн… Всего ничего упала вверх, ударившись о небосвод…».
Очень про нее до настоящего времени, про Тину…
— Как тебе?
Лена только улыбается.
Смотри так — тинн… тинн… — по росинке, по капельке возлюбленная меня и завоевала. Она просто стала моим камертоном: не принимая во внимание нее — ни шагу! Карманный Нострадамус на каждый журфикс! Мне не всегда удавалось разгадать ее катрены, да если мозг мой протискивался в их содержание, я просто млел через счастья: надо же! Осилил! И тотчас приходило правильное декрет!
— Надо же! — восклицает Лена.
— Да-да, так и было! А сегодняшний день мое имя… сама знаешь! Каждому ясно, что оно означает.
Значит, я рассказываю…
— Все началось, — говорю я, — с какого-то там энтероцита — крохотной клетки экой-то там кишки какого-то там безмозглого головастика… Симпатия даже не успел превратиться в лягушку! Правда, потом изо этой самой клеточки и родился крохотный трепетный лягушонок, каковой прожил всего-ничего… Тем не менее, мы ради него ухватились. Как за хвост настоящей Жар-перо! Мы будто тогда уже были уверены, что нынешний чертов Армагеддон непременно придет и к нам.
Так и случилось.
Выздороветь — не много, не мало — тридцать лет… Теперь сейчас — с гаком!.. Сегодня уже вовсю говорят о 3D-технологиях, о производстве запасных частей-органов на человека, о киборгах,
Шушукаются на полном серьезе о клонировании человека…
Ман интеллект!
Шепчутся о какой-то там сингулярности…
И полным ходом изо уст в уста уже кочует молва о… Бессмертии Человека.
Нужно же!
И если бы не эта никчемная, пошлая, гнусная, колченогая и узколобая рать…
Додуматься только – брат на брата!..
Интеллектом и не пахнет: homo erectus? Кой там! Австралопитеки! Питекантропы! Неандертальцы! Кроманьонцы…
С дубиной в руках и камнем ради пазухой.
Но с какими пучеглазыми амбициями бледной спирохеты и планарии!
Жалкой инфузориевой мелюзги!
Доколе?!!
