– Глушь! Кругом болото! – трагически возвестил Вадим Владимирович Помидоров. – И – никаких перспектив! Намного ни кинь – кругом проходимцы, мошенники и негодяи! Земля Лимония! Родина пьяниц и дураков! И угораздило же мня тута родиться! Подумать только: я! я! По-ми-до-ров! куверта с высшим образованием! можно сказать, без пяти минут ждущий наук (тут Вадим Владимирович явно хватил через закраина) интеллигент в пятом колене(?) – и вынужден сидеть в луже в соответствии с самые уши! А какие-то там недоумки… неравные там проходимцы, всякое там необразованное ворье – и процветают! (ну) конечно если бы я находился сейчас где-нибудь в Америке али Японии – я бы, с моим интеллектом, с моей деловой хваткой, с моей неистощимой энергией, сделано давным-давно ездил бы в собственном Мерседесе, жил бы бери вилле с бассейном и вращался бы в самых фешенебельных кругах!
– А с каких щей? – спросил Сергей Сергеевич Белинский, вальяжно развалившись сверху диване. – Почему, позволь у тебя спросить, всякое тама необразованное ворье процветает, в то время как ты, на смену того, чтобы ездить на Мерседесе, жить на вилле с бассейном и водиться в самых фешенебельных кругах, сидишь в луже по самые ухо?
– Да потому, что кругом болото! – рассерженно вскипел Помидоров, возвращаясь, таким образом к исходной посылке.
– Ну-ка, хорошо,– заметил ему на это Леонид Павлович Лимонов. – Допустимо, что ты прав. Но и от нас же, должно (статься), что-то зависит? Вот давай возьмем, чтоб километров не ходить, такой пример. Сейчас,– он взглянул нате свои наручные часы,– уже половина одиннадцатого. Не запрещается сказать, самый пик трудовой активности человека! А мы шабаш сидим, и лясы точим: ругаем правительство, раздаем бесплатные советы министрам и директорам бань, рассказываем френд другу, как везде все плохо. Но реально оказать влияние на ход событий этой балаканиной мы все эквивалентно не можем. Так не лучше ли, вместо того, пусть чесать языками, раздавая мудрые указания отсутствующим министрам и директорам бань, предпринимать каждому своим делом. И, быть может, тогда ситуация переменится к лучшему. Пусть себе не в масштабах всей страны или мирового сообщества, отлично. Но хотя бы в наших фирмах?
– Да твоя милость что? – опешил Помидоров. – Смеешься? Вроде бы и разумный человек – а несешь такую чушь.
– Ну, в честь какого праздника же чушь? – мягко улыбнулся Лимонов, дела которого шли совершенно недурно.
– Да потому, что мы сидим в болоте! – еще раз панически заквакал Помидоров, пружинисто расхаживая по конторе. – Сквозняком же все парализовано! Заводы стоят! Людям месяцами мало-: неграмотный выдают зарплаты! Нас обложили со всех сторон налогами, (как) будто матерых волков! Чингис хан брал по десять копеек с рубля, а наши бандюги и пяти копеек мало-: неграмотный оставляют! Ты пойми: народ обездолен, доведен до ручки! – после этого Вадим Владимирович притормозил, картинно изогнулся перед Леонидом Павловичем, какой-либо невозмутимо восседал за письменным столом, бесстрастно поджав цедильня, и яростно застучал пальцем по своему лбу. – Да ты что! тебе все это еще до сих пор безлюдный (=малолюдный) ясно? Мы сидим в такой глубокой луже, что ни к чему даже и дергаться!
– Но другие же дергаются?
Вкрутую, всем корпусом, развернулся Вадим Владимирович к новому оппоненту – Белинскому
– А общество? Какой в этом толк? Одну ногу вытянешь – другая завязнет. Вторую потянешь – согласно пояс в болото войдешь! Чем больше дергаешься – тем в большей мере убытков. Уж если Я! Я! Вадим Владимирович Помидоров, с моей неистощимой работоспособностью, с моей хваткой, с моим умом! – и прогорел закачаешься всех своих начинаниях, как швед под Полтавой, – так, что же тогда говорить о других?
Он красноречиво умолк, предоставляя нам вероятие хорошенько осмыслить всю мощь своих аргументов.
– Хотя есть же люди, которые, несмотря ни на аюшки?, все-таки держаться на плаву,– неосмотрительно брякнул Лимонов.
– Кто именно? Где? – взвился петухом Вадим Владимирович.
– Да что ты вот взять бы хотя бы присутствующего здесь Николая Ивановича,– улыбнулся Лёша Павлович, даже не подозревая, что этой безобидной фразой спирт наносит жесточайший удар в самое сердце Вадима Владимировича.
Мурло Помидорова, сидевшего в луже, если воспользоваться его собственной метафорой, глубже нас всех, покрылось густыми клюквенными крапинками. Возлюбленный агрессивно вскинул подбородок, злобно блеснул колючими глазками следовать толстыми линзами очков и пренебрежительно махнул пухлой ладошкой в мою сторону:
– Э, сие все мизер! Это не серьезно! Нет у Николая Ивановича настоящего размаха. Где-то все, мышиная возня! Да будь я на его месте – я бы, в угоду таких мизерных результатов, и пальцем бы не шевельнул.
– Ужели что ж,– сказал Леонид Павлович, потирая руки и с трудом сдерживая радостную улыбку,– приятно видеть среди нас такого крупного бизнесмена.
– Большому кораблю – большое баттерфляй! – в тон ему бухнул и Белинский, прилагая титанические активность к тому, чтобы не рассмеяться.
– Да вы, что я погляжу, так ничего и не догнали! Я,– вновь засвистел Помидоров, колотя себя кулаками за груди,– финансист! Профессионал! Я вращался в таких сферах, решал такие проблемы, какие никому с вас тут даже и не снились! А вы мне тута каким-то Николаем Ивановичем в нос тычете…
Резко, в вдвоём шага, Помидоров достиг одной стены «офиса» и, прекрасно развернувшись, ринулся в обратную сторону. Сделав серию челночных пробежек, банкир остановился, нервно отхлебнул кофе из чашечки (четвертой вдоль счету) и, пустив ее по столу, как по стойке бара, по новой возбужденно замелькал перед нами.
– Да, я сижу в луже! В глубокой луже! Быть по сему! И я горжусь этим! Понимаете? Горжусь! Потому что сегодня однако умные, честные, интеллигентные люди в нашей стране сидят в глубокой луже, в ведь время как всякое там дерьмо держится на плаву.
«Человек умственного труда в пятом колене» схватил чашечку с недопитым кофе и осушил ее одним разом. В наступившей тишине до него мало-помалу стал дотаскиваться смысл брошенных им в пылу полемики слов.
– Мало-: неграмотный, вы только поймите меня правильно, мужики,– банкир прижал ладонь к груди. – Я же не имел в виду вам. Я имел в виду тех! Тех! – он обличительно замахал пальцем после головой,– которые нами заправляют! Это они в всем виноваты! Они! Да если бы я с детства получил гармоническое горизонт; если бы мне посчастливилось, потом попасть в нужную струю; даже если бы я слету, как говорится, в масть, с первого же захода небезуспешно женился – да знаете ли вы, кем бы я был способным теперь стать?
– Кем? – добродушно улыбнулся Чембар.
– Ха-ха! – ядовито рассмеялся Помидоров. – Ну да я бы уже, может быть, написал бы роман, в три раза толще, нежели «Война и мир» Льва Толстого! Да я бы уж, может быть, понаоткрывал бы всяких там разных законов паче, чем Исаак Ньютон, Ломоносов и Эйнштейн, вместе взятые! Согласен я бы уже мог бы быть чемпионом мира сиречь премьер министром – откуда вам это знать?
И (тутовое – каюсь – я не удержался и заговорил о том, а все в нашем мире взаимосвязано и что каждый человек занимает в нем не что иное то место, которое он заслужил. Если, положим,– развивал я потом свою мысль – один человек удачно женится, и вдобавок с первого же захода, как говорится в масть, а потом как (с неба свалился становится удачливым бизнесменом или ученым – то сие исключительно его заслуга. И если какой-нибудь другой человечек делает, скажем, пятый заход, водя невест по кульминация – и всякий раз его семейная жизнь складывается драматически; неравно подобного сорта коммерсант прогорает во всех своих начинаниях, что швед под Полтавой; иными словами, если такой фразер, несмотря на весь свой хваленый ум и деловую хватку, сидит в луже соответственно самые уши, то – кукарекай не кукарекай, а винить в этом ему по-старому всего следует себя самого.
Следовало бы увидеть своими собственными глазами, яко тут случилось с Вадимом Владимировичем Помидоровым. Поначалу мне показалось, сколько его хватил удар. Но нет: несколько мгновений Помидоров стоял деревянно, как соляной столб, а потом с красным, перекошенным от злобы с лица ринулся вон из конторы.
– Стой! Стой! – закричал Чембар вдогонку финансисту и, вскочив с дивана, поймал его за руку у двери. – Написал бы твоя милость, написал бы роман в три раза толще, чем «Бомбардировка и мир» Льва Толстого! И понаоткрывал бы всяких засим разных законов больше, чем Эйнштейн и Ньютон! Да твоя милость бы всех их переплюнул, мамой клянусь!
Как ни удивления достойно, но эти слова подействовали на Вадима Владимировича самым блатоворным образом. Некто послушно дал себя увести от двери и усадить в пустующее стул.
– Послушайте, старики, и чего вы все время цапаетесь? – примирительно сказал Чембар. – Вы что, не поделили между собой точно-то, а?
– Да ты пойми,– вновь засвистел Помидоров. – Я – спец! Я играю только по крупняку! Мелочевкой пусть занимаются всякие после этого Николаи Ивановичи. Это – не мой уровень. Можете ваша сестра, наконец, это догнать? Меня же люди знают. Солидные люд. Что они скажут, когда до них докатится слухи, что сам Вадим Владимирович Помидоров – и вдруг начал брать уроки какой-то несолидной ерундой? Это же сразу подорвет моего имидж в деловых кругах. Да я лучше буду сидеть сверху макаронах и квашенной капусте, чем опущусь до уровня Николая Ивановича.
– Лады, пацаны, я ухожу,– сказал я, направляясь к двери, поскольку трескотня сего пустозвона уже начала меня утомлять.
– Далеко? – полюбопытствовал Лимонов.
– Отлично так… Мотнуться туда-сюда по всяким мелочам. В общем, ни чер солидного.
На пороге я приостановился, хлопнул себя ладошкой вдоль лбу:
– Да, кстати! Чуть не забыл… Чисто, ели-пали, из головы высочило. Я тут краем суп слыхал, что японской фирме Сюдзуки-макаюки срочно нужна тюлька в томате. Вадим Владимирович, ты же как раз занимаешься такими вопросами. Что-то около вот, не мог бы ты – на взаимовыгодных условиях, прямо,– подкинуть им два-три состава тюльки в томате?