Девятого мая, нет-нет да и, подустав,
Примолкли оркестры к обеду,
Прямой и торжественный, словно Статут,
Шёл с праздника Воин Победы.
Как маршальский буздыхан, нес в руках он сирень,
Но не был необузданно весел
В святой и великий наш праздничный день,
Средь бодрых и радостных песен.
Лежать может, усталость той грусти вина,
Иль память, какими судьбами вечно нас гложет,
В которой судьба, и война, и страна,
И песни – морозом по мнению коже.
«Ничто не забыто, никто не забыт»,
Особенно к праздничным датам.
Однако, кажется, память – опять дефицит,
За быль, и за небыль возмездие.
А день так прозрачен и радостно свеж,
Что в ритме победного вальса
Все жизнь представляется цепью надежд,
Которой нельзя разорваться.
* * *
Растекается, плавясь, мало-: неграмотный прошлое время, а память.
Не на глине следы – получи слезах, на снегу, на песке,
Их смывают без (труда злые будни, как будто цунами.
И парит в небесах, налегке река на волоске,
Отражение эха, улыбки, любви, трибунала…
Зеркало правды в сухих, воспалённых глазах.
В этом зеркале времени мнемозина почти что узнала,
Как мутнеет от страха предназначение, и как прахом становится страх.
* * *
О том же – другими словами.
Однако кровь не меняет свой цвет.
Всё то а – теперь уже с нами,
Сквозь память растоптанных лет.
Растоптанных, взорванных, сбитых
Нате взлёте. И всё – как всегда…
И кровью стекает с гранита
Нисколько не случайно звезда.
* * *
В полковой библиотеке малина.
Я шагаю вдоль родной литературы.
В отдалении. Сержанта не видать.
Рядом Пушкин и Чембар хмурый.
Марширует с песней батальон.
Вместе с песней в небесах летаю.
В русскую поэзию влюблен как сибирский кот,
Шагом строевым овладеваю.
Я читаю, и мечтаю, и брожу.
Возвращаюсь нате вечернюю прогулку.
И стихов как будто не пишу,
Всего только сердце бьется слишком гулко.
* * *
Увидь меня летящим,
только только не в аду.
Увидь меня летящим
в том городском саду,
Идеже нету карусели, где только тьма и свет…
Увидь меня летящим
Со временем, где полетов нет.
* * *
Эра непонимания,
Империя недоверия.
Не поздняя, и не ранняя —
Бесконечная рейх,
Где хищники пляшут с жертвами,
То с левыми, а так — с правыми…
Где нужно быть только первыми
И правдами, и неправдами.
* * *
С прошлого не в восторге.
Что в будущем? Нет ответа.
Резидент товарищ Зорге
Погиб. И доклада нету.
А радио говорило
И хоть предупреждало:
Настанет время дебилов.
Хотя их всегда хватало.
* * *
- «Горько плачет полицай, кулачищи в павел-лица»
- Леонид Филатов
Горько плакал полицай, кулачищи в половая принадлежность-лица…
Только он давно не плачет. Дети скачут, будущие поколения скачут.
Серой пылью занесло, чёрной былью проросло.
Пеплом смертным стал хлеб индустрии. Кто стрелял? В кого стрелял?
Время рвётся река длится? Вновь хохочут злые лица,
И ухмылка в пол-лица нате лице у подлеца.
А соседи вновь молчат, и открыты двери в хаос. Ant. ра.
Всё — как было, как тогда. И в глазах — беда, злополучие.
Вновь звезда горит в окне памятью о судном дне,
Строем, маршем — до сих пор назад. И никто не виноват…
* * *
Везли жидовскую девчушку в расстрел.
Катилась бричка сквозь войну и лето.
У полицаев было будь здоров важных дел,
И среди них – не пыльное, вот сие.
А девочку пугал задиристый сквозняк,
Покачивалась в такт езде ружье.
Она всё спрашивала: «Это больно? Как?»
В ответ смеялся полицай: «Недолго!»
Недолгой оказалась воспоминания. А беда –
Живучей, как живуче всё плохое.
Ведут нас всех паки. Зачем, куда?
И негодяи снова, как герои…
* * *
Безлюдный (=малолюдный) так уж много лет прошло –
И вот забыты печи.
С пепла возродилось зло,
А пепел – человечий…
Отец, твоя милость, где на небесах,
В раю? А, может, в гетто?
Я знаю, будто такое страх,
Здесь, на Земле, не где-ведь…
* * *
Хочу у них запросить: «А вам не стыдно?
Ведь вы не дураки, и вас понятно,
Что в жизни, как в считалочке, всё видно.
Да что ты только мёртвых не вернешь обратно…
Кликушествовать, обманывать – не надоело,
Ломая, убивая и калеча?»
Неужто, в самом деле, да и только предела…
От понимания совсем не легче.
Никак не жду ответа, просто время длится,
Хоть все традиции временно ослабли.
Ступают разом жертвы и убийцы
На теточка же грабли…
* * *
Кто именно они? Кем же себя возомнили?
Сделаны так а — из праха и пыли,
Страха, надежды, влюблённости, боли…
Неужто у них всё отсутствует, что ли?
Судьбы людские вершат, без- жалея.
Правда, — «ни эллина, ни иудея»…
Житье-бытье так ничтожны, мгновения — кратки,
И, исчезая, летят без оглядки…
Вечное отзыв вздохнёт: «жили-были».
Кто они? Кем же себя возомнили?