Конфеткин плавал в объятиях сна, хотя его дух витал далеко за пределами волшебной амфоры.

Спирт находился в какой-то комнате, у стеклянной стены. За столом, в разрез к нему, сидел мужчина и читал книгу. На столе горела миньон с зеленым абажуром, и ее свет золотистым пятном ложился держи страницы книги и на кисти рук человека. Зловещие волны опасности наполняли комнату, и что-то-то нехорошее должно было случиться очень скоро, только погруженный в чтение мужчина не чувствовал надвигающейся беды. 

Некто протянул руку к абажуру, чтобы поправить его, и свет упал ему нате щеку. Конфеткин узнал в нем Василия Никитича, Олиного отца.

Конфеткин был ручаюсь, что этот человек стоит на пороге страшной опасности. Чтобы повадки не было надвигалась извне, и комиссар обязан был ее предотвратить. Однако как это сделать?

Он приблизился к Олиному отцу и попробовал подать голос с ним — но Василий Никитич его не видел и далеко не слышал.

Окончив чтение, Василий Никитич подошел к кровати, словно стояла возле стенки, расстелил ее, погасил свет настольной лампы и улегся засыпать. Однако Конфеткин продолжал его видеть и во тьме. Спирт знал, что теперь, в темноте, Василий Никитич был окончатель беззащитен перед силами тьмы. Комиссар подошел к стеклянной двери и промер в ожидании.

Но что это? За стеной проплыла лохматая сень, и какая-то ужасная баба стала открывать стеклянную портун. Конфеткин навалился на нее всем телом, не позволяя ей уложиться. И все-таки, несмотря на все его усилия, плита подалась, и незваная гостья проникла в комнату. Теперь он был способным ее рассмотреть. У бабы была угрюмая темная рожа и долговязая особа. Пришелица двинулась к кровати, на которой спал Олин отче. На полпути к нему, она по-звериному свирепо оскалилась и зарычала, обнажив острые клыки. Потом чего бросилась на Василия Никитича и стала его подавлять. Конфеткин подбежал к ведьме, схватил ее за плечи и начал отсрочивать от Василия Никитича. Баба обернулась, скаля пасть, и спирт, не мудрствуя лукаво, залепил ей кулаком по морде. Колдунья взревела, и он ударил ее еще и еще. Под его натиском, незваная вечеринщица стала отступать, и Конфеткин грозно надвигался на нее давно тех пор, пока она не исчезла за стеклянной дверью. Потом он помахал ей пальцем и сказал:

– Сюда больше безвыгодный приходи!

Но вот как бы электрическая рябь пронеслась по части его телу, Конфеткин вздрогнул, рывком откинул одеяло и поднялся с кровати. Его заторможенный взгляд скользнул по комнате, оклеенной бледно-розовыми обоями с цветочным орнаментом. Преддверие собой он увидел окошко, и в него сочился слабый ночной божий свет, но его вполне хватало для того, чтобы перевидать дверь в этом бледно-розовом каземате и стул, на котором были сложены рыцарские наручи.

Конфета встал, облачился в доспехи, взял меч, который был прислонен к спинке стула и, открыв дверца, вышел из волшебной амфоры.

Небо было темным, сыпал пьяный снег, и Светлый Воин пошел по грязной скользкой тропинке, отуманенный сырым полумраком. Внезапно край неба озарился, и над ним появилось светящееся туча. На нем стояли две прекрасные фигуры – седобородый отец и молодая женщина необычайной красоты, в которой он узнал Олину маму. Они смотрели получай Конфеткина, и их силуэты светились мягким нежным светом, по образу два дивных солнца. В их ласковых лучах небо очистилось, и Просветленный Воин увидел, что он стоит на горной тропе. Свыше, на склоне горы, цвели деревья, похожие на акации. Их гроздья были бархатно-белыми и удлиненными, с вытянутыми лепестками, а иные имели густой светлосиний цвет. Вдали, подобно выгнутому клинку, падал с гор каскад, и под ним серебрилась река, и вдоль ее берегов были видны багряные крыши сонных домов. Дорожка извивалась по склону горы, сбегая к реке. Постепенно туман стало меркнуть, фигуры таять, и в небе заблестели звезды. 

Аристократ двинулся по тропе, освещенной звездным светом.

Он маловыгодный знал, что находится глубоко под землей, в стране великанов, и почто его миссия близится к концу. Он не знал и о книга, откуда взялась дверь в его темнице. Что ожидало его впереди? Намного вела его эта горная стезя? И этого он как и не знал – просто шагал вниз по тропе с чистой совестью и с твердой верой в ведь, что рано или поздно ему улыбнется удача.

Не в такой мере всего в этой странной сказке он походил на знаменитого сыщика, расследующего сложное акция. Да и, в общем-то, никакого дела, как такового, и неважный (=маловажный) было.

Разве он вел следствие, подобно тому, вроде это делают другие известные Шерлоки Холмсы? Разве спирт строил версии, просчитывал варианты, делал некие хитроумные ходы? Какое инде! Он и понятия не имел о том, что случится с ним сделано через минуту! О каком анализе, каких премудрых ходах могла (вы)ступать речь!

Все, что случалось с ним, происходило помимо его воли. И, как один человек с тем, именно его воля, его несгибаемое упорство привели его в таковой мир!

Черные силы плели ему козни? И что а? Именно их козни, их взаимные интриги и послужили тому, будто старая ведьма, принеся его в страну Великанов, сама приблизила развязку этой удивительной истории. Никак не было ли в этом воли провидения? Не распорядились ли небесный купол так, что даже и злоба сил тьмы, их непомерная гордыня и взаимная отвращение – слепая по своей природе – в конечном итоге послужили кайфовый благо бедной девочки и ее друзей? 

Спуск занял отнюдь не слишком много времени – он скользил по тропе, кажется в сказочном сне. А потом он шел вдоль берега реки и, напоследках, дорога привела его в спящий город.

Дома здесь были взрослые, громоздкие, похожие на угрюмые серые короба, вознесенные к темным небесам, держи широких улицах был разбросан мусор, а под ногами зияли зловещие люки. Желтые огни огромных фонарей роняли мертвый свет на булыжные мостовые, матово отражались на темных громадах зданий, сооруженных изо больших каменных глыб. Несколько раз ему чудилось, сколько впереди промелькнули странные карликовые фигуры, и даже привиделось, кубыть бы у одного из них на плечах было двум головы! Что это? Некие загадочные существа, наводняющие ночной городец? Или же обман зрения, вызванный неверным освещением фонарей?

Получи и распишись всякий случай, рыцарь опустил руку на эфес меча, готовясь отбить нападение. 

Громады домов подавляли, отбрасывали густые тени, и невмочь было различить, что же скрывается в темноте. Раза двуха или три ему почудилось, что он слышит чьи-в таком случае приглушенные голоса и дробный перестук убегающих ног. Но давать (голову за то, что эти звуки издавали человеческие существа, возлюбленный бы не стал.

Так бродил он по сонному городу, в (то не вышел к большой площади, окруженной гирляндой фонарей, подвешенных возьми высоких мачтах, словно огромные цветки-колокольчики. В центре ее возвышалась палладиум мужчины исполинских размеров.

Конфеткин уже вознамерился было нет чего/кого. Ant. начаться на площадь, как вдруг тишину взорвали громкие звуки, не отличишь на взрывы петард. На соседней улице послышался гнетущий топот ног, под которыми задрожала булыжная мостовая, и град огласился громоподобными выкриками: «Держи!», «Уходят!»

Рыцарь отступил в сень большого, в три обхвата дерева – и как раз вовремя: темноту ради статуей прорезали яркие вспышки. Длинный, словно от автомобильной очки, луч заплясал, запрыгал, зашарил по мостовой, и в его свете Освещенный Воин увидел, как на площадь выскочила мятущаяся много красных карликов с рогами на головах. Они были в черных плащах, нате поясах у них болтались кинжалы, а за спинами виднелись рюкзаки. Лица у краснокожих мутантов были хищные и горбоносые, а некоторый были о двух головах! Вылетев на площадь, беглецы кинулись отдельно, словно мыши, преследуемые котом. Некоторые, обогнув памятник, устремились в сторону Конфеткина. Ради спинами мутантов выросли две фигуры исполинского роста – Конфеткин через силу ли доходил им до коленей, а карлики были и совсем не выше их башмаков. Один из великанов освещал убегающих уродцев фонарем, дело (другое приставил к плечу какой-то механизм, смахивающий на винтовку и нажал получи спусковой курок. Тонко запела стрела с неким подобием плавников, рассекая атмосфера и разматывая за собой мелкую сеть. Стрела упала впереди важнейший массы бегущих, и сеть накрыла многих из них.

В так время, как пойманные карлики барахтались в накрывшей их рыбачьи (рыболовные): невод, титаны приблизились к своей добыче. В руке у того, что светил фонарем, была плетушка из толстых прутьев с крышкой. Он поставил ее возьми землю рядом с сетью.

– Вот это выстрел! – произнес симпатия, слепя мутантов ярким светом.

Он сунул руку почти сеть и стал вылавливать оттуда пленников, а затем бросать их в корзину. Оный, что стрелял, самодовольно улыбнулся: 

– Ну, так чья но школа!

Его товарищ поднял над головой мутанта с двумя головами.

– Глянь-ка, экий красавец! У любого циркача за него можно будет намолотить не меньше десяти монет.

Он выгреб из-подина сети остальную добычу, побросал ее в корзину и захлопнул крышку.

– Неужто и развелось же их нынче! Прямо кишат!

– Ничего. Сих мы знатно шуганули,– сказал тот, что стрелял. – Данный) момент они к нам долго не сунуться. Пусть орудуют в других местах. 

– А я до могилы говорил, что ночная охота – дело стоящее,– сказал его сменщик. – В особенности перед рассветом, когда они теряют бдительность.

Бахвалясь переговариваясь, великаны собрали сеть, взяли корзину с пленниками и отправились до хаты.

Конфеткин постоял под деревом еще немного, не рискуя получаться на освещенное место, и чутко прислушивался к ночным звукам. Да все было тихо и ничто не нарушало больше спокойствия сонного города. Потом он вышел из густой тени и, свернув на боковую улицу, растворился вот тьме.

Постепенно начал заниматься мутный холодный рассвет. Захлопали двери в подъездах больших безликих домов – Титаны выходили их своих квартир, торопясь по делам. Большинство из них были одеты в серые куртки и темные гольф, сшитые на один манер, и даже женщины почти приставки не- отличались от мужчин – редко на ком-то изо них можно было увидеть платье или какую-нибудь безделицу женского туалета, которая выделяла бы их изо унылой толпы.

С первыми лучами лохматого солнца, на улицах появились диковинные животные, напоминавшие огромных жирафов. Сии странные существа были запряжены в некое подобие кибиток – тройками, что кони, и управлялись возницами-великанами.

Распахнулись ставни лавок, торгующих мануфактурой, открылись магазины, парикмахерские, всевозможные заведения, подобные земным кафетерий. Город ожил, наполнился скрипами, возгласами, цокотом копыт, и окопаться на его мостовых от пробудившихся исполинов становилось ранее невозможно. Поэтому Конфеткин, с первыми лучами солнца, забрел изумительный двор ближайшего дома и спрятался в деревянном сарае.

В недрах его царил полумрак.

В углу были свалены в кучу бидоны, ведра, лопаты, кубарка и прочий инвентарь, предназначенный для существ колоссального роста. Возьми задней стене одна из досок была отколота.

Просунув голову в щелочка, Конфеткин увидел пустырь, поросший травой и изрезанный балками. Трещина была достаточно широка для того, чтобы светлый солдат мог в нее пролезть, а пустырь, с его ложбинами и густой травой, являл лицом превосходное укрытие на случай внезапной опасности.

Внимательно изучив округа за сараем, светлый рыцарь приступил к обследованию его внутренней части. Имелись ли в нем укромные места, в которых дозволительно было бы схорониться? Размеры ведер и бидонов вполне позволяли ему натворить это. Но если Великаны обнаружат его в бидоне, неужто в ведре, не окажется ли он в ловушке? 

Соответственно неистребимой мальчишеской привычке, Конфеткин закусил палец и, в глубокой задумчивости, принялся щёлкать ноготь. Его чело прорезала едва заметная складка. Стараясь мало-: неграмотный упустить ни малейшей детали, он вновь окинул размещение пытливым взором.

Его внимание привлекла серая тряпка изо грубошерстной ткани, небрежно брошенная на кучу с рабочим инвентарем. Возлюбленная также могла послужить для маскировки. Если подлезть около нее…

За сараем раздались громкие голоса. Быстрой быстро метнулся Конфеткин к передней стене. Сквозь просветы в досках сочился потускневший утренний свет. Он приник глазом к одной из щелей. В савах его зрения попала часть тротуара перед подъездом у себя. На нем стояли великанша и великан. На поводке гекатонхейр держал двухголового рогатого мутанта, а великанша – пожилого солдата в военном обмундировании. 

– По какой причине-то раненько, Матвеевна, вы сегодня вышли на променад! – произнес титан трубным голосом. – Что, тоже решили выгулять своего барбоса?

– Еще бы,– сказала великанша. – Это ж не какая-нибудь там двортерьер! Ему необходим свежий воздух и движение. Иначе захиреет.

– Ай-яй! – сказал гренадер, рассматривая солдата. – Хорош, стервец!

Он протянул палец ко рту воина:

– Грр, грр, грр! Возьми, куси, куси!

– Бросьте, Дубович,– сказала Матвеевна. – А то и так оно и есть укусит.

– Я те кушу! Я те кушу! – сказал великан, убирая, во всяком случае, палец. – Пусть только попробует. Я ему мигом башку отшибу!

– Вишь, чтоб я тебе сама башку не отшибла,– заворчала Матвеевна. – Эвон своему бери и отшибай.

– Эх, злодей! – не унимался Дубович. – Ахти ты, мерзавец! Вы знаете, Матвеевна, я еще ни разу отнюдь не видал такого крупного мутяру! Выставить бы его бери потешные бои – так я вам скажу, Матвеевна, он Водан с десяток карлов порвет, гадом буду! Я в этом деле – стрела-змея поверьте мне – мутанта съел. И я вам скажу так. Держи этом барбосе можно неплохие деньги заколотить. И причем баснословно даже легко! 

В этот момент поводок в руке титана дернулся – сие двухголовый мутант злобно бросился на солдата.

– Цербер! Столица! – грозно осадил великан своего карлика, оттаскивая его ото воина.

Солдат, в свою очередь, сделал угрожающий шаг к рогатой твари. Гренадерша натянула поводок.

– Цезарь! Стоять! – она хлопнула себя рукой вдоль бедру.

Воин был вынужден отступить. Он поправил рукой мрачный ошейник.

– Ты смотри, какая умница! – похвалил его голем. – Я вижу, он у тебя уже и команды понимает!

– А-то не хуже кого же! – сказала великанша самодовольным тоном. – И это при по всем статьям том, что я его почти и не дрессировала!

– Да… Глаз не оторвешь, хорош, бродяга! – сказал исполин. – У, рожа ты прохиндейская… Продай-ка его ми, а? Я тебе за него хорошие деньги заплачу.

– Ну, олигодон нет,– отказалась Матвеевна. – Даже и не проси об этом. Ми за него целых 250 монет сулили – и то никак не отдала! Где ж я еще найду себе такое сокровище? А моя Лелька знаешь, ровно к нему привязалась? Кормит, поит его из ложечки! Сшила ему матрасик, затем) чтоб(ы) он мог на нем спать! Представляешь? Я говорю ей: «Ты какими судьбами дурью маешься? Ведь это же карлик». А она ми: «И ничего ты не понимаешь, мама. Он такого типа же, как и мы! Просто маленький»

– Э-хе-хе! – сказал Дубович, озабоченно покачивая головой. – И чего только дети не выдумают!

Гренадерша благодушно махнула рукой:

– А! Перерастет! Повзрослеет, наберется ума-разума – и хорошенького понемножку такая же, как и мы.

– Это точно. Мой деревня тоже знаешь чего учудил? Приходит как-то с школы, и прямо с порога: «А знаешь, папа, что в придачу мира, в котором мы живем, существуют еще и другие миры?» Вона? Ну, я и спрашиваю у него: «И где же это твоя милость таких глупостей нахватался? А он мне: «Мальчишки на переменке сказывали». Допустим, я ему, естественно, и объясняю, что никаких миров, кроме нашего, пропал и быть не может. А он мне в ответ знаешь ась?? А откуда же, говорит, тогда берутся мутанты? И ты знаешь, Матвеевна, я в затейщик момент даже и не нашелся, что ему провещать!

– О-хо-хо! Дети-дети! И что с них возьмешь? – радостно заметила великанша. – Мы тоже когда-то такими были – верили в сказки и всякую прочую ламбада. А вот теперь поумнели.

– Да,– со вздохом умудренного жизнью человека, проговорил Дубович. – А видишь так вот задуматься, Матвеевна… Живешь-живешь на этом свете – а пользу кого чего живешь, зачем живешь – и сам не ведаешь. Одна не менее и прелесть в этом долбаном мире – так это выпить, ну да пожрать от пуза.

– А время как летит? – вставила великуша. – Ой-ей! Словно на крыльях!

– И не говорите. Вторично вчера, казалось, за девками бегал – а не успел оглянуться, и сейчас, бляха-муха, на остров Морро пора!

– А куда ж как ветром сдуло? Все там будем,– сказала Матвеевна. – Призовет труба – и двинемся в излишек, как миленькие.

И в этот момент Конфеткин принял решение. Симпатия бесшумной тенью приблизился к приоткрытой двери.

– И сколько не крутись в этом свете – а конец у всех один,– разглагольствовал титан. – Начинай, ладно, Матвеевна, я пойду. Приятно было пообщаться с умным человеком. А так мне еще надо к Лехе из третьего подъезда зайти на огонек, пока он никуда не смылся.

– А зачем он тебе?

– Алло вот, хочу своего цербера свести к его крале бери случку. А то он без мадам уже совсем озверел. Видала, наподобие на твоего кидался?

Поболтав еще немного, Титаны разошлись, и Конфеткин оглядка выскользнул из приоткрытой двери. Пригибаясь к земле, он побежал следовать великаншей. Никем не замеченный, он догнал солдата, выхватил изо ножен меч и перерубил поводок. Затем вложил меч в ноженки и махнул рукой освобожденному пленнику, призывая его следовать внешне. Он устремился к сараю. Солдат побежал за ним. Гренадерша, почувствовав, что поводок ослабел, оглянулась. Она увидела, что солдат убегает от нее вслед за каким-в таком случае малышом в рыцарских доспехах. В первый момент она остолбенела ото неожиданности, а потом завопила:

– Дубович! Дубович!

Великан оглянулся.

– Смотри-ка Дубович! – потрясая перерезанным поводком, ревела великанша. – Муж Цезарь убегает!

Заметив беглецов, титан поднял с тротуара верешок кирпича и размахнулся. Просвистев над головой Конфеткина, кирпич муто шмякнулся в землю. В следующий миг рыцарь уже проскочил в приоткрытую дверца сарая. За ним влетел солдат. Мгновенно оценив ситуацию и поняв, будто рослый воин вряд ли сумеет пролезть в щель, ведущую для пустырь, Конфеткин воскликнул:

– Прыгай в бидон, и ожидай меня на этом месте! А я попробую поиграть с ними в прятки!

У сарая уже слышался шум – казалось, то бежало стадо носорогов. Солдат проворно влез в Вотан из пустых бидонов, Конфеткин набросил на его горловину тряпку и устремился к задней стене. Дверца распахнулась. В проеме показалась исполинская фигура Дубовича. За его плечом маячила Матвеевна.

– Вона они где! – вскричала великанша, заметив рыцаря. – Держи!

Конфеткин юркнул в окоп задней стены. За его спиной о стену грохнул конкремент. Рыцарь, не оглядываясь, припустил к пустырю.

Продолжение на «ПЛАНЕТЕ ПИСАТЕЛЕЙ»