Порцион ПЯТАЯ
Глава первая
Белая корова
Остров Морро остался внизу. Воины Света вошли в плерома густых темных туч – вязких, как кисель,– и Конфеткину пришлось проклевываться сквозь них в абсолютной темноте. Но вот друзья вынырнули изо пелены мрака, и на них брызнул мягкий рассеянный подсолнечная нового мира.
Мир этот был необычаен!
Под ногами у наших отважных героев клубились белые облака, же они могли ступать по ним, совершенно как в соответствии с земной тверди. Облака эти уходили вверх, словно застывшие волны горного потока. За берегам облачного русла стоял густой туман.
– Ай-люли, малинник красная! – воскликнул Иван, с удивлением озираясь по сторонам. – Чай, ты силен, бродяга! Как это тебе удалось?
– Словно?
– Вознестись в небеса! Да еще со мной в придачу? И вдобавок – без всяких крыльев?
– А Бог его ведает,– сказал Мармеладка со смущенной улыбкой. – В какой-то миг я почувствовал, а могу летать, и все.
– Но как ты сделал сие?
– Не знаю. Просто мне захотелось взлететь – я и полетел. Отдельный может взлететь в небеса, если сильно захочет.
– И даже я?
– И твоя милость.
– Но почему же тогда я стоял на той удар, как вкопанный, – и не мог не то, что взнестись, но и шагу ступить?
Конфета не стал объяснять другу, будто пьяные не летают, но, главным образом, падают. Сиречь же ползают. Придет срок, и Горисвет сам усвоит эту нехитрую житейскую разумность.
– Выходит, рановато тебе еще…
Конфета стал прикреплять к поясу авоську с игрушками, и ему пришло для ум, что он выглядит с ней не как знаменитый витязь, а как некая домохозяйка, возвращающаяся с базара…
– А невидимым твоя милость смог бы стать?
Конфета оттопырил губу:
– А что после этого такого военного?
– И даже без всякой шапки невидимки?
Просветленный рыцарь почесал нос.
– Ты знаешь, о чем я сейчас подумал?
– Разве?
– Ведь не это главное.
– А что?
– Вернуть детям проделка, вот что для нас сейчас самое главное. И разве что для этого нам понадобится стать невидимыми – мы ими станем, далеко не сомневайся в этом.
Переговариваясь таким образом, друзья двинулись ввысь, по облакам этого белоснежного мира. Рассеянный свет сочился чрез туман, и над их головами блестела лазурь высокого неба.
– А то как же-а… Хорошо, хоть ты не коснулся сокровищ Странниц Ночи,– наравне бы в ответ на какие-то свои мысли, задумчиво молвил Ванюша Горисвет.
– Ты думаешь?
– Уверен! С таким грузом ты не похоже что ли сумел бы вознестись в небеса!
– Наверное, ты прав, дружище,– бросив сверху друга лукавый взгляд, согласился Конфеткин.
Они прошли пока еще немного, и путь им преградил водопад белых пушистых облаков. Воины остановились, неважный (=маловажный) зная, что делать дальше.
– Ну, чо? Войдем в туманище? – спросил Иван.
Конфеткин поджал губы. Но не успел спирт ответить другу, как из облачного водопада вышла белая головка корова. У нее были крутые бока и сказочно красивая атласная мех. Умные, кроткие глаза светились несказанной нежностью и добротой. Увидев эту белоснежную красавицу, Карамель на секунду замер. Затем, подчиняясь безотчетному порыву, симпатия сделал шаг к корове, приник к ее атласной шее и обвил ее рукой. «Коровушка твоя милость моя милая! Моя ты ласковая! – нашептывал отважный боец, поглаживая ее по бархатистой шерстке. – Красавица ты наша! Ох, милая твоя милость моя! Родная ты наша животинушка!»
Грудь его переполнялась ото избытка светлой радости: наконец-то! наконец они попали к своим!
Наблюдая по (по грибы) этим изъявлением нежных чувств, Горисвет почувствовал, что и для его глазах выступают слезы – он, как и Конфета, вошел в неизъяснимо нежную сферу любви сего прекрасного небесного существа.
– Ну, как же нам данный) момент быть, милая моя? – отрывая влажную щеку от ее атласной шеи, спросил Ирис. – Куда нам идти?
Корова посмотрела на воинов добрыми всепонимающими глазами, махнула хвостом и пошла в правую сторону ото облачного водопада. Через несколько шагов они вошли в стену молочного тумана. Ланка шагала по какой-то только ей ведомой тропе, и воины двигались крошку позади нее, держась с двух сторон за ее теплые округлые бока.
Президент(ствующий) вторая
Лесные жители
На лесной опушке собрались сказочные существа: Неморальный царь Троян, хозяин серебряного ручья Фу-Дзин, император пруда Мирошко, а также Эльфы, Лиурны, Фальторы и прочие покровители цветущих лугов, прохладных целебных ключей, ласковых ветров и зеленых трав. Иными словами, тогда сошлись могучие властелины природы, друзья всему живому – зверям и бабочкам, мельчайшим травинкам и былинкам и, (нечего же, всем добрым людям.
Пригревало солнышко. Получай поляне царило радостное оживление. Лиурны и Фальторы, похожие получай невинных нагих деточек, собирали цветы, сплетали их в венки и украшали ими приманка прелестные ясноглазые головки. При этом они и шалили, решительно как дети, и на поляне звенел их веселый неряха смех. Эльфы по большей части походили на прекрасных юношей и девушек. Юноши носили красивые изумрудные наряды, напоминающие стародавние кафтаны с неброскими багряными кушаками, а девушки – просторные сарафаны поперед пят. Некоторые из парней играли на свирелях, извлекая с них сладчайшие, приятные для слуха, звуки. Что а касается до Трояна, то он восседал на пеньке. Сие был невысокий дедушка в лаптях и в крестьянской домотканой рубахе навыпуск, подпоясанной бечевой. Беляшка борода доходила Трояну до живота. На коричневом, чисто кора старого дуба, лице, покрытом добрыми морщинками, светились юные задорные тел. Рядом с лесным царем, на зеленой траве-мураве, сидели принципал серебряного ручья, господин Фу-Дзин и повелитель лесного пруда сеньор Мирошко.
– Ну, скоро ль они придут? – нетерпеливо произнес сеньор Фу-Дзин. – Давно пора бы!
Голос его журчал, наравне бегущий по камешкам ручеек. Сам он имел образ резвого ребенка, и был весь какой-то переливчатый, просветленный, воздушный. Из одежды на нем были лишь чухалка синие шаровары, и его нежную грудь украшала гирлянда водяных лилий.
– Придут,– степенно отозвался глава Мирошко. – Куда им деться?
Он был в широкополой соломенной шляпе – малоподвижный, созерцательный и безмятежный. Одет – как оно и подобает такому почтенному существу – в замшевый фрак цвета темно-зеленой стоячей воды.
– И куда это они запропастились? – неважный (=маловажный) унимался господин Фу-Дзин, недоуменно сдвигая плечами. – Туточки и ходу-то всего ничего! Треньк-треньк – и уже держи месте.
В этот миг в воздухе повеяло чем-то легким, струящимся, нежным.
– Говорят! – Троян вскинул палец, прислушиваясь. – Идут!
– Идут! Идут! Идут! – отозвались сообразно поляне мелодичные ликующие голоса.
Все радостно засуетились. Дивий царь поднялся с пенька и молвил с сияющей улыбкой на устах:
– Время подошло! Пора нам уже встречать дорогих гостей наших!
Они вышли изо тумана, словно из листа белой бумаги – и оказались в лиственном лесу. Соль уже перевалило за полдень и весело светило сквозь кроны деревьев; климат был свежий, приятный; дышалось легко и радостно.
Белогривая красовитка по-прежнему шагала впереди, и воины следовали за нею с двух боков с нее. Под ногами у них потрескивал сухой валежник. Радостный свет трепетал на нежно-зеленой листве, и сквозь просветы в кронах деревьев было поди синее небо.
Не прошли наши путники и сотни шагов, якобы впереди показалась полянка. На ней виднелись какие-так необычные существа. Когда друзья подступили ближе, навстречу им устремились дивные создания – ни наделить, ни взять, маленькие очаровательные дети. То были Лиурны и Фальторы.
Тумба махнула хвостом и, вместе со своими спутниками, неспешно вышла в лужайку. Заиграла чудесная музыка. Розовощекие, кудрявые Лиурны и Фальторы стали заваливать под ноги своим гостям зеленые веточки с цветами, жизнерадостно восклицая: «Да здравствует божественная Лилия!», «Слава могучим воинам, Конфеткину и Горисвету!», «Слава смелым защитникам волшебной яблони!» «Мир и будь спок неустрашимым заступникам детей!»
Всё вокруг резвилось, ликовало, сияло, и самолично воздух был пропитан неизъяснимым блаженством. И деревья у поляны, казалось, разделяли всеобщее упоение, весело покачивая своими зелеными ветвями. И свежий ветерок в полном параде струился, и шелестел в листве, как малый шаловливый ребенок. И дары флоры, разбросанные там и сям живописными группами, радостно кивали своими нарядными бутонами. И золотое упек ласково целовало всех детей матери Земли.
О, великая потеха! Слава, слава побеждающим тьму, не дрогнувшим в самых глубоких провалах мрака! Слушок верным рыцарям, могучим богатырям света! Да пребудет вонь Ваш добр и ясен! Да будете вы верными бессмертному Богу Любви!
Гляди один из Лиурнов приблизился к священной корове и надел ей держи шею гирлянду цветов. Другой бросил в лицо Конфете по пальцам пересчитать душистых семян. Сопровождаемая всеобщим ликованием, великолепная троица достигла середины поляны. Если так к ним приблизился лесной царь Троян, держа в руках меджмеи с гроздьями крупного золотистого винограда. И священная корова Лилия сказала своим спутникам, отнюдь не размыкая розовых губ: «А теперь выйдите вперед». И светлые воины, услышав ее кудахтанье в сердце своем, вышли навстречу лесному царю.
– Мир Вы и благодать, Дети Солнца, защитники Правды и Любви,– произнес Троян, смотря на доблестных воинов светлыми зеленоватыми глазами. – Примите настоящий лесной виноград, как дань уважения к вашим славным подвигам в царствах мрака.
Симпатия склонился в почтительном поклоне и протянул поднос светлым воителям. Конфеткин принял саперави из рук лесного царя и сказал:
– Благодарим тебя, дедун, за твое угощение.
Он дал кисть винограда Ивану. Ягоды оказались бесконечно вкусными – их нежная мякоть так и таяла во рту.
Заиграла техно. Лесной царь отступил и – исчез. Вокруг прекрасной Лилии и светлых воинов образовалось двойное ошейник – из стройных девушек, а за ними из удалых молодцев. Эльфы стали направлять хороводы. Девушки чинно поплыли по ходу солнца, напевая:
Славные витязи вышли с тьмы, вышли из тьмы, вышли из тьмы.
С радостью витязей встретили да мы с тобой, встретили мы, встретили мы.
Юноши вторили им стройными слаженными голосами, двигаясь в противоположном направлении:
Ореол героям, блюстителям света,
Ясные дни им и долгие года.
Четыре свирельщика стояли по углам поляны и выдували сладкие соловьиные трели, через которых таяло сердце. Но вот музыка смолкла, и хороводы рассыпались, ни дать ни взять цветные стеклышки калейдоскопа. К рыцарям приблизился господин Фу-Дзин и произнес серебристым голосом, подобным журчанию вешних вод:
– О, могучие воины, детям Света! Омойте свои тела в веселом лесном ручейке.
Водан из эльфов принял у Конфеты уже опустевший поднос, и витязи последовали в лесище за господином Фу-Дзином.
Ручеек оказался совсем рядышком с Неморальный опушкой. Он весело струился среди мшистых берегов, для которых стояли могучие широколиственные деревья. Вода в нем была до такой степени прозрачна, что можно было увидеть каждый камешек получи его дне.
Владыка Фу-Дзин приблизился к ручейку с нескрываемым восторгом.
– Допустим, вот мы и пришли! – произнес он своим звонко журчащим голосом. – Снимите ваши одежды, о, славные витязи, и отдайтесь светлым струям моих вод.
Воины переглянулись. Леденец сдвинул плечами и начал отвязывать авоську от пояса.
– Далеко не волнуйтесь за игрушки,– сказал повелитель ручья, бережно принимая с рук Конфеты его военный трофей. – Никто их на этом месте не тронет.
Он положил авоську на траву. Неважный (=маловажный) дожидаясь, пока его гости разденутся, господин Фу-Дзин прыгнул в фейерверк, вздымая фонтан жемчужных брызг. Затем нырнули и светлые воины. Они стали плескаться в слабо журчащем ручейке, как малые дети, и им казалось, словно его прохладные струи льются прямо сквозь их сердца, вымывая изо них всю тоску-печаль мрачных демонических миров.
– Неужли, как водичка, а? – Иван подмигнул Конфеткину с сияющей улыбкой держи мокром добродушном лице.
Его друг отогнул вверх заметный палец:
– Класс!
Господин Фу-Дзин разнырялся как кряква. Несколько раз друзья с изумлением наблюдали, как он скрывался около водой и речной поток уносил его так далеко, в чем дело? они уже начинали проявлять о нем беспокойство. И вдруг оный очаровательный малыш с веселым смехом выныривал у них за задом – вверх по течению ручья! Как он проделывал сие? Непостижимо!
На берег друзья вышли обновленными.
– Батюшки-светы, по образу хорошо-то! – воскликнул Иван Горисвет, разбрасывая руки в стороны и потягиваясь во всех отношениях телом. – Благодать! Как будто заново на белый пламя родился!
Обратный путь воины проделали с легкостью птиц – казалось, у них ради спинами выросли крылья.
После купанья они сидели получай лесной опушке, в кругу милых общительных существ, которые потчевали их своим лесным угощением – медом, орехами, малиной, райскими яблочками и прочими яствами. Завязалась дружеская болтовня. Лесные властители вежливо расспрашивали своих гостей, из каких миров они явились и об их мытарствах в обителях мрака. Зато хорошо, похоже, они и без того были неплохо осведомлены об их приключениях. Конфету с Иваном, ясно, больше интересовал тот мир, в который их забросила предназначение.
– А что это за туман такой, сквозь который нас провела Яна? – осторожно приступил к расспросам Конфета, в какой-то мере утолив любопытство сих гостеприимных созданий. – И как она там, кстати, очутилась?
– О! Лина сердцем чует добрых людей! – с ласковой улыбкой отозвался Неморальный царь Троян. – И когда такие герои, как вы, поднимаются в наши миры – возлюбленная спускается с облаков и спешит им навстречу.
– В ваши миры? Следственно, убирать еще и другие миры, кроме этого? – уточнил Конфета с присущей ему дотошностью.
– А так, как же! Наш мир наполнен столь разнообразными обителями – сколько всех и не сочтешь. Их больше, чем листьев держи деревьях нашего леса. А туман – это, мил человек, норма между разными державами. Но без проводников в него далеко не суйся – можно и заблукать.
– А каковы они, эти державы? – спросил Милость Божия.
– Да как тебе сказать, паря? Вон в той стороне, к примеру,– Троян взмахнул ладошкой в восточном направлении,– овчинка выделки стоит высокий терем на берегу реки, а в нем живет цесарь и королева. У них там дочь растет, принцесса. А у принцессы праздник есть говорящий кот. И вот, как наступает месяц май, мурлыка превращается в чудесного юношу и поет ей серенады, и тогда его песни долетают в кое-кто страны. И влюбленные, услышав его пение, бродят по лугам и паркам, взявшись следовать руки, в лучах круглой луны. И сказывают, будто счастливее их в ту пору никак не бывает никого на свете.
Услышав о влюбленных, Конфета наморщил носет и потешно фыркнул (скверная привычка, от которой он круглым счетом и не отучился, несмотря на все наставления мамы, и папы) – сии телячьи нежности ничуть не интересовали его. Почему-в таком случае в его воображении сразу всплыл драматический актер Пьеро с кукольного театра синьора Карабаса Тарабаса. Конфеткину припомнилась безответная род недуга этого меланхоличного парня к девочке с синими волосами по имени Нежная. И то, как он стоял в его кабинете с белым напудренным собой и, заламывая руки, голосил:
Пропала, пропала невеста моя!
Симпатия убежала в чужие края!
Конфеткин хмыкнул в ответ сим непрошенным мыслям, и на его губах расцвела саркастическая усмешка.
– А за замком живут бременские музыканты – кот, осел и голубой,– вел далее Троян.
Иван счел необходимым уточнить:
– Кое-что значит – бременские?
– А то и значит, что они – из города Бремена,– пояснил ему Конфеткин.
Неморальный царь бросил на него странный взгляд:
– А где оный город находится? Тебе ведомо?
– А то, как же. В Германии, идеже ж еще.
Конфеткин, хотя и был не в ладах с химией и математикой, географию знал отлично.
– А там что? – махнул в другую сторону Горисвет
– О! Там стоит только Жемчужная Гора, а на ее вершине дремлет древнее озерцо Тили-тили. Вода в нем прохладна и приятна на смак, да только мало кому довелось ее отведать.
– Сие почему же?
– А потому, мил человек, что подъем бери эту гору труден и опасен. Его может совершить как только человек с чистым и бесстрашным сердцем. Но зато и награда ему велика!
– Ха-ха! В такой мере ведь и тут можно воды напиться,– удивленно повел плечами Горисвет. – Зато хорошо бы даже и в вашем лесном ручейке. Вода в нем – точно надо, холодненькая, чистая, я пробовал! Зачем же на гору-в таком случае лезть?
– Так-то оно так,– сказал лесной агамемнон. – Но только вода наша, не в обиду владыке Фуй-Дзину будь сказано, все же обычная, речная. А так – чудесная. Улавливаешь разницу?
– Нет.
– А в чем она, разница каста? – спросил Конфеткин.
– А в том, мил человек, что вода изо озера Тили-Тили является источником самой жизни! Возлюбленная способна воскресить из мертвых всякое существо, разогнать злые колдовство и наваждения, возвратить утраченную память. И тот, кто ту водицу пьет – благословенный из всех существ!
– Класс! – воскликнул Иван, отгибая важный палец. – Вот бы и нам с тобой испить той водички, а! – некто толкнул Конфеткина локтем в бок.
– Как знать… как находиться в курсе чего…– произнес лесной царь Троян, с загадочным видом глядя в солдата. – Пути господни неисповедимы… Но только мало кто именно решится на ту гору полезть…
– Это почему а? – спросил Иван.
– Так ведь там надо будет предстать перед грозным царем озера Тили-Тили! Не всякий отважится нате это дело. Далеко не всякий… И пусть твоя милость будешь хоть самый храбрый вояка, а коли у тебя сверху душе есть даже малейшее пятнышко…
– Какое, к примеру?
Троян поднял нате Горисвета задумчивый, с хитрым прищуром, взгляд:
– Ну, коль ты, допустим, выпивоха какой…
– А за горой той будто? – поспешно сменил тему Иван.
– А-а! Ну, там живут (человеческое с крыльями, как у бабочек. Они порхают среди огромных цветов, и мало-: неграмотный ведают никаких забот.
И опять Конфете в бок вонзился точеный локоть его друга:
– Вот здорово, а! Нам бы где-то! Не жизнь – а ай-люли, малина красная! – солдат помахал руками. – Порхали бы себя среди ромашек и одуванчиков, а?
Конфеткин указал себе за спину отогнутым пальцем:
– А чо в праздник стороне?
– А в том краю, сказывают, живут путешественники, философы и часть любознательные люди. Они постоянно стремятся узнать что-нибудь новенькое, странствуют ровно по разным мирам, познают мудрость других жителей и записывают шабаш это в свои тетради. Страсть как любят обучаться!
– Безусловно! Был у нас в классе один такой,– вставил Конфеткин, и в его голосе прозвучало безотчетное невнимание закоренелого троечника к отпетому зубриле. – Ему бы не пятерки, а десятки в зеркало души ставить – все равно было бы мало.
– А что с ним содеялось? – участливо спросил господин Фу-Дзин.
– Сошел с ума,– пошутил Конфеткин.
– Свят-свят-свят,– лесные народ перекрестились.
Конфеткин уже совершенно освоился – он чувствовал себя сверху этой полянке так, как будто находится на пикнике в кругу своих школьных приятелей.
– А, с дороги, предложи такому умнику в сыщики-разбойники сыграть,– проворчал некто,– или хотя бы в тот же самый крячик – камо там!
– В крячик? – переспросил один из Эльфов. – А что сие за крячик такой?
Конфета пустился в объяснения. В нескольких словах дьявол растолковал почтенному собранию, что означит крячик, и «с нежели его едят». Лесные жители слушали его наставления с превеликим вниманием. Кое-когда Светлый Рыцарь дал все необходимые пояснения об этой замечательной игре его детства, чуть-чуть эльфов с таинственным видом переглянулись и куда-то исчезли.
– Ну да,– протянул лесной царь. – Век живи – век учись. Насколько игр всяких знаю – а о такой даже и не слыхивал…
– Что-то мне довелось видеть нечто похожее в Придуманных Странах,– задумчиво молвил Вотан из милых очаровательных лиурнов. – Но только там награду крячика игроки использовали надувной шар.
– Мяч, что ли? – проронил Трюфель.
– Точно. Мяч,– сказал Лиурн. – Они пинали его возьми зеленом газоне, бегали за ним гурьбой и били по мнению нему ногами и головой.
– Стремясь забить в чужие ворота?
– Йес.
– Ну, так это же футбол,– Конфеткин небрежно махнул ладошкой. – У нас сверху Земле это самая популярная игра…
– Так вот, как видим, где ее выдумали! – воскликнул Троян. – На вашей Земле! А автор-то тут головы ломаем!
– Что-то я не отнюдь догнал,– Конфеткин и сам не заметил, как перешел получай школьный сленг. – К чему это вы клоните, братцы? Выдумали, знать, на нашей Земле, а играют – тут, в другой галактике?
– Неужели, да. Теперь все прояснилось,– Троян довольно улыбался.
– А будто это еще за придуманные страны такие?
– Сами диву даемся,– сказал Боровой царь. – Загадка! Даже философы – и те не в силах ее санкционировать. Ant. запретить. Куда уж нам!
– Погодите. А кто еще живет в сих придуманных странах? – спросил Конфеткин. – Ну, кроме футболистов?
– Да что вы многие живут… Взять хотя бы того а Мойдодыра. Такой колченогий, сердитый – ужасть! Как заметит какого-нибудь грязнулю, ага как топнет на него ногою, да как зыкнет: я, понимаешь, (тутовое всех умывальников начальник и мочалок командир – и давай ему голову с мылом обмывать!
– А-а! – Конфеткин потер пальцем нос. – Ну, этого я знаю, кто такой придумал…
Лесные жители посмотрели на него с уважением.
– А опять у нас тут в лесу печка живет,– сообщил Троян. – И коль скоро ты, положим, проходишь мимо нее – она давай тебя клянчить, чтобы ты ей, значит, дровишек нарубил, да ее распалил, несомненно тесто замесил, да пирожков налепил и в духовку поставил. И, если сделаешь все, как надо, то угостит тебя такими отменными пирожками – пальчики оближешь!
Белый Рыцарь кивнул:
– И про эту знаю!
Троян, с сомнением в голосе, спросил:
– Неизвестно зачем, может быть, ты и про Ивана, крестьянского сына, какой из проруби ведром волшебную щуку зачерпнул, тоже знаешь?
Конфеткин фыркнул:
– А так, как же! И причем с самых малых лет!
– Так гляди оно что… – задумчиво молвил Троян. – Выходит, жителей всех сих придуманных стран понавыдумывали на вашей планете? И они отразились на) этом месте, у нас?
– Возможно, и так,– сказал Конфеткин. – А, может быть, и ни слуху – на других планетах тоже ведь могли что-нибудь извратить факты… И даже…
Он почесал свой курносый нос, и на его девственно чистом лбу обозначились двум тонких складки.
– Что? Что даже? – раздались нетерпеливые голоса.
– Я ажно не удивлюсь,– провозгласил Конфеткин,– если Вас самих равно как придумали!
– Во как! – ахнули на полянке.
Запала глубокая лад.
– Да. И, может быть, даже эту лужайку, и этот целик – все это тоже кто-то придумал!
– А ты знаешь, парень,– произнес Троян, покачивая седобородой головой,– эта мысль ми уже давно в башку залетала. Вот так вот лежишь, какой-нибудь раз ночью на траве-мураве, смотришь на звезды, и думаешь: а откудова все это взялось? А? Кто же все это неизвестно зачем ловко понапридумывал? Да и не только звезды, но и облака, и земли), и ручеек? Не могло же все это взяться само из себя, из ниоткуда? Кто-то все это здорово сочинил. А? (как) будто думаешь?
– Похоже на то,– сказал Конфеткин. – Как мало-: неграмотный крути – а все эти миры кто-то сотворил.
– А творца кто именно сотворил? – ввязался в полемику Иван. – Другой творец, что ли?
– А какими судьбами? Может быть, и другой,– согласился с ним Троян.
– А этого другого который? Третий?
– Ага. Третий.
– А третьего кто? – Иван разгорячился неважный (=маловажный) на шутку. – Кто сочинил третьего, я вас спрашиваю? Может находиться, скажете, четвертый?
– Верно мыслишь, солдат,– лесной царь покивал головой. – Хоть тресни, был и четвертый.
– Во всяком случае, некоторые творцы ми известны,– заявил Конфета. – Бременских музыкантов, к примеру, сочинили братья Гримм, я сие точно знаю. А Мойдодыра – Корней Чуковский.
– Ладно! Пусть (до,– пытался дойти до самой сути Иван Горисвет. – А во этих-то, как их, бишь…
– Братьев Гримм с Чуковским?
– Неужто да. Их кто сочинил?!
– Мама с папой,– брякнул Грильяж.
– А маму с папой кто?
– Другие мамы с папами,– подсказал Дивий царь с самой добродушной улыбкой.
– А тех кто? Их-в таком случае, какие родители присочинили? Что, так и будем сидеть бери опушке и пересчитывать их до самого утра? – Иван простер руку куда ворон костей не занесет и покачал ей, сложив ладонь лодочкой. – Кто сочинил самого первого папу, и самую первую маму – чисто в чем вопрос!
– Еще один творец,– сказал Троян. – Самый коренной. А без него – никак.
– Ну вот! Вот и приплыли! – Джон рассмеялся. – А этого-то, самого изначального творца, кто сотворил?! Каким ветром занесло он появился?!
– Да. Тут загадка… – Троян недоуменно сдвинул плечами. – Пусть даже философы – уж на что башковитые парни! – и те хоть ты что хочешь не допрут.
– Ладно,– внес предложение Конфета. – Давайте замнем эту тему исполнение) ясности.
Эта идея показалось всем очень мудрой. Конфеткин наново. Ant. ни разу стал расспрашивать о других странах. Их оказалось очень воз) (и маленькая тележка). Вскоре рыцарь узнал, что обитатели всех этих стран жили отдельными сообществами. Были шелковица и совсем маленькие поселения, и большие города и даже целые государства. Тутти они были разделены между собой ничейными зонами – белым туманом, зеленоватой субстанцией, похожей для кисель, или иными образованиями. Жители всех этих стран могли поддерживать связь между собой, проницая границы, однако делали это безграмотный слишком охотно, ибо им было приятнее жить середи своих. И даже вверху, в заоблачных высях, кипела жизнь, однако туда мог подняться далеко не каждый.
Пока протекала сия мирная беседа, вернулись отлучавшиеся эльфы. Дождавшись, пока в разговоре возникнет промежуток, один из них сказал:
– Взгляни-ка, о светлый кавалер, на этот снаряд. Похож ли он на выставленный тобою крячик?
С этими словами он протянул Конфете крохотный мешочек, свободно умещавшийся в ладони и набитый чем-то сыпучим. Идеал взял изготовленный эльфами крячик, ощупал его с видом глубокого знатока… взвесил в руке… И вынес постановление:
– Годится!
Лица эльфов радостно оживились, и Конфета понял, что-то все они горят желанием поиграть в новую для них игру. Раз уж на то пошло он попросил их принести из леса две палки. Спирт воткнул одну из них в землю на краю поляны, приставил к ней пятку правой бежим, а к ее носку – пятку левой ноги и, двигаясь таким манером, отмерил аккуратно десять шагов длиною в одну ступню. Здесь он установил вторую «штангу».
– Становись получай ворота,– предложил Конфета одному из эльфов, указывая пальцем его область. – Я буду бить, а ты – держи.
Эльф встал в ворота. Паладин снял с пояса меч, авоську с игрушками, сложил все сие на полянке и отмерил от ворот ровно одиннадцать широченных шагов.
– Пожалуйста?
– Да,– сказал эльф, принимая стойку вратаря.
Светлый миннезингер слегка подбросил крячик. Когда тот стал опускаться, дьявол ловко вывернул пятку правой ноги и очень благоразумно ударил по нему щечкой ступни. Тихонько крякнув сверху его сапоге, крячик взмыл вверх. Не упуская его с вида, Конфета быстро преступил с ноги на ногу, и поддал его щечкой ступни себя на ход. Двигаясь, таким образом, к воротам и сноровисто жонглируя крячиком, дьявол, наконец, подбил крячик повыше и с лету смачно приложился к нему внешней косвенно ступни. Рассыпчато крякнув о сапог, рукодельный снаряд полетел в уголок ворот. Вратарь метнулся к нему в отчаянном броске, но без- достал. Конфета вскинул кулак над головой и звонко выкрикнул:
– Го-ол!
Смотрелки его сияли.
– Теперь бей ты,– предложил он поднявшемуся с поместья вратарю.
Они поменялись местами.
Поначалу у эльфа дело безвыгодный слишком-то клеилось, но очень скоро он освоился и хоть так поднаторел, что забил Конфете несколько голов. В данное время уже вся поляна кипела спортивными страстями. Светлый идеал показал лесным жителям еще несколько элементов игры – перепасовку, внесение крячика на голове с последующим сбрасыванием на ногу и прочих. Будто бы по мановению волшебной палочки, откуда-то стали (за)рождаться все новые крячики, появилось еще несколько импровизированных ворот, и скоро на полянке уже стало тесно от игроков. Пока что все это выглядело так, как будто Конфета прелюдий) перенесся на Землю и очутился на школьном дворе середь своих одноклассников. Он даже услышал столь привычные ради его уха выкрики, как: «Бей!» и «Ну, что твоя милость там телишься, мазила?!» Уже стало смеркаться, а эльфы любое никак не могли угомониться, словно малые дети, которым к их светлых игр не достает и белого дня. Изумительный время этой азартной суматохи, к Конфете подошел Иван. Образец у него был задумчивый.
– А кто придумал эту игру? – спросил некто.
Его приятель сдвинул плечами:
– Понятия не имею.
Президент(ствующий) третья
Мирошко
Спали они под крупными белыми звездами нате охапках душистого сена. И звездный свет этой теплой, этой тихой божественной ночи податливо струился в их неуемные мальчишеские сердца, неся им тишь да крышь и какую-то несказанную радость.
Грудь Конфеты мерно вздымалась, наполняясь свежим ночным эфиром, и вообще с ним к каждой клеточке его тела растекались живительные силы вселенной. Лучезарные струи озаряли его своим невесомым сиянием и одаривали упругой вездесущей насильно. Рыцарь света расширялся, растворялся, размывался, подобно кристаллику соли, брошенному в безграничный океан – но он не исчезал! Он вбирал в себя все на свете качества, всю мощь этого невообразимого Океана Любви. Его волны дружно плескались в его сердце, они текли сквозь него с неизведанного источника – то были живые воды неба, светлые струи Бога, осмеянные материалистами. И потоки серебристого света струились изо его сердца, из всех его членов, словно таинственные полина некого многоцветного магнита. Его сонное тело дышало ритмами далеких светил, оно таким образом чутким, как стрела антенны; слух его обострился, и возлюбленный услышал прекрасную мелодию небесных сфер и пение сладкоголосых серафимов. Дьявол открыл глаза.
Поляна была залита нежным бледно-голубым свечением ночи. Музон лилась сверху.
Конфета пошевелился, привстал и, сидя на охапке сена, окинул изумленным взором лесную опушку.
В чем дело? это? Явь? Или какая-то чудесная сказка, созданная гением неведомого творца? До сих пор было тут, как наяву – и вместе с тем как-так тоньше, красивее и воздушней.
Вот, на краю поляны овчинка выделки стоит прелестная избушка, и в ее расписных окнах теплится малиновый земная юдоль. На коньке камышовой крыши сидит паренек в затейливой рубахе, подпоясанной бечевой с кистями. Дьявол играет на свирели, свесив на скат босые бежим в полосатых холщовых штанах.
А в другой стороне горит небольшой костерок, и вкруг него водят хороводы красны девицы, распевая такие родные, проницающие в самое душа песни на уже забытом им древнерусском языке… И белоснежная Линуша, еще прекраснее, чем давеча, стоит чуток поодаль ото них, а две пригожие девушки расчесывают ей холку гребешками…
Наравне он очутился тут? Кто переключил в его сердце текущий волшебный регистр и связал его дух с этим непостижимым вместе?
Конфета поднялся на ноги, стремительно вырастая в размерах, и обнаруживая, яко он – ростом с избу. В следующий миг он уже вытянулся неизвестно зачем, что смог увидеть, как за верхушками деревьев серебрится прерывистый серпик веселого ручейка Фу-Дзин, а за ним дремлет купель лесного пруда, отражая свет далеких звезд. И небо – живое, вечное, сияло надо его головой жемчужной россыпью своих огней.
Вот с небосклона слетела ватага звезд и, обозначив собою контур светящейся жар-птицы, полетела к Рыцарю Света. Симпатия пролетела над ним и опустилась за озером.
Как зачарованный, следил Маковка за ее полетом, а когда она скрылась из вида, дьявол двинулся к ней.
Рыцарь вошел в лес.
Он двигался посередке деревьев, возвышаясь над их кронами, и звездный свет лучился бери его доспехах. По пути Конфета срывал с некоторых ветвей крупные золотистые фрукты, похожие на абрикосы, и ел их. Перешагнув веселый ручеек Фу-ты-Дзин, он подошел к озеру. За стеной камыша, в поваленном стволе дерева, сидел Иван Горисвет.
– Ваня! – окликнул его Шоколадка. – А ты что тут делаешь?
– Да вот, сижу, любуюсь этой ночной порой,– откликнулся его товарищ.
– А ты не видел здесь огонь-птицу? – спросил Конфета. – Она полетела туда!
Он махнул рукой в ту сторону, гораздо улетела жар-птица.
– А как же, видел,– ответил Ивася Горисвет. – Она только что опустилась тут, рядышком.
Конфетина хотел сказать, что не мешало бы ее раскопать – а вдруг она подарит им на счастье свое волшебное перышко? – а в этот миг на озере появился господин Мирошко в своей широкополой соломенной шляпе. Дьявол шагал по воде, словно по суше, и на боку у него висела мешок, с какими сеятели обыкновенно ходят по вспаханному полю. Поравнявшись с Горисветом, Мирошко сунул руку в суму и бросил бери него горсть сияющих зерен. Ивана не стало, а домовладыка пруда скрылся в стене камыша. Конфеткин же превратился в автохор.
В тихой заводи нежилась группа прекрасных лилий и около них, ближе к берегу, торчал бунт рогозы – Конфета стал одним из его тонких стебельков.
Симпатия возвышался над ровной гладью озера, чувствуя, как его молодое зеленое светило дышит воздухом этой чудесной летней ночи, и как его обдувает нежнейший, милостивый ветерок, и звездный свет струится и трепещет по нему, наполняя радостью и покоем. Непостижимым образом спирт мог увидеть все вокруг – и глубокое небо в мигающих жемчужинах звезд, и белые чаши лилий, и их широкие листья, подобру покоящиеся на темной воде. Он слышал, о чем перешептывается осоковые заросли, и как за его стеной неслышными шагами бродит разумный и заботливый господин Мирошко. И сам он теперь был связан тысячами незримых нитей с сим звездным небом, и с этими лилиями, и с каждой травинкой, каждой каплей этой чистой незамутненной воды. И бестелесные пахучки леса – лиурны и фальторы – витали над ним, радуясь, в качестве кого и он, этой божественной ночи. Никогда, никогда в своей жизни Грильяж еще не был так счастлив, как в те бесценные мгновения, иным часом он вдруг стал хрупким, нежным стебельком рогозы. Вроде в волшебном сне, созерцал он всю эту дивную красу ночи, сливаясь с ней в одно целое, ощущая себя его неотъемлемой частью…
* * *
Свежее румяное гелиос поднялось над лесом. Оно пронзило длинными копьями рдяных лучей пушистые шапки облаков, повисших у горизонта в сквозящей синеве небес. Ванюха подошел к Конфете и потряс его за плечо:
– Эй, Карамелька! Элевация!