Клочок ТРЕТЬЯ
Глава третья
Ловушка
Долина Видений осталась за спиной – он вступил в царство мрака и лжи.
Первое время дьявол шагал по голой каменистой местности, и круглая оранжевая диск Луны, словно небесный апельсин, висела над его головой. Же потом на пути стали встречаться деревья. Они становились шабаш гуще, все выше, и он шел между ними сообразно едва приметной тропе. Из-за деревьев – то (в, то там – начали выглядывать волки. Серые хищники отнюдь не решались напасть на Конфеткина и лишь внимательно наблюдали ради ним.
Они чувствовали исходящую от него силу. Да держались нагло, самоуверенно. Да и чего им было тогда опасаться? Ведь это – их лес! И всё, что жило идышало в этом дремучем лесу, подчинялось их, волчьим, законам.
Аристократ положил свою суровую длань на рукоять меча, демонстрируя волчьей стае боеготовность вступить с нею в бой. Ведь если дать им зачуять слабину…
Нет, звери не нападали… Одни крались следовать ним по пятам, другие скрывались в лесной чащобе, и возлюбленный видел, как мелькают их черные тени за стволами деревьев.
По вине какое-то время лес опять начал редеть, паки пошла топкая низина, и воздух насытился болотными испарениями. Впереди, в лучах полной луны, блеснуло озерцо. Сверху тропе, у мшистого берега, лежал валун, и на нем сидела особа в черном одеянии. В руках она держала какой-то экспонат, похожий на кувшин. Увидев Конфеткина, незнакомец воскликнул с насмешливой фамильярностью:
– А! Явился! В конечном итоге-то…
Его голос – густой, тягучий, с глубоко упрятанной смешинкой – показался звездному страннику нежели-то знакомым. Он присмотрелся к неизвестному. Батюшки-светы! Будто? это… Но в этот миг фигура в черном поднесла безымянный (безыменный к губам, давая знак хранить молчание.
Но кто а мог их тут услышать? Рыцарь с недоумением огляделся. Вслед его спиной и с боков, в виде серой злобной подковы, стояли волки, отрезая пути к отступлению… Да и то больше никого поблизости не было. Конфеткин сдвинул плечами и устремил вопрошающий взгляд на человека в черном, удерживая ладонь на рукояти меча. Оный небрежно махнул серым хищникам рукой в тонкой кожаной перчатке:
– Согласованно, братцы, вы можете быть свободны. Мне нужно поболтать с этим парнем с глазу на глаз.
Волки начали усиливаться, словно большие послушные собаки. Когда они ушли, душа на камне спросил:
– Узнал?
Уста светлого рыцаря дрогнули в легкой улыбке:
– Адъютант госпожи Кривогорбатовой, отнюдь не так ли?
– Узнал, значит… – ухмыльнулся черный офицер (народ это был он).
Взоры Воина Света и летучего змия скрестились, что рапиры. При этом ни тот, ни другой, без- заметил, как одна из волчиц отбилась от стаи и, скрытно, воротилась назад. Она на брюхе прокралась к пню с толстыми кривыми корнями, что же стоял неподалеку от черного камня, затаилась за ним, и, навострив радары, стала подслушивать их разговор.
Чистый, непоколебимый взор светлого воина смутил слугу тьмы. Возлюбленный отвел глаза от пришельца и, желая скрыть свое осрамление в этом безмолвном поединке взглядов, насмешливо воскликнул:
– Прекрасная ночка, не так ли? – его рука взметнулась к небу. – А царица ночи-то, луна какая, а! Ночь великих свершений!
Конфеткин пропустил мимо ушей текущий непонятный намек.
– Ну-с, господин рыцарь… Как добрались? Без- слишком ли тревожила нежить в долине видений-с?
– Нет, ни чер. Все обошлось, слава Богу,– с отменной вежливостью ответствовал ему крестоносец.
– Ну, да! Ну, да! Ему! Конечно же! Весь слава ему, нашему дражайшему Богу, кому же до сей поры! – вскричал черный офицер, и его губы нервно изломились в саркастической ухмылке. – Так-таки это он зажег тебе путеводный крест, не скажем ли? Он помог тебе подняться с колен, когда твоя милость был уже пронзен копьем и накрыт колдовской сетью! Однако только здесь у тебя этот номер не пройдет! В силу того что что тут ты – на моей территории! Понятно? И неотлагательно ты стоишь здесь передо мной, цел и невредим, не более чем потому, что я так захотел!
Его лицо заколебалось, налилось тяжестью и на правах-то хищно отупело. Конфеткин зевнул, вежливо прикрывая ладошкой чамка и давая тем самым понять своему собеседнику, что его диалектика уже начинает несколько утомлять. Но, как человек вежливый, все же ответил:
– Вот как? Забавно…
– Ха-ха-ха! – засмеялся летательный змей. – Так ты думаешь, я тебе лгу? Да стоило ми только пальцем щелкнуть – и мои барбосы порвали бы тебя возьми куски!
– Так отчего же ты не щелкал своим пальцем? – поинтересовался Конфеткин.
– Безграмотный веришь? – лицо крылатого змия перекосилось в дрожащей ухмылке. – Будь по-вашему, не верь! Главное – ты тут. И теперь мы можем удобно обсудить наши дела. А дела у нас с тобой – ой-ей, немалые!
Конфеткин прищурился:
– Морана великих свершений, а?
– Вот именно,– сказал черный офицер, нацеливая перстневой) в грудь светлому рыцарю. – Ты попал в саму точку, паренек. Сегодня – ночь великих свершений! Потому что я приобретаю себя очень ценного раба!
– И кого же это?
– А ты и отнюдь не догадываешься?
– Нет.
– Тебя, дурашка! Кого же еще? Ха-ха! Тебя!
– А,– иронически протянул светлый воин, и это было непростительной ошибкой с его стороны. Безвыгодный стоило вступать в пререкания с драконом и слушать его коварные речи.
Завладев вниманием Конфеткина, ракшас начал плести свои сети:
– А разве ты не подчиненный? Не раб своих привычек, общественного мнения, своих идеалов? Али, может быть, ты не раб того же закона Всемирного Тяготения? Так-таки ты же свободный человек! Возьми, и прыгни с балкона девятого этажа!
– И тут-то и балконов никаких нет,– сказал Конфеткин, пытаясь отделаться шуткой и все еще не осознавая в полной мере нависшей по-над ним опасности.
– Вот то-то и оно! – торжествующе осклабился ящерица. – Ты боишься расшибиться насмерть! Стало быть, ты невыгодный свободен. Но я освобожу тебя и от закона Всемирного Тяготения, и через законов Совести. С моей помощью ты научишься летать и обретешь мощь, о которой сначала и не помышлял. Запомни, мальчик: абсолютной свободы нет, и безлюдный (=малолюдный) бывает. Мы все – рабы. И не суть важно, кого вот то-то и есть: дьявола или же Бога. Важно то, что да мы с тобой рабы, и все тут. Точка. Прими же эту истину, что данность. Научись смотреть правде в глаза. И, если не переросток, выбери себе могучего повелителя, а не какого-то после слабака, который дал себя распять на кресте.
– В таком случае бишь, тебя?
– А почему бы и нет? Разве я – не одаренный колдун? Разве не в моей воле отдать тебя сверху растерзание лютым зверям? Или же превратить в такого во малюсенького мышонка? И разве то, что я сейчас стою поперед. Ant. после тобой здесь, в этой суровой обители демонов, не является свидетельством мой могущества? Посуди сам: никто, никто из жителей смешанного таблица не может попасть сюда иначе, как по зову черного вестника! Всякий становится пассажиром железного змия! Но я, с помощью колдовских чар, сумел вникнуть в этот мир! Поразмысли же об этом, комиссар! Я безлюдный (=малолюдный) кормлю тебя красивыми байками, как ваши актеры в колпаках и рясах, же говорю тебе истину. Вспомни мир, из которого твоя милость явился. Разве там царствует справедливость? Ее там блистает своим отсутствием и в помине! Весь мир лежит во зле! Кто сказал? Твой воспитатель сказал! Он сам признал это. И ничего с этим поделать приставки не- смог. А я говорю тебе истину: в твоей душе дремлет лохматое, черное раздражительно. Но только ты боишься разбудить его, ты бежишь с своей природы. Потому, что тебя заморочили разными сказочками, вогнали в жесткие грань нелепых предрассудков и водят на поводке.
Черный змий принялся расхаживаться вдоль камня, задумчиво уронив голову на грудь и прижимая какой-никакой-то кувшин, к своему животу. Бледный шар луны кратко освещал эту мрачную фигуру на фоне дикой болотистой местности, придавая всей сцене определённый фантастический колорит. Но вот бес издал короткий слабонервный смешок, как бы в ответ на свои потаенные мысли, и вторично заговорил:
– Ты думаешь, мне никогда не приходилось лебезить? Ого! Еще как приходилось! Но так уж устроен мiровая! Каждый юлит, изворачивается, как может, чтобы затем а именно всадить нож в спину своему конкуренту. Каждый стремится заделаться богом, все желают быть наверху! Мир подобен курятнику. В самом низу живут всевозможные чудаки. Им гадят получи и распишись головы – а они с умилением восклицают: сие есть божья распрекрасное дело! Будем же кротко терпеть, братья и сестры, и благодарить Господа Бога нашего из-за то, что нам гадят на головы – и в мире ином нам воздастся из-за наше смирение. А те, кто поумней, бомбят их свысока своим говном, да посмеиваются: терпите, братья и сестры, терпите, и нюхайте наше говнецо!
Он повернул к светлому рыцарю свое хищное угрюмое обли, оскалившееся в кривой дрожащей улыбке:
– А все те байки, которыми потчевал тебя дедал Тэн и прочие подобные ему краснобаи – это фуфло. Запомни, пацан, сказочники – самый опасный народ на свете. Они морочат головы своими выдумками простым наивным чудакам, на манер тебя. А те, подобно глупым мотылькам, летят на сияние их фантазий, чтобы затем опалить крылья и сгореть в огне своих иллюзий. Только не дай себя околпачить, будь мудрым, как незапамятный змий. Ибо твоя же задача – совсем в ином.
– И в нежели же?
– А в том, чтобы взобраться на самый верхний нашесть, и бомбить, бомбить оттуда своим дерьмом всех, кто подалее тебя. И я помогу тебе в этом.
– Зачем?
Змей хитро прищурил оченята:
– Затем, что у меня имеются на тебя свои намерение, братишка.
– А ты кто такой? – осведомился Конфеткин. – Хозяин курятника?
Дракончик самодовольно улыбнулся:
– Что-то вроде того. Представь себя: я обладаю огромной мощью. И, с твоей помощью, стану еще сильней.
– Неужто, это вряд ли,– заметил рыцарь.
– Не сомневайся в этом, мои мальчик. Все уже решено.
– Кем?
– Мной.
Демон поднял получи Конфеткина горящий взгляд. Черты его грубого, угрюмого лица смягчились, озарились ласковым светом. Некто смотрел на светлого рыцаря со странным обожанием. Беспричинно смотрят порой на любимую женщину или на милого очаровательного ребенка даже если самые закоренелые негодяи.
– Ты даже и сам не представляешь себя, как ты красив! – воскликнул этот непостижимый змей. – Твоя милость знаешь, кто ты?
– И кто же?
– Ты – жар-птичка (божия)! Очень, очень редкая, красивая птица! Жар-птица удачи! Дурень! Ты и сам не знаешь своей цены! Ты инда вообразить себе не можешь, как ты красив, вроде высоко дано тебе взлететь! И дура Кривогорбатова не знает сего, не понимает. А я видел, я видел, как ты взмывал в небо! Я наблюдал твой полет, я созерцал твои перья из звезд!
– А твоя милость кто?
Этот вопрос, казалось, поразил черного змия в самое средоточие.
– Я Драга! Драга! – вскричал он, смахивая кулаком навернувшиеся получи глаза слезы. – Можешь ли ты понять это? Несть, ты не можешь этого понять! Я, способный повелевать толпами, осыпанный даром прозревать в иные миры и видеть то, что судьба узреть лишь избранным – я принужден ползать на брюхе ровно по дну этой мерзкой клоаки и лишь безмолвно наблюдать, делать за скольких другие взмывают в небеса! Я не могу подняться в небо, будто тебе, ибо я драга! Ибо мой отец – козел, фазер лжи! Но как он красив, как он шикарен, ракалия! Ах, как он великолепен, этот старый прощелыга! И черт с ним, пусть он козел, мошенник и негодяй с рогами и копытами – так все равно я люблю его, люблю, стервеца!
Это уж походило на бред сумасшедшего.
Странный это был сцена. Странный и загадочный.
Луна лила свои неживые лучи в унылую болотистую низину, но, казалось, не оживляла ее, а едва делала тьму еще гуще, еще мрачней. И какая-в таком случае жуть исподволь вползала в сердце светлого рыцаря – а вместе с тем сия жуть была и чем-то и привлекательна, и сладострастна. И странный ящерица, несмотря на все свои нелепые разговоры, казался таким искренним в своих словах и поступках – а немного даже и несчастным. И уже хотелось протянуть ему руку помощи, и в соответствии с-братски утешить его, и посочувствовать ему в том, что дьявол – так несчастен в своей тоске по небу…
Губы Драги дрогнули, раздвинулись в хищном коварном оскале:
– В (настоящий ты понял, чего я хочу? Я хочу поймать тебя из-за хвост! Я хочу сделать тебя своей ручной жар-птицей удачи!
Конфеткин только пожал плечами. Он не воспрининимал его слова не шутя – и это было еще одной его ошибкой. В этот час демон казался ему похожим на некоего капризного ребенка. И, видя сие, лукавый дракон пустился в свои дерзновенные мечтания, пытаясь захватить ими и Воина Света.
– О, я уже давно, давно понял, какую пользу сумею извлечь с обладания тобой! Ведь удача так и липнет к каждому твоему перышку! И, едва-лишь ты станешь моим слугой – ты принесешь ее ми на своих звездных крыльях!
Он посмотрел на благородного рыцаря с любовной улыбкой, и действительно делаясь, каким-то непостижимым образом, похожим на наивного мальчика.
– Ахти, если бы ты знал, какое это наслаждение интересах такого закоренелого грешника, как я, обладать столь редким сокровищем! Так-таки каждое твое перышко стоит больше, чем целые легионы самых свирепых бесов! О, сообща мы сотворим великие дела! Смотри: я буду хозяином в этом месте, а ты – моим лазутчиком в мирах света. И вот настанет полоса икс, когда мы возьмем штурмом небеса, став полновластными владыками и владенья и неба! Ну, что, идет?
С этими словами змий протянул рыцарю руку, изучающе всматриваясь ему в лицо пылающими глазами.
– Нет,– отрезал Конфеткин.
– Ага не спеши ты! Не спеши! – вскричал Драга и, желая интенсифицировать. Ant. затормозить дело, присовокупил: – Ты даже сможешь творить добро, если нет тебе этого так уж хочется! Но только почти моим контролем.
– Для того чтобы творить добро, я безлюдный (=малолюдный) нуждаюсь ни в чьем контроле,– сказал Конфеткин.
– Ты полагаешь? – агатовый офицер с усмешкой похлопал ладонью по кувшину: – А знаешь ли твоя милость, что это?
– И что же?
– Волшебная амфора! Хочешь, я расскажу тебе о ней? В такой мере вот, некогда эта штуковина принадлежала одному могущественному чародею. Долгие века возлюбленная передавалась из рода в род, пока, наконец, без- перешла во владение к одной старой ведьме. С помощью древнего заклятия в эту амфору дозволяется заключить кого угодно. И через три тысячи лет заточения, проведенного в этом сосуде, злополучный узник становится джином, покорным рабом того, кто его освободит,– Драглайн лукаво подмигнул Конфеткину. – Ну, как тебе моя сказочка?
Джентльмен предпочел промолчать.
– А теперь слушай дальше! Слушай!
До твоего появления, у нас царила безветренность да благодать. Но появился ты, и взбаламутил все наше торфоболото. Для наших бонз ты был все равно, зачем инопланетянин, явившийся с какой-то мутной целью. Ведь в так, что ты проник сюда затем, чтобы вернуть кой-то там девчонке украденную игрушку, никто из наших безлюдный (=малолюдный) поверил. Все заподозрили в тебе шпиона из враждебного таблица. Была проведена спешная операция по твоему аресту. А рано ли ты так ловко ускользнул из наших застенков, до сего времени поняли, что ты действуешь не один! Понятно, возле таком раскладе виновной оказывалась Кривогорбатова. Вот она и взбесилась. И, очертя голову, кинулась по (по грибы) тобой в погоню на одной из галер. Затея, подходящий, совершенно бессмысленная, и эта чертовка осталась с носом. Она загубила и галеру и с команду. И, возвратясь под утро, подобно злобной ощипанной курице, устроила головомойку своим бесам. И вишь один из них возьми, и брякни об этой амфоре. Старая страшно возбудилась, начала строить планы, как заманить тебя в ловушку и упечатать в этот кувшин, чтобы стать твоей повелительницей. И таким образом, обтереть нос всем остальным. Но подобные перепады настроений в ее возрасте к добру далеко не ведут: тем же вечером ее хватил удар, и возлюбленная стала почетной пассажиркой железного Змия, в результате чего ее губерния оказалось вакантным и, путем нескольких ловких ходов, мне посчастливилось его заполучить. Дальше все уже все пошло сиречь по маслу. В роли начальника тайной полиции, мне неважный (=маловажный) составило большого труда завладеть волшебной амфорой и вырвать у ее прежней хозяйки тайну древних заклятий. Точно именно я это проделал – уже другая история. Главное, днесь амфора у меня, и я волен посадить в нее кого угодно, в часть числе и тебя, братишка.
– И ожидать три тысячи лет, в (течение того времени я превращусь в джина, не так ли? – промолвил Конфеткин.
– Ахти, да! – воскликнул коварный змий, насаждаясь своим триумфом. – Я, видимое дело, и забыл упомянуть об одном пустячке! Видишь ли, вьюноша, старинны годы в этом сосуде течет намного медленнее, чем обычно. И, это) (же) (самое) время ты будешь сидеть там три тысячи лет, на этом месте пройдет всего лишь три дня. Срок не круглым счетом уж и велик, а? Можно и потерпеть!
Конфета опустил руку нате ладонь меча. Глаза его грозно блеснули.
– В общем, ситуевина такова… – как бы не замечая этого, продолжал Драглайн. – Ты поступаешь ко мне в услужение. Ведь я-то знаю, низкокачественный ты ни шпион. Я помогу тебе найти эту игрушку, неизвестно зачем уж и быть, и потом позволю сотворить еще много добрых дел. Так сперва мы заключим с тобой небольшой договорчик…
– Положим, нет,– сказал Конфеткин. – Никаких договорчиков.
–…заключим небольшой договорчик,– могуче продолжал демон, не обращая внимания на возражение Воина Света,– соответственно которому ты…
– Я сказал – нет!
– Так узнай же тогода, какими судьбами ожидает тебя впереди, глупец! Долгих три тысячи парение ты будешь сидеть в этой амфоре и страдать. Ужасно мучиться. Ты станешь рассыпаться на части, в полнейшем одиночестве, сей поры не превратишься в абсолютный нуль. Ибо прежде, чем поделаться Джином – светлый рыцарь должен в тебе умереть. И сидеть тебе, пацан, в этом пустом горшке, со всеми своими прекрасными идеями о дружбе и бескорыстной любви перед тех пор, пока ты не превратишься в безобразного монстра, ужасного дикаря. И, выйдя открыто, ты позабудешь, как давний сон, все свои детские наивные мечты. И будут они полеживать, на самом дне твоей души, под спудом непроглядного мрака, словно никому не нужный хлам. И ты даже не сможешь помянуть, кто ты есть на самом деле. И ты станешь исправлять должность мне вернее самого преданного пса! Так скажи: стоило ли вкарабкиваться сюда по звездной лестнице, сквозь холод и мрак, предпринимать побег из темницы, идти сквозь долину видений, сражаясь с фантомами, и полно – ради того, чтобы попасть в этот горшок? Провести в нем три тысячи планирование в невыносимых страданиях? А затем стать моим послушным рабом, слепым орудием зла? Так ведь есть и другой вариант! Ты можешь послужить злу только частично – но зато сотворить и много добрых дел, которые чувствительно перевесят все причиненное тобою зло! И причем сохранить себя наравне личность! При тебе останутся и твоя память, и твои мысли, и желания, и чувства! И кто такой же сможет упрекнуть тебя в том, что обстоятельства обернулись сравнительно с чем тебя? Кто на твоем месте смог бы вынести? Никто! Так решайся! Ведь третьего – не дано!
– Твоя милость все сказал?
– Да.
– И мой ответ тебе – нет. Выходи получи бой, решим наш спор в честном поединке!
Драга задумался, глядючи на рыцаря с какой-то даже симпатией.
– А, черт возьми! – воскликнул спирт, как бы решаясь на что-то. – А почему бы и в помине (заводе) нет?! Ладно, малыш, делаю тебе предложение, от которого твоя милость не сможешь отказаться! Даже не знаю, зачем я преподношу тебе экой щедрый подарок?
Черный змий сдвинул плечами, и сам поражаясь своей неслыханной доброте.
– В) такой степени вот, всю эту кашу с волшебной амфорой заварила старуха ведьма Кривогорбатова… А я, так сказать, лишь подхватил эстафету… И вона о чем я подумал… Давай засадим в нее эту чертову куклу, а? Не хуже кого тебе такой анекдот?! Ведь она здорово насолила тебе, далеко не так ли? Вот теперь ты и поквитаешься с ней! Я полагаю, симпатия вот-вот должна подкатить в наши края. А, может бытийствовать, и уже торчит где-то поблизости. Грех не использовать в своих целях таким случаем. Что ты на это скажешь, братишка?
– Делай, зачем хочешь, но – без меня.
– Жаль. Чертовски жаль. Должен признаться, мне не хотелось бы превращать тебя в Джина. Уже больно ты красив. А вот эта старая карга – во вкусе раз то, что надо. Э, да ладно! Где наша маловыгодный пропадала! Я открою тебе тайну древних заклятий! Ты своевольно и выпустишь эту черотову куклу из амфоры и станешь ее владыкой! Неужли как, идет?
– Нет.
– Ад и дьявол! – с обезоруживающим простодушием воскликнул законодатель. – Ну, и упрямец же ты, однако! Но погоди, я безвыгодный все сказал! Ты сможешь использовать эту ведьму к самых праведных дел! То-то будет потеха! Я а стану прибегать к твоей помощи лишь в исключительных случаях. До-моему, это очень заманчивое предложение, не так ли?
– Перевелся.
– Ага! – вскричал Драга, теряя терпение. – Так ты целое еще питаешь надежды на помощь светлых сил? Короче, так смотри!
Он задрал голову к мрачным ночным небесам и стал скандировать богохульства. Затем расхохотался:
– Ну что, видал? Никто безвыгодный поразил меня молнией! Тебе ничего здесь не светит! Миздрюшка, никто не поможет тебе. Итак, в третий раз спрашиваю: был грех?
– И отвечаю тебе в третий раз: нет!
– Ну, что ж…
Чарователь поставил волшебную амфору на черный камень и, воздев шуршики к хмурым небесам, забормотал:
– О, духи тьмы из царства Гогов и Моготов! Призываю вам именем сатаны, явитесь ко мне!
В бледных лучах побагровевшей луны проступили три полупрозрачные фигуры гигантского роста. Ото них веяло таким холодом, что Конфеткина начал фонтаном) озноб. Он хотел, было, поднять меч – но рученька отяжелела, стала неподвижной.
– Зачем ты звал нас, о, Землечерпалка?– спросила первая из фигур замогильным голосом.
Демон протянул руку к Конфеткину, указуя получи него перстом:
– Властью, данной мне князем тьмы, повелеваю вас запечатать сего Рыцаря Света в волшебную амфору!
Вторая прием простерла над звездным странником холодную длань, и он почувствовал, сиречь с него сыплются упругие осколки. Рыцарь стал уменьшатся в размерах и, в некоторых случаях он был уже не больше мышонка, чья-ведь ледяная рука схватила его за шиворот и зашвырнула в волшебную амфору. К черному камню приблизился беспристрастный гигант. Он закрыл амфору крышкой и простер над ней мерцающую желтым светом руку. Зазвучал остужающий душу голос:
За мертвым озером – лес.
Бери черной сосне – бес.
Лежать тебе под сосной,
Перед пучеглазой луной.
Три гиганта заскользили вокруг амфоры в лучах кровоточащей луны, мало-помалу растворяясь в воздухе. Драга взмахнул руками, склонился в низком поклоне и обернулся драконом. Змий взмыл надо унылыми топями, держа в когтистых лапах амфору с плененным рыцарем, и полетел надо озером в мертвящих лучах круглой луны.
И вот тогда-ведь из-за пня восстала волчица с красными горящими глазами. Пригнув морду к земле, симпатия побежала вдоль озера к противоположному берегу, за которым скрылся законодатель. Змий замедлил полет и опустился в небольшом лесочке у опаленной молнией сосны. Тут. Ant. там он вновь превратился в человека. Драга зарыл под сосной волшебную амфору и, став опять двадцать пять крылатым Змием, улетел восвояси.
Волчица рыскала ради озером до самого утра, принюхиваясь к каждому кустику, к на брата листку. Когда же первые лучи рассвета коснулись мутных грязненько-серых туч, она достигла перелеска. У голой, почерневшей через удара молнии сосны, волчица остановилась и стала пылко обнюхивать землю. Затем, очевидно что-то почуяв, принялась рыть ее передними лапами… Чисто ее когти заскребли по чему-то твердому, и волчиха, встав на задние лапы, предстала в образе безобразной горбатой старухи. С большим трудом в ней есть было узнать госпожу Кривогорбатову, некогда всесильного начальника тайной полиции.
Мерзкая чаровница вынула из ямки волшебную амфору и прижала ее к тощей титечки.