– Олухи! Бездари! Ротозеи… тв-вою токосъемник мать! Неужели вы не могли справиться с каким-в таком случае сопливым мальчишкой?

Аида Иудована обвела своих цириков волчьим взглядом.

– Неужли, что сидите, как трухлявые пни на лесной опушке? Проворонили?! Кре-ти-ны! Дубовые задницы! Гляди погодите-ко у меня… – Она раздраженно грохнула рукой за столу: – Я научу вас, как родину любить!

Старая месть сжала в кулак сухие крючковатые пальцы и злобно потрясла им на пороге своим носом:

– Всех, всех вас вышколю – станете у меня шелковыми! Вдоль струнке ходить будете!

Ее голос звенел, поднимаясь поперед самых высоких октав и срываясь на истеричный сварливый кваканье. Дверь кабинета была специально распахнута настежь – с таким расчетом, с намерением и в приемной могли слышать, как она распекает своих чертяк.

Старушка ведьма находилась в прескверном расположении духа. Погоня за Конфеткиным сорвалась – наподобие и следовало того ожидать – и она осталась с длинным-предлинным носом. Галера со всей ее командой была погублена самым глупейшим и бездарным образом. Ярослав Вельзевулу, хоть ей самой удалось выйти из этой дурацкой переделки целой и невредимой! Возлюбленная, конечно же, отлично знала и понимала, что кругом была прошу извинения сама – и это-то сознание и бесило ее больше целом) на свете: ни при каких обстоятельствах она никак не признала бы свою ошибку!

Нет, нет, во во всех отношениях, что случилось, был повинен кто угодно – но токмо не она! Она все сделала правильно, сработала все хоккей, на пятерочку!

О, Вельзевул! И что за сброд собран у нее в шестом отделении? Однако, все поголовно закоренелые лентяи, сплетники и тупицы! И где встретить толковых работников? Кого не возьми – законченный негодяй!

– Положим, что сидите, проглотив языки? Нечего сказать в свое левый базар? Подумать только – какой-то пацан спокойно перешел реку, и ни одна душа из вас при этом пальцем не пошевелил!

Слушая, чисто бушует их грозная начальница, чертяки сидели на стульях с постными рожицами, повесив носы. У многих, как бы то ни было, в опущенных глазах плясали озорные огоньки, и они старательно сжимали уста в попытках сдержать сардонические усмешки – Аида Иудовна давала случающийся концерт! И, как всегда, делала это блестяще.

Впрочем, Аида Иудовна и самоё осозавала, что ломает комедию. Но именно этого ей незамедлительно и хотелось – ломать комедию.

Странное, двоякое чувство испытывала буква наглая фурия – с одной стороны, она была ужасно раздражена и бесконечно обозлена на весь свет, а с другой – упивалась своим всемогуществом, своей властью – как раз тем, что может позволить себе безнаказанно оскорблять и попирать всю эту подлую свору.

Аида Иудовна была капризна, своенравна и мстительна. И поздно ли дурь (или моча, как злословили за ее задом) ударяла ей в голову – лучше всего было держаться через нее в стороне.

Все знали, что она может прилипнуть к любому и каждому по самому ничтожному пустяку, и даже ругать швабру самыми погаными словами, если та некстати попадется ей получи глаза. А уж устраивать головомойки своим цирикам, по ее мнению, ей и собственной персоной черт повелел! 

Ее взор упал на одного с чертяк.

– О! А что это у тебя сегодня глаза такие красные, что у дохлого рака? Небось, опять вчера забухал?

Тот, к кому был обращен данный вопрос, был невзрачным забулдыгой в малиновой косоворотке по прозвищу Горелик. Мурло (пожалуй, это словцо здесь будет наиболее уместным) у него смахивала бери обгоревшую головешку, да и весь он был словно опален языками преисподнего огня. Единою этого бравого цирика едва успели выволочь за цирлы из горящего дома. История с этим пожаром вышла прямо-таки удивительная. Сколько раз он, в пьяном виде, заваливался у себя в домашних условиях на топчан, закуривал и засыпал? Да тысячи раз! И николи ничего особенного не происходило. А в тот раз каким-ведь удивительным образом окурок закатился под занавеску, затем загорелся семейство, пожар перекинулся на соседние строения, и в результате выгорело с пол квартала! Вот ведь какие чудеса случаются получай белом свете!

Услышав обвинение в свой адрес, плутишка-враг ответил грозному начальству, бесшабашно улыбаясь:

– А что мне оставалось являть, Аида Иудовна? Пришлось выпить. Но самую малость.

Некто поднял руку, изящно изогнувшуюся в кисти, словно ветвь черного дерева, и с наиглупейшей улыбкой изобразил большим и указательным пальцами, почем именно он был вынужден выпить. Получилось, действительно, потешно мало.

– Ведь вы же знаете, я спиртное вообще никак не употребляю… – присовокупил Горелик все с той же дурацкой усмешкой держи устах.

Получилось очень даже юмористично – раздался смех, и хозяйство в кабинете Аиды Иудовны немного разрядилась.

– Но вчера я был в самом логове заговорщиков,– продолжал фиглярничать фигляр,– а они ж там все клюкают как коняки. Несравнимо мне за ними угнаться! Лучше даже и не рисковать…

– Но ты все же попытался?

– А куда ж было исчезнуть, Аида Иудовна? Куда, я вас спрашиваю?! Пришлось, для маскировки, выпустить чарочку-другую. Иначе они бы меня расшифровали в банан счета. А мне ж пить вообще нельзя! Ведь вы но знаете,– бес начал загибать пальцы на руке,– у меня артрит, колит и нетерпимость на всякие неприятные запахи. В особенности на потных и сварливых женщин. Из-за этого стоит мне только выпить даже пол кружки пива – равно как у меня глаза сразу же набрякают, а артериальное давление подскакивает целых до самого потолка. Врачи вообще считают, что ми пора уже выдавать билет на Железного Змия.

– И точно же ты делал среди этой шайки мерзавцев?

– Пытался прозондировать их планы.

– И как? Выведал?

– Пока что не успел. Только выведаю непременно.

– Когда?

– Трудно сказать. У них же с те все законспирировано – так просто, без бутылки, к ним и безвыгодный подкатишь.

– И в каком же это логове ты был? – уточнила Кривогорбатова. – Пожалуй что, в кабаке «Братья по разуму?»

– Верно! – черт скорчил изумленную рожицу, и тутовник же искусно польстил старой ведьме: – А как вы догадались, Аида Иудовна? Ой ли?, и чутье у вас!

– Да уж догадалась,– сказала Кривогорбатова, похлопывая ладошкой после столу.

– Да! Я вижу, от вашего всевидящего ока ничто без- укроется! Ну, так тогда вы должны быть осведомлены, будто в этом притоне собираются самые опасные революционеры! Плетут в дальнейшем всякие заговоры против царя и отечества. Поэтому их, ни в коем случае, воспрещается оставлять без надзора.

– И потому ты каждый день напиваешься после того до потери пульса?

Борец за царя и отечество бесстрашно выпятил грудь колесом:

– Стараюсь на благо отчизны! А ваш брат, вместо того, чтобы наградить меня за мое беспримерное героизм и героизм – еще же и попрекаете! Обидно даже,– подвел идеологическую базу своему пьянству продувной черт, и его округлая маслянистая рожица расплылась в беззаботной улыбке.

Сверля беса суровыми глазками, Аида Иудовна осведомилась:

– А сие что у тебя за фингал?

– Где? – изумился Горелик.

– А к черт, под левым глазом? Что, сражался в притоне с врагами отечества?

Горелик приложил ладоша под глаз:

– А! Это… Поскользнулся на ступеньке и упал. У них все-таки там, в погребке, темно, как в заднице у крокодила. А на лестнице в принципе черт ногу сломит. Сколько раз говорил хозяину – вверни лампочку! Бери дворе уже 19 век! А по фасаду можно было бы распустить рекламу – светящейся силуэт стакана из маленьких лампочек. И клиентура вдруг же попрет косяками…

Кривогорбатова оставила в покое неисправимого болтуна, и вперила холоднешенький начальственный взор на Марковича – старичка с тяжелой и набрякшей, (языко перезрелый баклажан, физиономией.

– Эй! Старая задница! Ты по какой причине, вчера тоже ходил к братьям по разуму вместе с сим палёным клоуном?

Бес приставил ладонь раковиной к краю матлот и слегка оттопырил его:

– Ась?

Он был немного туговат получи ухо и умело пользовался этим.

– Я спрашиваю у тебя, глухой твоя милость пень – ты, что, тоже забурился вчера на пару с Горелым?

Старый (хрыч, с вопрошающим видом, приставил к груди кончики пальцев:

– Это ваша милость мне говорите?

– Тебе! Тебе!

– А! Ясно! Я понял, понял. Нехило. Так что вы хотели мне сказать?

– Я спрашиваю у тебя,– беспокойно закричала Аида Иудовна,– ты вчера тоже надрался, наравне сапожник?

– А? Говорите погромче, я вас плохо слышу! – и, пожав плечами, акробат обратился за разъяснениями к братве. – По-моему, Аида Иудовна спрашивает у меня ради какого-то художника? Я правильно ее понял? Или несть?

Бесы стали кричать ему в самое ухо трубными голосами:

– Аида Иудовна хочет разведать, был ты вчера пьян, как сапожник? Или ни слуху?

– А! Так вот оно что! – губы глухого комедианта растянулось в длинной ухмылке; симпатия с понимающим видом вскинул палец вверх. – Так вы хотели срисовать, был ли я вчера пьян, как сапожник? Ну, сие уже совсем другой вопрос! Так бы мне работать) и сказали… 

Маркович покивал головой и умолк, очевидно, считая тему исчерпанной.

– Таким (образом я не поняла?! – взбесилась Кривогорбатова. – Пил ты прошедшее – или же нет?

Старый бес, вместо ответа, решил замыслить ей загадку:

– А вы как считаете?

– Так я у тебя спрашиваю об этом! Что-то ты тут мне мозги заплетаешь? Отвечай на положение!

– А зачем? – возразил ей старик. – Ведь все равно короче так, как скажите вы. Верно? Поэтому, если ваша милость считаете, что я был вчера пьян – я возражать не стану. Пусть будет так. Пусть будет по-вашему. Пусть я был пьян! – Маркович развел щипанцы в стороны с видом беззащитной жертвы. – Даже если для самом деле я был и трезв, как стеклышко!

– Ага! – ехидно закричала Кривогорбатова. – То-то, я погляжу, ты сидишь сию минуту, как тухлая курица!

– Какая улица? – старый чертяка, склонив голову в сторону, приставил руку к уху, подобно локатору. – Ась?

– Дурак! – прошипела Кривогорбатова. – Бородатый шут.

Старик мигнул глазами, и на его лице растянулась глупейшая лыба. Все засмеялись. Перекрывая хохот, шум и гам, раздался ухарский развеселый голосок:

– Аида Иудовна! А как ловко я сработал с Марковичем возле задержании Конфеткина в отеле Хеллувин?! Зачтется мне это, сиречь нет?

– И как же это ты с ним сработал? – едко встряла Фаина Наумовна – скандальная косматая баба с рябым из себя. – Сидели в углу за столиком и дудлили водку? А всю работу проделал Абрамий Моисеевич, который и подсунул ему эту газетенку!

Горделиво застучал себя кулаком после груди отважный Абрам Моисеевич:

– Да, да! Это я! Сие я взял его в оборот! А вы – упустили!

– Не дудлили водку – а создавали достоверную атмосферу русского кабака основные принципы 19 века,– заспорил Горелик. – И, по-моему, у нас сие выходило очень убедительно. И, сверх того, вели неусыпное эмпиризм за объектом – причем на таком высоком профессиональном уровне, в чем дело? он об этом даже и не догадался! 

– Куда-нибудь уж ему было догадаться! – презрительно хмыкнула Фаина Наумовна. – Подчас два таких высококлассных профессионала наполняют стаканы…

– При нежели тут стаканы? – удивился Горелик. – Стаканы – это просто имущество, антураж…

– Пьяницы! – стала скандалить Фаина Наумовна. – Обормоты! Мчать вас надо поганой метлой из внутренних органов! Чтоб неважный (=маловажный) позорили честь мундира!

– Ах ты, шалава! Ах твоя милость, кикимора болотная,– вскинулся и Горелик; он грозно стукнул кулаком числом столу. – Сидеть, цындра, пока я тебе рога не пообломал, неважный ты подзаборная! И тихонько сопеть тут у меня в две дырочки, кое-когда деловые мужи ведут умные речи!

– На! – злобно выкрикнула Фаля Наумовна, скаля зубы и показывая Горелику кукиш. – Куси-ка, выкуси, паскуда хренов!

Горелик, без долгих слов, ринулся на ведьму и вцепился ей в патлы:

– Аида Иудовна! – заверещала ведьма, беспорядочно размахивая руками. – Уберите ото меня этого гнусного негодяя!

Все, в том числе и Аида Иудовна, с наслаждением следили по (по грибы) тем, как Горелик таскает сварливую бабу за я у мамы дурачок. На столе затренькал телефон.

– Ну, все! Прекратили! – пресекла ссору Кривогорбатова.

Горелик отпустил ведьму, и шелковичное) дерево же получил от нее плевок в лицо. Бывалый бесенок утер слюну рукавом и пригрозил своей обидчице кулаком, пробормотав самую малость похабных ругательств. Кривогорбатова вскинула руку ладонью вперед, унимая бесов, и подняла трубку. Звонил Алле-Базаров.

– Также, да, господин министр,– голос Кривогорбатовой стал заискивающим, льстивым. – А как же… он действительно сбежал за реку. Даже не понимаю, по образу это ему удалось? Но мы принимает меры. Вишь сейчас я как раз провожу совещание со своими цириками… Проводим розыск. Намечаем пути… Анализируем… Да, никуда он от нас безграмотный денется! Возьмем, обязательно возьмем! Хорошо, господин министр, буду содержать вас в курсе событий.

Она положила трубку на знакомства и злобно рыкнула:

– Ну-с?! Уже и министр в курсе дела! Какой-никакой-то негодяй успел заложить! И это – кто-то изо вас!

Раздались голоса оскорбленных чертей:

– Ну, что вас, что вы, Аида Иудовна! Как вы могли держи нас такое подумать!

Тригуб – хромой долговязый бес с бледным губастым передом, ходивший в заместителях у Кривогорбатовой, подал свой голос:

– Нет, кто в отсутствии, Аида Иудовна, наши люди не могли вас си подставить! Это кто-то со стороны!

Он поплевал сверху ладони и нервно пригладил ими крылья седых редких кудер, прикрывавших его плешь с двух боков. Тригуб опасался, почто подозрение может пасть на него. Кривогорбатова недоверчиво уставилась сверху своего заместителя:

– Да? И кто же это?

Хромой чертенок заерзал на стуле, тревожно зыркнул по сторонам и с недоумением развел грабки в стороны:

– Не знаю! И кто бы это мог состоять?

Произнося эти слова, он таинственно засемафорил Аиде Иудовне одним глазом.

– Да что вы? – засопела начальница.

– Тсс… – ее заместитель воровато оглянулся и поднес конечность к губам.

Отогнутым большим пальцем он указал через плечо в открытую дверь.

– Даже ума не приложу! – воскликнул Тригуб намеренно наивным тоном, продолжая активно сигнализировать своей начальнице одним глазом. – Только это не мы! – он снова закивал головой в сторону двери. – Как-никак мы за вас – горой стоим!

– Да, да! – закричали черти со всех углов. – Стоим горой! Стояли, и всякий раз стоять будем!

Продолжая разыгрывать эту комедию при помощи подмигиваний, мимики и жестов, Тригуб спросил у бесов:

– А вас не знаете, кто бы это мог быть?

– Отнюдуже?! – закричали бесы с лицемерными ухмылками. – Мы и понятия отнюдь не имеем!

При этом они поглядывали на двери и жуликовато подмигивали начальнице. Тригуб же, с загадочным видом прикрывая цедилка ладошкой, шепнул Кривогорбатовой:

– Но поговаривают, что этой в ночь какой-то дракон летал в апартаменты министра…

–…в твою токосъемник мать… – Аида Иудовна зловеще вздохнула, наливаясь пунцовой яростью. – Неужли, хорошо! Ладно… С этим я еще разберусь… Выясню, что сие за умник-разумник такой мне в карман нагадил!

– Сие Фаина Наумовна,– сказал Горелик. – Больше и некому. Ее рук суд.

– Да что ты такое плетешь, шут гороховый! – отозвалась Фая Наумовна. – Совсем спьяна сбрендил?

– Да? А где ты была, в таком случае, этой ночной порой? Ну, отвечай!

В диалог вступил Маркович. Он заговорил спокойным рассудительным тоном, доказывая сим, что хотя и глух как тетерев – однако все важнецки слышит, если хочет:

– А, по-моему, братцы, мы без лишних разговоров совсем не о том бакланим. С тюрьмы сбежал зэ-ка Конфеткин… И да мы с тобой должны принять срочные меры к его задержанию. Вот о нежели нам сейчас надо шурупать. А кто там нагадил в щека Аиде Иудовне, и каким образом он это сделал – сие уже дело десятое; это Аида Иудовна выяснит и помимо нас.

– Да уж. Можете не сомневаться в этом! – Кривогорбатова застучала пальцем вдоль столу. – И если окажется, что это кто-то изо вас…

Горелик подскочил, как ужаленный.

– Вы только скажите ми – кто?! – он вскинул руки над головой Фаины Наумовны. – Ваша сестра только дайте команду: фас!

– Да дашь ты ми, в конце концов, довести свою мысль до конца? – недовольным голосом перебил его Маркович.

– А я что такое?? Говори,– сказал Горелик, сдвигая плечами и усаживаясь на (место)положение. – Но только пусть эта змея подколодная знает – ее фортель тут не пройдет.

– Ну, а уж твой-то – и и вовсе,– ответила змея подколодная.

– Ну, так вот,– продолжал Маркович. – Наша сестра должны разработать план действий. Заманить Конфеткина в ловушку и (возлюбленный сделал резкий взмах рукой, словно ловил муху в эксплуататор) – захватить его!

– Но как?! – встряла змея подколодная. – Точно это сделать? Легко сказать – заманить в ловушку, когда дьявол уже на том берегу!

Маркович, с длинной многозначительной ухмылкой, поднял шаромыга вверх:

– А это – уже совсем другой вопрос!

Из своего угла подал жужжание Абрам Моисеевич:

– Позвольте дать совет старому глупому цирику, что на этом деле уже собаку съел…

– Ну? – позволила Кривогорбатова.

Ветеран плут, выступивший, как мы помним, в роли провокатора рядом аресте Конфеткина в отеле Хеллувин, хитро заплющил левый вежды:

– Надо сделать ход конем!

Высказав сию глубокую размышление, мудрец самодовольно смолк. 

– Ну, и? – поторопила его Кривогорбатова.

– Яко я ж и говорю,– разъяснил Абрам Моисеевич,– следует распустить слух о томик, что медвежонок у нас! И когда Конфеткин, как последний кукла, сунется сюда за ним из-за реки, ты да я подошлем к нему своего человечка, который и приведет его в засаду. Здесь-то мы его и сцапаем! Как вам такая идейка?

Маркович почесал ради ухом:

– Задумка неплохая… Но следует тщательно проработать детали. Разве, понятно, Аида Иудовна не против.

– Нет,– проскрипела главная баба-яга. – Не против. 

Уловив, в какую сторону подул заверть, Тригуб поспешил высказать свое мнение. Он крякнул, пригладил плешина и, кашлянув в кулак, сказал:

– Да, предложение дельное. Его есть смысл обмозговать…

– Но как мы убедим Конфеткина, что медвежоночек у нас? – засомневалась Фаина Наумовна. – Тем более, если спирт уже перебазарил с мастером Тэном?

Маркович с хитроумной улыбкой поднял мизинец:

– А это – уже совсем…

Конец его фразы потонул в громком клохтанье – самодовольном, язвительном и надменном:

– Ко-ко-ко-ко! Около-дур-ки! Учишь вас, учишь… Остолопы хреновы. И что-то бы вы только без меня делали? Кретины!

– Какие картины? – спросил Маркович, сдвигая плечами.

– Мало-: неграмотный надо распускать никаких слухов! – ликовала Аида Иудовна.

– В духе это? – опешили черти.

– А так! Я заранее все предусмотрела! И наживила наживку этому недоумку Конфеткину! Поспешно он сам явится к нам, как миленький, и тут-ведь мы его и накроем! Иначе я – не я! Ко-ко-ко-ко!

Фаину Наумовну отсюда следует разбирать любопытство:

– И что же это за наживка такая, Аида Иудовна?

– Ко-ко! Наживка будто надо! Ну-ка, кто отгадает с трех раз?

– Я – отказ,– высказался премудрый Моисей Абрамович.

– Я тоже,– поспешил расписаться в своем скудоумии и острожник Тригуб, приглаживая рукой плешь и наклоняя голову так, дай тебе казаться поменьше ростом. – Куда уж мне! Даже и подвергать проверке не стану! – он отмахнулся ладошкой. – Все равно невыгодный отгадаю.

Аида Иудовна наслаждалась триумфом.

– Ну, кто сызнова?

Маркович придал сосредоточенное выражение своей тяжелой, осовевшей ото пьянства роже и задал наиглупейший вопрос:

– А, может быть, у вы есть свои люди на том берегу?

Никаких людей у старой ведьмы в стране Вечной Юности, извес, не было, и быть не могло – и все прекрасно сие знали и понимали. И, тем не менее, Аида Иудовна решила напустить туману:

– Однако может быть, все может статься… Ну, а самочки-то мы, без чужой помощи – уже что, ни бери что не годимся? Неужели не скумекаем, как нам обвести этого молодца?

– Ну, если только вы научите нас уму разуму…– развел руками Тригуб, раболепно склоняя плешивую голову.

– Ладно! – Кривогорбатова ухмыльнулась. – (до уж и быть, учитесь, пока я тут!

Она подошла к сейфу и достала с него плюшевого медвежонка. Старая ведьма подняла игрушку надо головой:

– Видали?

– Так разве это медвежонок тот самый? – спросила Фася Наумовна.

– Тот самый… – передразнила начальница. – Да откуда этому олуху испытывать, как выглядит настоящий медвежонок?

Черти одобрительно загудели:

– Истинно! Лихо сработано!

– Вот это – ход конем!

– Понятно,– кивнул и Тригуб, с умным видом поглаживая лысину и сойдет не понимая. – Ловко придумано, черт побери!

– А как а Конфеткин узнает, что медвежонок в вашем сейфе? – спросила безвыгодный в меру дотошная Фаина Наумовна.

Аида Иудовна обвела бесов триумфальным взглядом.

– В качестве кого узнает? Да он уже знает об этом!

– Верно, ну! – вскричали бесы, корча изумленные рожи. – Откуда? Однако он же на той стороне?!

– А это зачем? – Кривогорбатова постучала себя пальцем ровно по лбу. – Чтобы тараканов разводить?

Она торжествовала.

– И как а вам удалось провернуть это дельце, Аида Иудовна? – спросил, подхалимничая, Горелик.

– Хо-хо! Я залпом поняла, что за птица попалась ко мне в недотка! И, предвидя, что она попытается упорхнуть, на всякий факт расставила ей силки. Обрабатывая этого сопляка, я разыграла небольшую комедию и показала ему эту куклу: плотина, вот из-за какой ерунды ты пошел для верную смерть.

– И он вам поверил?

– Безусловно!

– Так знаете, в чем дело? я вам тогда скажу, Аида Иудовна?

– Что?

– Вы – величие сыска! – сказал Горелик.

– Да! Светлая голова! – согласно закивал и Отец множества народов Моисеевич; он приложил руку к сердцу: – Уж на почему я тертый в таких делах – но, честно скажу: я бы поперед этого в жизни не допер! Ведь это ж надо было весь так точно просчитать! Так тонко проанализировать, предусмотреть, прикинуть…

Теперь уже и самой госпоже Кривогорбатовой стало казаться, сколько именно так все и происходило. Что это именно ее собачий нюх, ее безошибочный расчет, а вовсе не злобная выходка, двигали ею, рано или поздно она показывала комиссару Конфеткину плюшевого Мишку…

Горелик потянул руку вира:

– Аида Иудовна, а можно мне вставить свой пятачок?

– Давай?

– Так вот что я хотел вякнуть, Аида Иудовна. В данное время, благодаря вашему необычайному уму,– он постучал себя пальцем соответственно виску,– вашей тонкой смекалке, можно считать, что Конфеткин у вам кармане. Но что, если ему снова удастся через нас улизнуть? Поэтому мы должны быть начеку. Манером) вот, у меня есть тетка…

– При чем тут твоя тетенька? – ввязалась Фаина Наумовна.

Горелик махнул на нее рукой:

– Замолчи, дура, не сбивай с панталыку! Да, так о чем я бакланил?

– О книжка, что у тебя есть тетка,– подсказал глухой Маркович.

– Ладно! Так вот о чем я базарю. У меня есть тетка Благородная. И у этой тетки Алины такая сила взгляда – вы без усилий не поверите! Стоит ей только взглянуть на корову – и та присест) же дохнет!

– Ну, так и что? – встряла змея подколодная. – И я таким (образом могу!

– Ближе к делу,– поторопил Маркович. – В чем тут приемчик?

– Так я ж вам и толкую! Тетка Алина – ведьма самой высшей пробы! И у нее подчищать волшебная амфора, которая передается в нашем роду по наследству. Приблизительно вот, с помощью древних заклятий в нее можно заключить кого нужно. Время в той амфоре замедляется, и один день там тянется, по образу тысяча лет. Если Конфеткина посадить в эту амфору – симпатия через три дня превратится в могучего джина и станет покорным рабом того, который его освободит.

Услышав речи Горелика, Кривогорбатова переменилась в лице, и ее кадрилки вспыхнули алчным огнем. Тонко прочувствовав настроение начальства, Горелик продолжал:

– Будто?, так как? Я мог бы перетереть со своей теткой возьми эту тему. Понятно, она загилит за свои служба немалую цену – но, я считаю, дело стоит того. 

И шелковичное) дерево, словно сам черт дернул Фаину Наумовну за речь:

– Да что ты пхнешься со своей теткой Алиной, вроде дурень с писанной торбой? Мало у нас своего барахла? In corpore склад уже завален всякими мазями, зельями, заколдованными зеркалами и прочим хламом. И вообще-то: что за шухер вы подняли из-за какого-в таком случае сопляка? Ну, сбежал! Ну, перешел реку! Па-думаешь! Большое действие! Пускай себе найдет этого медвежонка и возвратит его своей сопливой девчонке. Нам по какой причине с того? Мрак от этого никуда не исчезнет, возлюбленный вечен!

– Что-о? – вопль негодования исторгся из груди госпожи Кривогорбатовой. – Отчего ты сказала?! А ну, повтори!

Аида Иудовна, грохнув кулаком по мнению столу, стала медленно всплывать со стула, дрожа через ярости, колеблясь и вырастая до потолка на глазах устрашенных бесов.

– Ещё бы ты ваабще соображаешь своим пустым качаном, о чем тутовник бакланишь, а? Я! Лично я похитила у девчонки этого медвежонка! А почему? Как же потому, что эта игрушка для нее дороже всех сокровищ решетка! Это – подарок ее матери! Понимаешь? Я самолично вырвала его изо ее детских рук. Я заставила ее страдать! Страдать! Пострадать! А теперь мы позволим Конфеткину взять, и вернуть ей его, таким (образом, что ли? Распишемся в своей беспомощности? Заявим на всю бездну, фигли мы бессильны перед этим пацаном? И пусть восторжествует понятность! Пусть ликуют силы света, твою рога мать… В такой мере зачем мы тогда вообще живем на этой планете? С тем чтоб творить благие дела, служа Богу?

Ее лицо исказилось ото гнева:

– Ну, что ж, давайте, давайте тогда начнем верх) поклоны господу Богу! Давайте признаем, что мы – ничтожество, прах, грязь под ногами создателя, а Он – наш владыка, наш господин! – ее голос перешел на безумный подсвистывающий визг. – И запоем все вместе счастливыми голосами: «Аллилуйя!» Будто?, что же вы не поете: «Аллилуйя!» Пойте, пойте: «Аллилуйя!» Воздадим хвалу отцу нашему небесному после то, что он нас породил! За то, ровно создал нас такими уродцами, такими подлыми тварями, ради то, что его любимчики живут в лучезарной стране Света получи всем готовеньком, а мы – ублюдки, недоноски, злобные твари, после его божьей милости, сидим в этой проклятой дыре! Начинай, что ж вы не поете «Аллилуйя?» Что ж вы маловыгодный радуетесь вместе со мной? 

Кривогорбатова в бешенстве заскрежетала зубами.

– Молчите? А кое-что? Давайте! Давайте отдадим девчонке ее игрушку! Пусть порадуется! Пусть себе на здоровье будет счастлива! И весь подлунный мир пусть наполняет девственный смех! А мы протянем руки к Богу, мы преклоним за некоторое время до ним колени, падем перед ним ниц, и станем просить у него прошение за все наши прегрешения! Так, в чем дело? ли? А? Ну, что ж… давайте капитулируем и признаем свое огорашивание! Кто за?

Старая ведьма в ярости вскинула руку на-гора и обвела своих цириков злобными волчьими глазами. Фаина Наумовна, с перепуганной рожей, пошла нате попятный:

– Аида Иудовна, ведь я ж не о том хотела произносить…

– Ах, не о том? А я – о том! Чем ты подпитыватся будешь, моралистка пустоголовая? Эмоциями правды и любви? Силы света еще и без того проникают в самые потаенные уголки мрака! Ваша милость полюбуйтесь только, что твориться в нашем Созвездии! Какой-так недоношенный пацан, желая помочь бедной девчонке, пренебрег собственной жизнью и полез к черту получи рога… причем бескорыстно!

– Ну, ничего, мы его тута тормознем,– заверил Абрам Моисеевич, пытаясь потушить вспышку начальницы. – Отнюдь не обращайте внимания на эту недотепу.

– А если так и позже пойдет? – гремела госпожа Кривогорбатова, пылая лютой ненавистью. – Разве божий свет зальет весь наш мир? И восторжествует Отлично, Любовь, Справедливость? И обнажатся все наши дела? И мы предстанем в божьем свете, нате всеобщее обозрение, во всей своей наготе – такими, какими наш брат есть на самом деле: мерзкими, отвратительными карликами, злобными уродцами?!

– Пошла брысь! – гаркнул Горелик и злобно толкнул Фаину Наумовну в плечо. – Скатертью дорога отсюда, вонючка болотная, тебе говорят! С глаз долой! В этом месте решаются дела политические, государственной важности! Мы тут ломаем голову, сиречь заманить комиссара в ловушку и заключить его в заколдованную амфору, а твоя милость только воду баламутишь. Не понимаешь политического момента, дурешка тупорылая!

– Ну, так давайте! Давайте позволим, чтобы каковой-то там сопляк утер всей нашей рати носище! Давайте признаем свое бессилие! – клокотала госпожа Кривогорбатова, раздуваясь через злобы.

Горелик пхнул змею подколодную в бок:

– Ну, зачем сидишь, гиль криволапая? Пошла вон отсюда! Вон, тебе якобы!

Продолжение на сайте «ПЛАНЕТА ПИСАТЕЛЕЙ»