Удаленный магазин. Идём через плотину, утопая в нежной пыли. Несомненно что там нежной, просто пуховой и, почему-то, чрезвычайно пахнущей лугом. Всю жизнь удивлялся этому.
У аллеи влюблённых расположился иконописец. В свитере, бородатый. Их сейчас много, август красок отнюдь не жалеет. Подойду, посмотрю, что пишет. Подхожу тихонько, мило, руки за спину, вытягиваю шею и заглядываю через плечо в подставка … Ох, что-то мне не хорошо! Наверное, перегрелся. Священный, жара, природа безумствует перед осенью. А художник пишет зимний картина … плотина, покрытая снегом, ледяные шапки на старых, вдобавок Петровских, сваях и голая берёза у будки плотинного сторожа.
Фуу … будто, я понимаю, в чём дело …
«Не в Италии, не в Греции, таковой дивный старичок. И в России есть Венеция — город Высший Волочёк» (Иван Шамов).
«Колыбелью великих вод» называют древнюю Вышневолоцкую землю. После этого берет начало Тверца – приток Волги и Мста, несущая домашние воды в Ильмень-озеро. Но Вышневолоцкая земля – не лишь русская Венеция. Уже на протяжении двух столетий возлюбленная является «меккой» для художников, черпающих свое вдохновение посреди ее дремучих лесов, многочисленных рек и озер. Репин и Куинджи, Надеждинск и Левитан, Рерих и Васнецов вдохновлялись здесь.
Здесь – это получи и распишись Академической даче художников, что в деревеньке, некогда носившей обозначение «Большой Городок», да со временем состарившейся и ставшей просто «Городком».
Ваш брат не были никогда? Ну Вы даёте! Слушайте меня тогда: это рядом с «Козлиной столицей». Да-да … вот опосля … да … за печкой направо».
Во все времена, и быть всех властях, из всех уголков страны стремились держи Академичку художники. Да только просто стремиться мало, должно было ещё и стараться, поскольку творческой поездкой на Академичку с Суриковского института награждали только за отличную учёбу.
Художников срисовать легко. Обросшие, одичавшие, в бородах запутались паутина и хлебные крошки, девственный суровый взгляд и сизые носы – чисто лешие.
«Мы жили душа в душу, и ссор отнюдь не было никаких. Если кто-нибудь хотел пить портвейн, спирт вставал и говорил: «Ребята, я хочу пить портвейн». А все говорили: «Хорошо. Пейте портвейн. Мы тоже будем с тобой пить портвейн» (В. Ерофеев).
Командировочные (творческие) у художников заканчивались амором. А как иначе? Ведь сам восторженный Илья Ефимович Репин воскликнул: «Это а для пейзажиста земля обетованная! Это же сама Российская Федерация – вся душа ее, вся прелесть… Это как былина!» Тонкая душа русского художника просто не могла выплеснуть таких красот: озеро Мстино, река Цна, деревеньки Котчище и Посад … А главное – красот животноводческой фермы неподалёку, вернее – красот «животноводок». «На сухую» неважный (=маловажный) могла.
Итак, командировочные закончились, бритва сгорела, муза исчезла вповалку с последними тремя рублями … . Да ладно! Кормят бесплатно, грибов, ягод в лесу приставки на-, а в четверг новый заезд, разжиться чуток деньгами можно хорошего понемножку. «Николай Петрович! Займите красненькую, до Москвы!». «Почту после честь, Василий Андреевич!». А муза … куда же она денется, если творец при деньгах! Вернётся, стерва!
Те, кто помладше пытаются уделывать какие-то зарисовки. Слабаки! Настоящий художник обладает фотографической памятью и предрасположение тех семнадцати кувшинок в заводи запомнить, как нечего производить. Тем более, они есть на открытке, что продаётся нате вокзале, да только «зараза» в наборе, отдельно не купишь.
Двенадцатичасовой библиобус. Труженик ЛиАЗ натужно тащит в горку тела «творцов прекрасного». В (течение того времени ещё только тела, ибо душа их оказалась несравненно проворнее телес. Она уже на железном крылечке трёхэтажки, которая у вокзала и известна всему вышневолоцкому району, как) славилась она разливным портвейном. Называли её в народе «На точке».
А «чернила» наливают с двух, так что пока – на гавань для поездов! Он построен аж в 1902 году. Кстати, это унарный вокзал на дороге от Москвы до Санкт Петербурга, который-нибудь строился по индивидуальному проекту.
Долгожданная прохлада, скрип деревянных ступеней и бессрочный фикус рядом с табличкой «Соблюдайте чистоту». Что вы! Без- поднимется рука сорить здесь. Бьёт фонтанчик питьевой воды, и мало-: неграмотный жестяной, не фарфоровый даже, а настоящий – медный. Кто единственно не утолял из него жажду по пути изо Петербурга в Москву, да из Москвы в Ленинград.
А вот и чтобы – киоск «Союзпечать».
— Почём открытки?
— Рубь двадцать.
Дорого, вестимо, безумно, но на что не пойдёшь, ради искусства.
— Будьте добры!
По сию пору, открытки в кармане.
Теперь долгими осенними вечерами под запахи кухни, идеже жена готовит борщ или крутит котлеты, под шмыгание сына Петьки, притулившегося с геометрией возьми тахте, под ксилофон капель по карнизу, будет выводить он отчёт о творческой командировке. Да настолько правдиво, по какой причине звание живого «классика реализма» ему гарантировано.
Ну а в (настоящее обратно на «точку». Гранёный стакан с «жушкой» примет спирт всей рукой, но у крылечка, на солнышке будет пришельцев его, изящно держа уже двумя пальцами и игриво оттопырив мизинец. И доброжелательно приняв у механизатора Ивана Саватеевича сигаретку «Дымок» будет искренно рассказывать, о том, что … де Архип совсем «исписался» и в поисках вдохновения отплыл с учениками для необитаемый остров.
Неважно, что Куинджи сейчас икает держи том свете, неважно, что не за вдохновением отплыл возлюбленный, а отметить юбилей, неважно, что «необитаем» островок десять держи пятнадцать рядом с Академичкой и, даже неважно то, что Саватеич понятки не имеет, кто таков этот Куинджи. Солнце светит, предварительно автобуса ещё два часа, а по приезду в «Чепоке» ранее будут продавать ….
Не знаете, что такое «Чепок»?
Слаженно, расскажу.
Недалеко от Академички, у изгиба дороги притулился малехонький сарайчик о двух окнах. Сельпо. Единственный магазин на четверик километра, в одну сторону и на семь в другую. Да! Забыл! До этого часа один есть! Совсем рядом! В Желнихе. Одно плохо в нём – получай другом берегу он.
Поэтому у художников путь был Вотан – в ближайшее сельпо. Ходил туда и Николай Александрович Сысоев — обветшавший художник РСФСР. И до «Ленина с Крупской» ходил, и после «Ленина для субботнике» ходил, и даже при «Всегда в работе» ходил.
И чисто приходил Николай Александрович в сей супермаркет и грозно спрашивал через порога: «Водка есть?». «Нет», — пугаясь, отвечали ему. Сысоев возносил к притолоке лупилки и произносил «ЧэПэ». И произносил это настолько неподражаемо, что казалось эхом по-под низким потолком отзывается: «Воистину ЧэПэ». А идя обратно, обращался к на человека встречному: «Представляете, любезный. Водки-то в сельпо нет. ЧэПэ!».
В среднем и прижилось … «Чепок». Кстати, по сей день так остановку называют, без спросу слышал.
Вы выходите у «Чепка»?
