Вини, крести, бубы, червы ….
— Э! Молодой! Не «крести», а «трефы»!
Фельетонист Александр Никонов, в одном произведении вспоминает:
«Я научился забавлять(ся) в преферанс в поезде, 18 лет от роду. Десять полет уже прошло с тех пор! Боже мой! Твою матушь! Мне было хорошо в 18 лет. Потому что если так я научился играть в просиранс. Пики-крести-буби-черви. В поезде. До пути следования со студенческой группой в город Магнитогорск, получи ознакомительную практику после первого курса»
Я научился раньше. Пуля вызывал мой глубочайший интерес с раннего детства основательностью подготовки к игре, таинственностью неведомых скрижалей, на хрен-то называемых «пулей», в конце концов, присутствием в игре живых денег, пусть себе и, как правило, невысокого номинала, играют-то свои.
Безбожно редко, но отец позволял постоять рядом с ним, показывал ми карты и пояснял: «Смотри, мы вот так пойдем. Подина вистующего с тузующего. А под игрока – с семака». Какая интересная забава, в отличие от «пьяницы», в которого они играли с бабушкой. Хотя для детей только иногда «пьяница», поскольку карты вообще-то – не детское развлечение, а уж преферанс – только для взрослых. Хитрые они, сии взрослые. Играют теми же картами, по тем а правилам (дама бьет семерку), но чтобы не хорониться от детей, придумали всякие непонятные названия: мизер, распасы, уплата, пуля, трельяж, бомба … какая такая еще бомба? Адская машина – в самолете же.
— А вот позвольте Вам, Борис Васильевич, снова «на погоны, паровозом? — отец хлестко, одной следовать другой, шлепнул оставшимися двумя картами по столу.
Погрустневший Болюся Васильевич начал собирать карты. Сейчас «на прикупе» спирт.
— А ты обманул, папа!
— Что? Я… обманул?! Придержи язык! Делать за скольких ты смеешь так говорить!
— Пап, но ты неточно пошел, — сквозь навернувшиеся слезы настаивал сын.
— Ха! И в духе же я по-твоему «неправильно пошел»? — уже тише спросил отец.
— Ты на сердечко бросил карту с крестиком, а причитается) был тоже сердечко, у тебя еще одна оставалась.
— До сего времени правильно я пошел! Без сопливых обойдемся!
— А мы сейчас проверим, — обрадованный Бориска Васильевич еще не начал тасовать карты и взятки лежали в праздник последовательности, в которой брались в игре.
Действительно, среди одной взятки сверху червах, затесалась трефовая девятка, тогда как взятка, следующая ради ней, состояла из одних «сердечек».
— Ничего себе! А каким ветром занесло ты знаешь правила?
— Да я смотрел и запоминал. Если, на выдержку, сердечки козыри, надо считать, сколько вышло вон в ту кучку. А карточная игра надо держать в руках по очереди, по значкам. Крестики к крестикам, сердечки к сердечкам.
— Ну-ка, верно.
— А у тебя одно сердечко неправильно лежало с ромбиками, следственно ты перепутал.
— Молодец! Похоже нашего полку прибыло! — смеючись, сказал отец и развернув меня лицом к двери, легонько шлепнул пониже спины, — Подите спать, преферансист!
И хоть «в наш тесный круг приставки не- каждый попадал», лет с 14-ти аксакалы меня начали отдавать самое дорогое к игре.
Аксакалы, это преферансная компания, которую я с детства помню, вроде неизменный антураж любой кухни в квартире, где проходили какие-либо семейные торжества. Стоило торжеству хоть сколько-нибудь перевалить за «зенит», от общего стола отделялась наказание группа, под предлогом покурить на кухне. С кухни они уж не возвращались. Туда вызывалась бабка и ей ставилась упражнение приготовить стол для игры. Приготовления заключались в сворачивании скатерти и подготовке закуски, впоследств чего бабка настойчиво выдворялась с кухни, куда плотно закрывалась портун. А как же! Главные враги преферанса – жена, скатерть и гвалт.
На столе рисовалась пуля, раскладывались ручки, ставились чашки, рюмки и хавло. Из напитков присутствовали водка и чай, заваренный дедом собственноручно. Это таинство он не доверял никому и лишь кому-в таком случае из внуков выпадало счастье ассистировать деду путем выливания старой заварки в очко и наблюдению за завариванием свежего чая.
Обозрев стол, признав его соответствующе убранным, а кухню «порытой извне» (плотно закрыта дверь), старикашка объявлял «преферансный полдень», то бишь – открытие клуба преферансистов.
Стало, краткая характеристика на членов сего почтенного клуба:
Кайфовый-первых, отец.
Отец играл в преферанс тоже лет с 14-ти и учил меня всему, уж на что молодец есть у вас и своеобразно. Например, лет до 16-ти обычным «поощрением» следовать заход с туза от пики под игрока, был несгибаемый подзатыльник. Постепенно, когда моя рука по размеру еще стала соизмерима с отцовской ладонью, воспитательный пыл поугас, и ограничивался лишь ругательствами, причем, надо отдать должное, допустимыми в приличном обществе.
Отче играл великолепно и я не припомню случая, чтобы он на худой конец раз остался в минусе. Когда я первый раз при росписи оказался в плюсе с хвостиком отца и самонадеянно заявил, что я выиграл у него, отец щелкнул меня за носу и сказал: «Выиграешь у меня, когда я в минусе окажусь». Сотворилось это через много лет, на втором этаже под своей смоковницей в Ульяновке, при игре втроем: отец, младший братишка и я. От случая к случаю при росписи у отца обнаружился минус, он со стуком бросил ручку, ни краснобайство не говоря ушел в другую комнату и лег спать, отвернувшись к стене и закрывшись одеялом с головой.
Кайфовый-вторых, дед.
Подпольная кличка «Валет Алексеевич». Журналист и полярник. Аккуратист и домостроевец. Мечтатель и любимец женщин. Одним словом — бабник. Гусарил он всегда и везде, несмотря на то, кое-что в конце 20-го века вокруг не наблюдалось ни муаровых платьев с плессировкой, ни лихих бивуаков.
Ступень за ступенью последствия лихой жизни начали сказываться и дед начинал заметать к середине игры. Для партнеров сигналом служило то, ась? он ставил на стол локти и начинал держать листочный веер обеими руками. Делалось это с двумя целями: так чтоб не выронить карты, когда заснет и не упасть самому. (то) есть правило, не удавалось ни первое, ни второе. Карточная игра выпадали из его ослабевших пальцев, мастями на рассматривание всему столу. Но бывали и так, что он как собака держал карты, поэтому начинал «выпадать» сам. Его чугунок склонялась все ниже и ниже, пока почти не исчезала из-за карточным веером в руках.
Нас братом это страшно веселило. Пишущий эти строки обзывались на деда «засыпуля» и, иногда разойдясь всерьез, ставили ему подо нос на возвышение чашку с нетронутым чаем, с нетерпением ожидая, иным часом рано или поздно, дед клюющим носом достигнет ее. Дедан окунался носом в чай, втряхивался ото сна, и непременно провозглашал: «Я мало-: неграмотный сплю! Чей ход?».
В-третьих, дядька.
Юрка, талантливый комментатор, отец троих детей, бессребреник, душа любой компании. Его пуля интересовал только с одной стороны – прекрасно провести время в душевной компании людей, которых возлюбленный всей душой обожает и они отвечают ему тем но.
Хотя, справедливости ради надо признать, для всех остальных сие тоже было главным фактором, как впоследствии и для меня, и угоду кому) брата и для многих-многих будущих поколений преферансистов.
Юрке было скучновато фальшивить размеренные «шестерные», поэтому, подвыпив (а разумеется, за столом, хана выпивали, «за первую бомбу», «за распасы», «за посадку», «за мизер»), начинал, объединение его собственному выражению, «ломать карту», а именно, заказывать мизер, неакадемично через круг. Поскольку обычно мизером и близко не обдавало, чаще рюмки поднимали «За посадку».
Еще, BMW и Марта Оскаровна.
Борислав Васильевич Миловидов и подруга деда с бабкой, учительница. Не могу помянуть ее без очков и сигареты.
Была когда-то за много лет) тому назад еще «Анна Портвеевна» (Петровна). Моя прабабушка, но я ее почти не не помню.
И, наконец, я. 14-ти, 16-ти, 20-ти, 22-х… и что-то около далее -летний. Мне сейчас 41 и в наш тесный кольцо мы принимаем далеко не каждого.
— Павел! Хорош ротозейничать! Твой ход! Червы — козыри!