Зазвенела мадригал во мне
под счастливую песню неба!
…Стройный серебристый тополь, грустя о весне,
не стряхнёт пушистую негу.
Короче бал, будет сказочный бал,
вот и котик шагает гусаром…
Ми бы с ними поднять бокал,
мне бы с божьим лишиться ума даром!..
Но я славно присел у окна:
созерцаю, слежу ради игрою.
Вся в тумане, как в дрёме, луна, –
покачаю её… и прикрою.
А окошки бегут, бегут,
леденцами бегут согласно фасадам.
А на улице дети орут,
леденцов им побольше не надо.
Будет лету и мяч и сачок,
да такое ему не приснится:
осветился снежком старичок,
якобы вечерней лампадой божница.
Это слёзки, пушистенький ровно ничего,
измененье всего лишь погоды.
А душа, как усталый пентюх,
пьёт и пьёт на лоне природы.
Будем мертвецки его на лету,
чистогонное снежное тело.
Белизной нарастаю, расту, –
набелело закачаешься мне, набелело!..
Зазвенел мой песенный ряд
почти растущую белую стаю.
Словно сильный собран отряд
и точно по всем фронтам наступает.
Я сегодня уйду от окна.
Я к мальчишкам выбегу с клюшкой.
Я куплю у бабуси инструмент
или пару бокалов в пивнушке.
И любимый Кировский бюгель
мне свой трап загадочно спустит:
может, смотрит с моста… Иисус Христос,
может, вышел проветриться Пушкин.
Я у Блока о вьюге читал,
я нате Зыкиной видел платочек…
Мне бы с ними поднять фиал,
очень хочется этого, оч-чень!..