Роет ходы зыбкие

Злой черный крот.

Кружева подземные

Ловко ткет.

Я – слепой израненный,

Стал отлетать.

Очи залепленные

Не разъять.

Боль ломает голову,

Сердце в огне.

Слышу, кто-то молится

Обо мне:

«Помоги, о Господи,

Ему взлететь!

Видишь, как он силится

Разбить клеть?»

Голос мягкий зазвучал

Словно прибой:

«Не страшись, будь радостен –

Я с тобой».

Карьера офицера зависела от многих факторов. Одним из основных считалось участие в общественной жизни части и соединения.

Общественная жизнь представлялась, в основном художественной самодеятельностью. Кто хотя бы в хоре не пел, не мог рассчитывать на успешное продвижение по службе. При этом такие вещи, как голос и слух и даже их полное отсутствие, в расчет не принимались. Стой и раскрывай в такт рот, больше от тебя и не требуется. Главное, чтобы водку в меру пил. И чтобы мысли дурные о правильности социального устройства в голову не лезли. Отвечай потом за тебя.

Но находились люди, которым даже такие несложные требования социума были не под силу.

Во второй эскадрилье служили два техника, которых вполне устраивало то положение, которое они занимали. Они не стремились ни к званиям, ни к должностям. В регулярных и злостных злоупотреблениях алкоголем замечены не были. Моральный облик не вызывал особых претензий и озабоченности со стороны командования и политотдела. Ходили они на рыбалку, охоту и вообще лес любили.

Но комсомольскому вожаку не жилось спокойно. Он постоянно приставал к этим двоим, желая вовлечь их в орбиту общественной жизни. Тут еще вскоре должен был состояться смотр художественной самодеятельности. И лишний номер только упрочил бы его положение. Ему светила должность секретаря парткома. А это звание майора и участие в дележе дефицитов. Он усилил натиск на двух друзей.

В конце концов они согласились выступить с номером под названием «Танец факиров», но с одним условием. На репетиции они ходить не будут. Номер у них хорошо отработан, и они его покажут прямо на смотре. Обрадованный их согласием комсомолец, скрепя, сердце согласился.

Полный зал. В первых рядах жюри во главе с главным искусствоведом – командиром дивизии. По обе стороны от него командиры полков, начальник политотдела, замполиты и одна женщина – завхоз Дома офицеров и, по совместительству, жена генерала. Пока все идет хорошо, и наш комсорг прикидывает как ему будет в майорских погонах. Получается, что неплохо.

Конферансье, прапорщик из дивизии, помощник начпо по работе с комсомолом. Он объявляет:

– Танец факиров! Смертельный номер! – и улыбкой успокаивает уже было насторожившего уши начальника политотдела.

На сцене появляется полуголый факир в шароварах. На голове у него красная чалма, а на чалме чурбак лиственницы. Из тех, что идут на дрова в титаны. Из бобинного магнитофона «Комета» звучит индийская музыка. В такт ее факир с чурбаком красиво танцует, ловко удерживая чурбак на голове. Минуты две все вполне благопристойно. Публика начинает скучать. Но вот в музыке появляются тревожные нотки, и на сцену выплывает второй факир. Как и первый, он в одних шароварах и чалме. Но по сцене движется почему-то боком, оставаясь к жюри лицом, и что-то прячет за спиной. Тревога в музыке нарастает, ритм ускоряется, и вот апофеоз. Второй факир выхватывает из-за спины огромный колун и с размаху бьет им по чурбаку. Чурбак раскалывается на две половины. Первый факир невредим, но из-за стола жюри выпадает в обморок командир полка и перепугано визжит жена комдива. Публика в шоке. Командира уносят. Концерт продолжается.

Комсомолец «шайбы»* так и не дождался, его перевели куда-то в нельготный район. А этих технарей-факиров уже не приглашали в художественную самодеятельность, оставили в покое и больше никогда не вносили в программу смотра художественной самодеятельности номер, предварительно не прошедший одобрения начальником политотдела.

* шайба – майорская звезда на погоне

Однажды – когда не знаешь,–

Ты будешь стоять нагой,

Ничтожный, всеми забытый

Под бледной круглой луной.

Ты будешь дрожать – увидишь!

На дикой лесной тропе.

Появится в небе филин.

Он будет лететь к тебе.

Большие раскинет крылья

Затмит желтеющий таз.

Укрыться ты не сумеешь

От круглых всевидящих глаз.

Он в сердце твое заглянет,

А в нем – чернильная тьма.

На длинных ремнях свисает,

В когтистых лапах, сума.

2

Где звезды угасли, и Время прошло,

И черные воды блестят, как стекло,–

Там старый Харон погружает весло,

Свое погружает весло. 

Везет в челноке он богатый улов –

Жонглеров никчемных напыщенных слов,

Безликих слепцов и глухих гордецов.

Сюда их теперь занесло.

Как бойко лилась их надутая речь!

Но кто же извлек свой блистающий меч,

Кто Словом людские сердца смог зажечь?

Сюда их теперь занесло. 

Лишь мертвых уродцев рождали они.

В шелка мертвецов наряжали они.

О славе суетной мечтали они.

Сюда их теперь занесло.

Где черные воды блестят как стекло,

И звезды угасли, и Время прошло,

Там старый Харон дополняет число,

Свое роковое число.

Август

Август, месяц августейший,

Лета красного венец,

Богатейший и добрейший,

Урожайный месяц-жнец.

Он неслышно эстафету

Жёлтой осени вручит.

И, вздохнув, закроет лето

На крепчайшие ключи.

Подготовит птиц к полёту,

Окропит траву росой

И благословит природу

На заслуженный покой.

У памятника легендарной тачанке

Легендарная тачанка!

Бронзовый порыв

Унесёт тебя отчаянно

В огненный прорыв.

За тобою песнь вдогонку

Птицей полетит.

Неожиданно и звонко

Пулемёт строчит…

Нет, наверно, это снится.

Свищут соловьи,

И пшеница колосится

Там, где шли бои.

Но тачанка настороже,

Кони начеку…

Всё быть может, всё быть может

На людском веку.

*  *  *

Всё же, больше дней погожих,

Чем дождливых.

Всё же, больше дней хороших,

Чем тоскливых.

Всё же, меньше дней похожих –

Больше разных

Всё же, меньше дел расхожих –

Больше важных.

Праздник души

Мне в детстве чёрт перебежал дорогу:

Я хулиганом был и сорванцом.

Но душу, к счастью, я доверил Богу,

Поэтому не вырос подлецом.

И срок отмерянный тяну я безотказно,

Там оступившись, там чуть согрешив…

Но каждый день я отмечаю праздник

Моей – спасающей всегда! – души.

Назидание

Помножь хорошие дела

На добрые поступки,

И не держи на ближних зла,

Не совершай проступки.

Во благо ум употреби,

Душой на боль откликнись,

Жизнь сердцем радостно люби,

С неправдою не свыкнись.

А если есть какой талант –

Не растеряй по крохам…

Судьбой нелёгкий жребий дан –

Завещанный нам Богом!

Сон

В последнее время с собою нет сладу –

Навязчивый снится мне сон:

Лесная опушка и озеро рядом,

Сквозь заросли виден фронтон,

И женщина видится очень уж смутно,

Я силюсь понять – кто она?..

А в доме лесном и тепло, и уютно,

Вечерняя в нём тишина.

Давно бы мужчине пора появиться –

У женщины ужин готов.

Одной ей тревожно и зябко, не спится –

Страх смотрит из тёмных углов.

А где ж тот заблуда? Пошёл – как за смертью,

Не сбился с дороги ли он?..

Я сам поспешил бы в тот домик, поверьте,

Но кто же досмотрит мой сон?

*   *   *

Скольких мы не любили

так любивших нас сильно!..

Мы давно их забыли, –

знать, судьба в том повинна.

А они выходили

за других вскоре замуж,

С ними счастливо жили –

языкам злым на зависть.

Муж привычен им верный,

но приснится сон дивный:

Тот давнишний, тот первый

нелюбивший любимый.

Сон-то сном, ну а слёзы –

полоснут душу лезвием…

Видно, муж – это проза,

а любимый – поэзия!

Что держит в этой жизни

День за днём тяну судьбы я лямку,

С каждым днём знакомых уже круг.

Я б за ними – вслед, но спозаранку

Мысль разбудит: «Как живёт мой друг?».

Я б не задержался в этом мире,

Где царит обман, где льётся кровь,

Если б в нашей маленькой квартире

Не ждала меня моя любовь.

Счёты с жизнью я свести готовый,

Всё равно всему приходит срок,

Если бы не дал я маме слово

Верить: за всех нас решает Бог.