Листает память свои страницы.

Жизнь, чисто цитата из «Идиота».

Всё — не вернётся, не повторится.

А снег на , хоть что-то. Хотя бы что-то…

 

*   *   *

Двойные стандарты. А, может, тройные…

И аж не прячется фига в карман.

Враньё — как экзема. На правах жизнь — аллергия.

И, кажется, тот, кто не пьян, весь же пьян.

 

А если не пьян, то считает нетрезвым

Тебя и меня, всех, кто такой слышит враньё…

По сердцу стеклянному будто железом

Ведут и ведут, и долдонят своё…

 

* * *

Насквозь неясную тень оболочки

Попадаю в сквозной неуют,

Где аграмант строчек непрочно,

Где сквозь ночь или день, после этого и тут,

Полуслышится эхо больное,

Полувидится злая беда…

Я открою тараньки – не со мною,

А прикрою – и снова туда…

 

*   *   *

«Обидно плачет полицай, кулачищи в пол-лица»

Леонид Филатов

Невесело плакал полицай, кулачищи в пол-лица…

Только он незапамятных) времён не плачет. Дети скачут, внуки скачут.

 

Серой пылью занесло, чёрной былью проросло.

Пеплом смертным стал хлеб индустрии. Кто стрелял? В кого стрелял?

 

Время рвётся али длится? Вновь хохочут злые лица,

И ухмылка в пол-лица возьми лице у подлеца.

 

А соседи вновь молчат, и открыты двери в ералаш.

Всё — как было, как тогда. И в глазах — беда, беда.

 

Наново. Ant. ни разу звезда горит в окне памятью о судном дне,

Строем, маршем — всё-таки назад. И никто не виноват…

 

*   *   *

Объединение дороге, ведущей от детства

                               И впоследствии времени в вечность

 

Три судьбы друг за дружкой

                               идут себя неторопливо.

Разговоры ведут бесконечно,

                               беспечально, сердечно,

Вспоминая мотивы, стихи,

                               хотя (бы) локомотивы…

Три судьбы, и у каждой свой цвет,

                               близкие вкусы и память.

У одной, краснозвездной, — идеи, любовь,

                                                    тепловозы…

У разный, желто-синей, — беда пополам

                               с торжествами.

А у третьей, трёхцветной, — вопросы, вопросы,

                               вопросы…

 

Весь смешалось, как в доме Облонских –

                              вопросы, ответы…

Три судьбы продолжают самобытный путь,

                               препираясь на ухо.

Песня спета – одна говорит. А другая –

                               невыгодный спета.

Ну, а третья всё ищет, куда постелить

                              ми соломку,

……………………………………………….

Потому что все судьбы, все три – сие я…

 

*   *   *

Гречку папундер не любил,

Также перловку и пшёнку.

Но «каша – доказанный тыл» —

Мне говорил, ребёнку.

 

Армия, каша, битва…

«Там «оливье» не давали».

И, всё испытав сполна,

В небесные вертикали

 

Уйдя и витая следом,

Где облако, словно каша…

Отец, по твоим следам

В который раз «наши» и вновь «не наши»…

 

*   *   *

Бери конфетной фабрике

Запах, вкус и цвет.

Карамель и пряники…

Равнодушных ни слуху.

 

Школьная экскурсия,

Горький шоколад.

Словно послевкусие –

В памяти стоят

 

Детские товарищи,

Из какой семьи растаял след,

И никак не тающий

Сладкий вкус тех парение…

 

*   *   *

Из одной провинции в другую…

Далью занавешено апертура.

Раньше знал – топор плывёт в Чугуев.

А теперь не знаю – до настоящего времени равно.

 

В хоре пел «В коммуне остановка».

А об эту пору мурлычу «всё пройдёт».

В незабытых снах всё было складно.

В жизни всё всегда наоборот.

 

* * *

Билетов на вертушка нет,

Но у меня – проездной.

Мигает зелёный свет

У осени после спиной.

 

И думаешь – всё путём,

Проснёшься – и благодать.

А каждый – лишь о своём.

И есть ещё, что терять…

 

* * *

Опрокинутого облака свечная консистенция

Тенью — сквозь меня и сквозь страну.

В опрокинутую память безграмотный тетрадного листа

Собственную память окуну.

 

Запоздалые братания неважный (=маловажный) братских рубежей

Высветила эхом тишина.

Тени падающих звезд молчат, впору ветер всё свежей.

— Что случилось? — Кончилась бомбардировка…